1897-й был важным годом в еврейской истории. В роскошном базельском отеле собрался первый конгресс сионистов. С гораздо меньшей помпой и в более скромных обстоятельствах в виленском подвале втайне основали «Идишер Арбетер Бунд» — Еврейское рабочее движение: при царизме социалистические организации были запрещены. В Нью-Йорке начала выходить газета «Дер Форвертс», чемпион по тиражу и длительности издания. В Одессе тем временем был основан первый и самый влиятельный сионистский журнал на иврите — «Ха-Шахар»; первоначально его редактировал Ахад Хаам. Теперь же благодаря новому занимательному и глубокому исследованию Сары Либби Робинсон «Кровь расскажет» историки имеют возможность добавить к списку событий 1897 года еще один удивительный пункт, в немалой мере повлиявший на дальнейшие события в еврейской истории. А именно — публикацию «Дракулы» Брэма Стокера.

Хотя Дракула и прочие вампиры никогда явным образом не идентифицировались как евреи, их окружает прямо-таки нимб антисемитских стереотипов. Безродные космополиты восточноевропейского происхождения, смугловатые, жадные до денег и чужой крови. Оценивая широкий спектр контекстов, в которых в конце XIX века европейская «научная» мысль поднимала вопросы крови и вампиризма (особенно социальный дарвинизм и криминология), Робинсон доказывает, что стокеровский «Дракула» апеллировал к широкораспространенным опасениям, связанным с притоком в Великобританию иммигрантов, говорящих на идише (и заодно еврейской крови).

Черты Дракулы отвечают «стереотипу еврея. У него нос крючком, кустистые брови, заостренные уши и острые уродливые пальцы. Что же касается особенностей поведения, Робинсон рассматривает его в контексте национального шовинизма, свойственного концу века: не англосаксы, в особенности евреи, рассматривались тогда как опасные интервенты, хранящие верность лишь своему племени. «Подобно многим иммигрантам, Дракула с огромным тщанием постарался влиться в культуру новой родины, смешаться с коренным ее населением — он изучал язык и обычаи этой страны… Больше всего его заботило, не выдаст ли в нем знание английского и произношение иностранца». Стокер подмешал в текст и опасения касаемо еврейского двурушничества. «Прямо называется лишь один человек, которого Дракула нанимает себе в помощь при побеге из Великобритании, — немецкий еврей по имени Иммануил Хильдесхайм — ‘еврей того типа, который выводят в [театре] “Адельфи”, с овечьим носом’*; его необходимо подкупить, чтобы он помог героям Стокера».

Робинсон утверждает, что цель ее труда — расширить фокус, сместить его с Дракулы. Зачастую блестяще она привлекает наше внимание к нередкому появлению вампирических метафор и опасений, связанных с кровью, еще за двадцать лет до издания книги Стокера. Они держались в общественном сознании вплоть до конца Первой мировой войны. Исследовательница привлекает свидетельства десятков немецких, французских и британских авторов (многие уже прочно забыты): все они ссылаются на мнимые политические и социальные угрозы, вызывающие страх перед вампиризмом и кровопусканием. Более того, свой отточенный взгляд Робинсон обращает на иллюстрации, числом более 30: они взяты из сатирических журналов того периода — немецкого «Кладдердатч», английского «Панч», американского «Пак» и из «Харперз Уикли». Дракула, тем не менее, возникает в каждой главе труда Робинсон, и книга Стокера цитируется обильнее других литературных источников. Единственный автор, удостоенный большего внимания, — Эмиль Золя. Это, разумеется, неспроста, ибо в его работах содержатся острейшие критические комментарии к политическим и социальным веяниям той эпохи.

К своим источникам Робинсон подходит тематически и синтетически. Она выкапывает из текстов метафоры, как-то связанные с кровью и вампиризмом, не занимаясь ни литературоведческим анализом источников, ни биографическими изысканиями в судьбах авторов. Такой широкий диапазон охвата призван демонстрировать, именно насколько изменчивым — и зачастую противоречивым — стало к началу ХХ века обвинение в вампиризме. На экономических фронтах евреев обзывали «капиталистами-кровососами» так же часто, как и «революционерами-анархистами», пожирающими саму общественную жизнеспособность старосветской Европы. Мифология, выросшая на крови и евреях, оказалась достаточно изменчивой и встраивалась в контуры любых политических, расово-националистических, псевдонаучных и религиозных теорий того времени. В последней области средневековая христианская мифология в части евреев и крови особенно явно выступила в печально известном «кровавом навете».

Синтетический подход исследовательницы крайне уместен. Однако его опасности нигде не проявляются так отчетливо, как в ссылках на Макса Нордау и его противоречивую работу «Дегенерация» в контексте антисемитизма социальных дарвинистов. Причудливым манером Робинсон представляет Нордау как «немецкого интеллектуала», отчего он выглядит скорее лишенным всяческих корней, нежели знающим и убежденным евреем, каким он и являлся. Читатели, не знакомые с этой фигурой, которую называли «раввином Герцля», почти наверняка останутся в убеждении, что Нордау был каким-то германским антисемитом, повернутым на теории социального дарвинизма.

А это патентованная неправда. После своего прочувствованного обращения к Сионистскому конгрессу в памятном 1897 году Нордау стал едва ли не самым влиятельным сторонником практического сионизма — и оставался им до своей кончины в 1923 году. Робинсон же ни разу не ссылается на его положение отца-основателя сионизма; это упущение выглядит вдвойне странно на фоне ее последующего развернутого описания цели сионизма — укреплять еврейское тело. Обращаясь к утопическому роману Герцля «Старая новая земля» как основному источнику, Робинсон умудряется не заметить гораздо более яркого классического эссе Нордау «Мускулистый иудаизм».

Несмотря на такое наверняка ненамеренное искажение наследия Нордау, Робинсон написала книгу, которая заставляет задуматься и упрочивает наше осознание всей мерзости «кровавых метафор». Как и полагается, об актуальности собственного труда она кратко пишет в заключении книги — упоминая недавние случаи изображения евреев в виде вампиров. Самый жуткий пример из приводимых ею — карикатура на израильского премьер-министра Ариэля Шарона: «Шаронкула» готов вонзить свои песьи клыки в шею невинной арабской девочки.

Однако слишком во многих пассажах этой прекрасной книги зловещим эхом отзываются недавние политические события. Многие до крайности очевидны, как хорошо известно тем, кто следит за демонизацией евреев в арабской прессе. Не так давно верховный комиссар ООН по Ближнему Востоку Ричард Фолк опубликовал на своем вебсайте злобную карикатуру — алчного еврейского пса.

И все равно — многочисленные темы, к которым обращается Робинсон, наводят на удивительные размышления о дне сегодняшнем. Упомяну лишь одну: исследовательница увлекательно обсуждает связь между «кровавым наветом» и шохетами — еврейскими резниками, осуществляющими ритуальный забой скота. В 1880-х под влиянием дарвинизма жестокость к животным стала очень заботить европейские либеральные круги, и были приняты законы, регулирующие забой скота.

В немецком городе Конице появление этих законодательных актов совпало с печально известным кровавым наветом на двух местных резников; евреи при этом характеризовались как «кровожадные звери». Этот случай привел к массовым призывам запретить убой скота, который бы не предваряло оглушение животного электрическим током. Робинсон пишет:

Особенно в Германии эта кампания свернула в сторону антисемитского поклепа. По мнению некоторых сторонников оглушения, евреи якобы получают удовольствие от своего метода ритуального забоя — он-де укрепляет их бесчувственность и жестокость. Пропаганда изображала их «кровопийцами», ошибочно полагая, будто евреи пьют кровь забитых ими животных.
Нельзя не связать эту историю с одним недавним событием. В Голландии ввели закон, запрещающий как еврейский, так и мусульманский забой животных. Предлогом для этого законодательного акта послужила «гуманная» забота о правах животных. Подобный «гуманизм» подробным образом освещается в книге Робинсон. Точно так же, как кровь прячется под кожей, пока последнюю не проткнут, метафоры крови и вампиризма слишком уж часто скрывают глубинную расовую ненависть и страх. Они прячутся под кожей общественного политеса.

Источник: Jewish Ideas Daily. Аллан Нейдлер — профессор религиоведения и директор программ иудаики Университета Дрю.


* Не стоит искать его в русском переводе Н. Сандровой — он загадочным манером превратился в Гильденштейна и несколько сменил внешность, хотя остался евреем (что довольно поразительно, учитывая общее качество этой работы). — Прим. пер.