Пятьдесят пять лет назад родилась звезда — решительная и удачливая Марджори Морнингстар, «типичная американская девушка, к тому же — еврейка». По крайней мере, так ее описывал журнал «Тайм». Сегодня же характеристика зависит от того, у кого спрашиваешь. Для одних роман Германа Воука (Вука) «Марджори Морнингстар» (1955; рус. пер. — «Марджори» и «Марджори в поисках пути», 1995) — история романтического пробуждения голубоглазой еврейской красотки, для других — предостережение о том, что бывает, когда слишком стараешься забыть о своих корнях.

Наша героиня Марджори Моргенштерн родилась в 1916 году, на год позже своего создателя. Впервые мы с нею встречаемся в старших классах нью-йоркского колледжа Хантер. Она мечтает стать актрисой и пытается избавиться от того, что в детстве составляло саму ее суть, от всех заповедей и манер. Она англизирует семитскую фамилию («утренняя звезда» больше подобает актрисе), увлекается половой распущенностью, царящей в обществе, и пускается в многолетнюю погоню за «звездным» статусом. Все это — довольно безуспешно. В конце концов, отчаявшись увидеть свое имя на афишах, она успокаивается. Теперь у нее надежный супруг и дети. Она блюдет религиозные обряды.

Несостоятельность артистических амбиций Марджори принесла ошеломительный успех ее создателю. К тому времени у Воука уже был бестселлер — «Мятеж на “Кейне”» (1952), — но «Марджори» стала поистине бомбой. В свое время только «Унесенные ветром» продавались лучше, да и поныне роман Воука активно переиздается. Но дело здесь отнюдь не в писательском мастерстве. Роман идеально вписывается в ту литературную категорию, которую критик Пёрл Белл обозначила как «хорошие скверные книжки». Он остроумен и чересчур хорошо запоминается, однако написан неуклюже, рассчитан на весьма средние умы и вдвое длиннее, чем ему следует быть. Эта проза одновременно пресна и вычурна. Персонажи декларируют свои чувства так, будто читают меню в ресторане. Символические образы рушатся на голову читателя мультяшными наковальнями. На первых же двадцати страницах Марджори сбрасывает конь по кличке Прекрасный Принц. Мятущийся дух ведет нашу героиню по пути порока — первые сигареты, первая выпивка, дурная компания. За ними — омары, свинина и добрачный секс. Она влюбляется в повесу по фамилии Эйрман — и у него, натурально, ветер в голове. Вступив с ним в плотскую связь, Марджори нащупывает в темноте на тумбочке сигареты — и задевает стакан с водой. Он разбивается — словно в конце еврейской брачной церемонии. «Ужас, ужас, все было кончено»,— вот как описывает Воук вполне буквальную разрядку напряжения, Уступку и Падение Марджори.

Обозреватель Флоренс Кинг некогда отмечала, что в колледже в 1950-х ее «однокашницы-англосаксонки» так прочно идентифицировали себя с этой героиней-еврейкой, что «даже связывали сексуальное раскрепощение с послаблением норм кашрута». Однокашницы кое-что соображали. Сам Воук стал ортодоксом, когда ему было сильно за двадцать; через четыре года после «Марджори» он публикует «Это Б-О-Г мой» (тж. рус. пер. — Герман Вук, «Помню деда своего», 1979) — «рассуждение о еврейской вере», которому тоже предстояла долгая жизнь. Критики тогда заметили, что из-за кулис выглядывает религиозный апологет. В рецензии на «Марджори» Норман Подхорец обвинял автора в нечестности: «У того иудаизма, что требует особых законов питания и соблюдения еще каких-то норм, — кризис, и кризис не только из-за того, что над этими законами и нормами потешаются всякие Ноэлы Эйрманы».

В самом широком смысле и с самого начала «Марджори Морнингстар» прочитывалась и под политическим углом. Книга консервативна — это заметили все. Однако она консервативна не просто потому, что амбициозная мечтательница из Бронкса в конце концов оказывается миссис Милтон Шварц где-то в пригородах, но потому, что Герман Воук тычет нас носом: оказаться девчонкой Ноэла Эйрмана в Гринич-Виллидж вообще-то не фонтан. И омар, и секс, и освобождение — все это какие-то подставы. В журнале «Нэйшн» литературовед и критик Максуэлл Гайсмар отреагировал на восторженный очерк о Воуке в «Тайме» тем, что обрушился на эпоху — «Век Воука», для которого характерен «позыв к бунту, но не сам акт бунта; так Марджори… восстает против своей среды лишь для того, чтобы пристойно в ней раствориться».

Это правда, но не вся. Да, Воук уверяет нас, что величайшую радость Марджори несут приличные кошерные развлечения: полюбоваться закатом, потанцевать, почитать сценарии. Но складывается ощущение, что доказать это автор просто не может себя заставить. Если запретная еда, запретный секс и гнусные вертепы — такое надувательство и сплошная подстава, если все это совсем не в радость, какого же рожна его героиня так к ним стремится? Воук выбирает Мораль, а не Марджори, но потакает Марджори в ее попытках возобладать над Моралью и тем самым создает характер — назовите его хоть «пуританствующей сибариткой», — который интригует читателя гораздо сильнее, чем того желал автор.

И вот еще что. Марджори — не единственная такая мечтательница в книге. Все ее стремления развиваются на фоне столь же целеустремленной жизни иммигрантов. (Среди недостатков экранизации 1958 года — и тот факт, что от этого фона создатели фильма решили отказаться.) Отец Марджори, сирота, в 15 лет стал «клочком пены на гигантском валу эмиграции из Восточной Европы», а впоследствии своим трудом чего-то добился в производстве дамских шляп. Мать Марджори в ее возрасте говорила только на идише и не разгибая спины трудилась на бруклинской потогонной фабрике. Дядюшка нашей героини, персонаж Фальстафовых пропорций, работал ночным сторожем и посудомоем. «Но никель, Моджери, никель у меня-таки всегда бывал, чтобы купить тебе шоколадку, раз я иду в этот дом».

В книге «Это Б-О-Г мой» Воук пишет, что «даже недруги евреев давно признают прочность еврейской семьи». Родители Марджори долго и тяжело бились за эту прочность — и смогли предоставить детям образование и материальные блага получше тех, что были у них самих. Это хорошая, надежная жизнь ассимилированного рабочего класса, который постепенно становится средним. В свою очередь, дети Марджори плавно перетекут в верхние слои среднего класса. Можно много чего сказать о приобретениях и утратах по пути — как для мальчиков, так и для девочек. Но в чьих глазах все это — трагедия?

Так задумайтесь о судьбе решительной и неудачливой Марджори в день ее 55-летия. Анна Каренина, Джейн Эйр, леди Макбет и Кэтрин Эрншоу — они для всего человечества, они на все времена. А Марджори — только для нас, девочек.

Источник: Jewish Ideas Daily, Марго Лурье//

Еще героини (самоубийства и героина):
Примерь героизм на себя
Повесть о настоящем человеке еврейской жене
Что бывает, когда хорошая еврейская девочка портится окончательно

Упомянутые книги

Марджори Морнингстар