Иерусалим услышал новую музыку. Душевность и бодрость марокканской еврейской литургической музыки (пиютов) слились в ней с импровизациями и синкретизмом американского джаза. На Израильском фестивале 2010 года впервые выступил «Новый иерусалимский оркестр».

На сцене они выстроились полумесяцем — семнадцать музыкантов с великим множеством инструментов: здесь не только традиционные виолончель, альт и скрипка, но и две арабские лютни (уды), духовая секция из трех человек, турецкая флейта (ней) и три вида арабских барабанов. За спинами у исполнителей — хор из двадцати человек. Среди певцов и музыкантов — мужчины и женщины, евреи религиозные и светские, ашкеназы и сефарды. В оркестре играет известный тенор-саксофонист из Нового Орлеана, но в луче прожектора — великий певец, исполнитель марокканских пиютов рабби Хаим Лук.

В программе концерта — пиюты, разобранные на части, восстановленные и запущенные в пространство аранжировщиком, дирижером и контрабасистом оркестра Омером Авиталем. В 1990-х он играл на нью-йоркской джазовой сцене, и его ценили критики, а последние десять лет он интенсивно изучает ближневосточную музыку, в особенности — музыку марокканских евреев. «Новый иерусалимский оркестр» — одно из первых его детищ.

Сплавив основные музыкальные элементы марокканского пиюта с блюзом, Авиталь берет оригинальные мелодии как лейтмотивы и вместе со своими музыкантами окутывает их слоями гармоний и импровизациями солистов. В результате музыка обретает чувственность, а иногда граничит с хулиганскими экспериментами — настолько контрастируют ее текстуры. Эйфория от грува не проходит, и ею подпитывается дикая и причудливая смесь тональностей, что взметается тучей брызг над вокальными арабесками рабби Лука. И вот когда музыка уже вроде бы должна взорваться, оркестр уходит в тень, и вперед выступают солисты.

Американский тенор-саксофонист Грег Тарди заканчивает один пиют блюзовым соло настолько странным и уместным, что впору представить себе, как Дюк Эллингтон впервые превратил «Танец Феи Драже» Чайковского в «Сахарную ромовую вишенку» и фея Драже отплясывала свой рождественский блюз. Еще один незабываемый миг: слепой мароккано-израильский поэт Эрец Битон энергично читает два своих посвящения рабби Давиду Бузагло, монументальной фигуре марокканского пиюта ХХ века. И ты понимаешь, что стихи не обязательно декламировать шепотом или бурчать себе под нос. «В погоне за собой, — нараспев читал Битон, — я догнал тебя, раб-би Да-вид Бу-загло!»

Вместе с антрактом концерт длился солидных два с половиной часа, но публика не желала отпускать «Новый иерусалимский оркестр», пока не отключат ток. Отчетливо сознавая важность этого проекта для культуры, Авиталь и художественный руководитель НИО Яир Харель сочинили для программы фестиваля краткий манифест, в котором отмежевались от доктрины Давида Бен-Гуриона, по которой формирование израильского еврейского самосознания требует стирания всех следов Диаспоры. Авиталь и Харель считают иначе:

После тяжкого испытания плавильным котлом и попытки выкорчевать из еврея изгнанника… мы стремимся… объединить прошлое с будущим, традицию с современным творчеством… [и] собрать воедино всех изгоев еврейской души, оказавшихся в ссылке не где-нибудь, а в Земле Израиля.
Однако Омер Авиталь — музыкант, а не полемист, и подлинная его цель — вернуть изгнанников домой лишь для того, чтобы они вместе свинговали. Благодаря щедрости нью-йоркского джаза, Авиталь это умеет; благодаря его личной щедрости, джаз теперь влился в еврейскую музыкальную традицию.

«Новый иерусалимский оркестр» вживую:

Источник: Jewish Ideas Daily, Арье Теппер//

Еще джаз на Букнике:
Как это звучало в Одессе
Как это звучало в Ленинграде
Как это звучало в Тель-Авиве