Насколько еврейским было ваше детство? На этот вопрос Анна Фрейд отвечала: «Больше, чем принято думать, но меньше, чем я помню». В этой шутке есть две крупицы правды: она иллюстрирует расплывчатые границы памяти, факта и интерпретации, которые психоанализ старался прояснить и нарушить, и подчеркивает основной вопрос, что называется, ab ovo. Ну и насколько?
Отец Анны Зигмунд Фрейд вне всяких сомнений был типичным венским евреем конца XIX века — ироничным интеллектуалом-аутсайдером, остроумным, склонным к литературным толкованиям, преданным как освобождающей силе науки, так и буржуазной общественной норме. К иудаизму же Фрейд, как известно, относился так же, как ко всем формализованным религиям: считал его проблемой — одной из многих, — которую его собственные открытия призваны решить и нейтрализовать. Поначалу он полагал религию невротическим выражением неразрешенных конфликтов между инстинктивными порывами и ценностями, диктуемыми обществом. Позднее взгляды его, изложенные в работе «Моисей и монотеизм» (1939), свелись к тому, что религия — иллюзия, проекция всемогущего и внушающего чувство вины отца на вселенную.Новая книга «Отвечая вопросом на вопрос» следует буквально по пятам за поворотами психоаналитической теории, что ныне позволяют изучать религию, понимать ее и работать с нею, а не просто ее преодолевать. Таким образом, гебраисты могут рассматривать психоанализ как источник понятий и методов, способных обогатить и их работу. Собранные в эту книгу статьи клиницистов, исследователей, литературоведов, библеистов и гебраистов размечают пути, на которых возможна встреча иудаики и психоанализа.
Многие работы сборника вдохновлены исследованиями британского аналитика Доналда Вудза Уинникотта (1896—1971). Для их авторов изображение детского развития — и, следовательно, взрослой жизни — может служить той линзой, сквозь которую жизнь религиозная представляется нескончаемыми переговорами и игрой между воспринятыми традициями и настоящей действительностью, между удалением от Бога и союзом с Ним. Так, вслед за Уинникоттом, некоторые авторы исследуют уникальную целебную силу еврейских траурных ритуалов — например, шивы. Для других авторов относительно свежие теории Стивена Митчелла, предлагавшего аналитику и пациенту вместе воссоздавать историю жизни последнего, дают возможность интегрировать религию в эти истории.
Некоторые классические еврейские тексты — библейские семейные повествования, талмудические пассажи о толковании снов или космическая родительская динамика, выведенная в Каббале, — кажется, так и напрашиваются на психоанализ. Но и юридические тексты, по мнению некоторых авторов сборника, могут только выиграть от психоаналитического взгляда на понятия дисциплины и желаний.
Само собой, пределы существуют. К примеру, одно из самых сильных эссе сборника обозначает те трудности, что испытывает психоанализ — с его упорной фиксацией на душе индивида — при объяснении антисемитизма как широкого общественного явления.
Психоанализ — всего лишь один (хоть и поразительный) элемент в наших стараниях понять окружающий мир, выстроить его и в нем жить. Едва ли Фрейд сказал последнее слово в науке о бытии человека. Но, пролагая весьма авторитетную дорогу к некой мудрости, он создал, по выражению Уистана Хью Одена, «полноправное общественное мнение». Однако был и остается ли психоанализ наукой подлинно еврейской? Позаимствуем выражение у Анны Фрейд: вероятно, меньше, чем воображают одни, но больше, чем помнят другие.
Источник: Jewish Ideas Daily, Иехуда Мирски//
И еще о психоанализе:
Поесть или психоанализ
Фрейд и другие венские евреи
Сантехнические работы, дорого
Бедный мальчик
Здравствуйте, доктор