Популярная еврейская литература в Америке начала заимствовать прочие еврейские литературные модели удивительно рано. Роман Эзры З. Брудно «Беглец», опубликованный в 1904 году издательством «Даблдей, Пейдж», — пожалуй, первый пример того, что исследователь Алан Минц назвал «романом отступничества». Это обширная хроника, написанная от первого лица в стиле еврейских художественных произведений и автобиографий XIX века. В ней повествуется о нищем и полном гонений детстве в Восточной Европе, об ограниченном и жестком раннем еврейском образовании, о знакомстве с грехом (который олицетворяют секс и Спиноза) и о столкновении с современностью, которое заканчивается необратимой утратой веры. Также Брудно поминает кровавый навет, значение еврейского просвещения (Гаскалы) и сионизм. Кроме того, в романе есть первое в англоязычной литературе описание погрома.
Эзра Зелиг Брудно родился в 1877 году в литовском (ныне белорусском) Воложине, где располагалась знаменитая ешива. Происходил он из уважаемой семьи раввинов — его прадед учился с Виленским Гаоном, — ребенком эмигрировал в США, посещал Йель и Университет Западного резервного района, в Кливленде занимался юриспруденцией, дослужился до помощника окружного прокурора и был известен как прогрессивный республиканец.
Однако планам Израиля не суждено сбыться — случается погром 1881 года, в котором уничтожаются все еврейские кварталы Киева. Придя к выводу, что в России его ничего хорошего не ждет, он отправляется на Запад и в конце концов оказывается в Америке. Там он вкалывает на потогонной фабрике, попадает под арест как анархист и наконец устраивается работать к христианскому миссионеру, который устраивает его в медицинский институт в обмен на некие услуги литературного свойства. В Нью-Йорке Израиль вновь встречается с дочерью мирового судьи и женится на ней — не меняя веру.
В отличие от романа Эммы Вольф «А все прочее равно», «Беглец» — не сентиментальный роман о смешанном браке. Скорее Израиль и его белокурая возлюбленная переступили через еврейско-христианскую вражду — в своем видении герой ухватывает взглядом краешек «символизма невинной крови», в пространстве которого они оказались. Ровно так же, как мученик Иисус — «символ Своего народа», жертвы «кровавых наветов» и погромов — символы всего еврейства. Тем самым женитьба на невинной христианской девушке для Израиля — не только обретение личного счастья, но и принятие и сохранение собственного символического статуса как еврея.
Если современный читатель не проникнется видением Брудно — «жизнь Распятого и жизнь моей расы меж народов, бок о бок», — причина здесь, вероятно, в том, что самая сильная сцена романа — погром в Киеве. «Улицу запрудили крестьяне — они размахивали руками, орали, изрыгали потоки проклятий. Так богохульствовать умели только потомки татар. Ненасытно кидались они на еврейские лавки и обиталища». Со второго этажа выбрасывают пианино. А чуть выше из окна высунулся крестьянин — он держит за ноги младенца и орет: «Лови! Лови!»
— Хо! Хо! Хо! Хо! — подбадривала его снизу толпа. — Скидай жидовского выблядка!
И под ликование завоевателей вопящий младенец взлетел высоко в воздух, словно мяч, и рухнул на мостовую, забрызгав кровью собравшихся зевак.
Погромщики волокут за ноги старика, а «седины еврея метут брусчатку, окрашивая кровью острые грани камней».
Жертвой этого погрома становится и сам Израиль — его чуть не убивают, когда он пытается предотвратить изнасилование еврейской девушки. Два месяца спустя, приходя в себя в доме у друга, он впервые узнает про сионизм. Друг объясняет, почему решил уехать из Европы в Палестину:
Нации, что учат любви во имя распятого еврея, сами не любят. Никогда. Крестоносцы, аутодафе, русский кнут, немецкая вербовка — все они во имя христианского братства стремятся к одному.
Однако, несмотря на то, что «сознание и еврейское самоуважение» Израиля были «подхлестнуты недавними зверствами», он не может уехать с другом, а вместо этого обращает лицо к Новому Свету и совершенно иной судьбе.
Короче говоря, Брудно, похоже, задумывал свою книгу как пропагандистский памфлет культурной ассимиляции. Но он так хотел противопоставить ее главной теме рассказ о киевском погроме и его уроках, так хотел показать, насколько хорошо владеет еврейской религиозной практикой, еврейскими источниками и еврейским слогом, что роман воздействует на читателя шире, чем планировалось первоначально. И тем самым становится важным предвестником таких более известных — и более совершенных — работ, как «Взлет Давида Левинского» Аврама Кагана и «Зовите это сном» Генри Рота. В то же время — и отнюдь не случайно — «Беглец» служит полезным напоминанием о неизменно важном факте: евреев в США никогда не терроризировали погромами или кровавым наветом.
Источник: Jewish Ideas Daily. Д.Дж. Майерс — историк литературы и критик, преподаватель Сельскохозяйственного и политехнического университета Техаса, автор блога «Общее место».//
И другая полузабытая литература:
Эмма Вольф
Майкл Голд
Герман Воук
А.М. Кляйн
