Впервые войдя в наш лифт, я удивилась: пять этажей — кнопки кнопками, а вот около циферки шесть — замочная скважина. В тот же вечер выяснилось, что весь шестой (он же последний) этаж принадлежит нашему квартирному хозяину и доехать туда можно только при наличии соответствующего ключа. «Ишь, кучеряво живет. Еще небось и выход на крышу приватизировал», — подумала я и тут же об этом забыла. И не вспоминала до самого мая. А в мае я впервые ощутила укол классовой ненависти, и вовсе не из-за абстрактного хозяйского пентхауса, а именно из-за того самого выхода на крышу. Потому что в мае в Тель-Авиве крыши оживают.

Все началось с того, что где-то в середине апреля в соседнем доме, который на пару этажей ниже, и чья крыша, соответственно, прямо на уровне моего окна, люди стали выходить наверх покурить или поговорить по телефону. Один раз я полчаса не могла оторваться от окна, когда какой-то эфиопский парень возбужденно мерил шагами крышу, разговаривая по мобильному на повышенных тонах. Сначала казалось, что он выясняет отношения с девушкой, но потом я отчетливо расслышала фразу «ВЕР ИЗ МАЙ МАНИ?!». Хотя, с другой стороны, чем не тема для разговора с девушкой.

С каждым днем людей на соседнюю крышу выходило все больше, и однажды один из них, видимо, не выдержал и снял себе там какой-то домик Карлсона, который я до тех пор считала трансформаторной будкой. Новый квартиросъемщик был явно доволен сделкой, что было видно невооруженным глазом: он вытащил наружу гигантский пуфик, обставил его по периметру горшками с цветами, вокруг выложил редкий ряд кирпичей в качестве заборчика и в получившемся таинственном саду прохлаждался каждый вечер. Один раз он включил песню Сиксто Родригеса, период острой любви к которому я тогда переживала, но на мини-петарды, которые я стала кидать на крышу в знак одобрения, почему-то обиделся и ушел в дом.

Другим вечером я, сидя за работой у компьютера, услышала приглушенные звуки музыки. На соседа с крыши это было непохоже: я уже успела выучить, что он предпочитает фолк-рок шестидесятых, а на этот раз с улицы доносилась отчетливая дискотека девяностых с Бритни Спирс, Дженнифер Лопес и — неожиданно — Фрэнком Синатрой в танцевальной обработке. Я вышла на балкон и обнаружила, что теперь ожила крыша дома напротив: большая компания там вовсю веселилась, танцевала и выпивала из красных пластиковых стаканчиков. Я помахала им рукой, они заметили и стали жестами показывать, что зовут к себе. «Вот доделаю работу, — решила я, — и обязательно пойду к ним танцевать». Увы, к тому моменту, как я закончила, музыка уже стихла и вечеринка рассосалась.

Впрочем, мне все же удалось попасть на крышу, но на другую: мы с подругой гуляли по бульвару Ротшильда после гей-прайда, услышали звуки живой свинговой музыки и подслеповато пошли за ними, как крысы за гамельнским крысоловом. В конце пути мы оказались в замешательстве: источник музыки явно был совсем рядом, но незрим глазу. Не успела я подумать про чудесный невидимый оркестр, как заходящая в соседний дом компания ребят заметила наше недоумение и позвала с ними на вечеринку на крыше: именно там был свинговый концерт.

С тех пор шло по нарастающей: что ни шабат, так кто-нибудь обязательно празднует на очередной крыше города свой день рождения, премьеру спектакля, конец учебного года, покупку надувного бассейна, наступление июня, распродажу йогуртов в супермаркете или просто решает потанцевать без повода.

В Москве крыши считаются особым хипповским шиком: если знаешь правильные крыши, умеешь туда пробираться, не боишься высоты и имеешь в рюкзаке бутылку портвейна, то запросто можешь вскружить голову любой старшекласснице. В Тель-Авиве же крыши при необходимости могут заменить собой почти что угодно: сад, танцплощадку, клуб, кафе, концертный зал, кинотеатр (видела, как на одной крыше ребята всю ночь проецировали на соседнюю глухую стену какой-то артхаус), спортивный зал (мой сосед недавно съехал, уступив свою трансформаторную будку девице, которая каждое утро устраивает на крыше сеансы йоги в компании пятерых себе подобных), фотостудию (проснувшись как-то в половине шестого, обнаружила на соседней крыше эротическую фотосессию в самом разгаре) и в определенной степени даже телевизор — это для неудачников вроде меня, которые своего выхода на крышу не имеют, но зато наблюдают из окна все вышеперечисленное.

Тель-Авив с легкостью обживает любую поверхность, после чего вся московская джентрификация кажется манерным хипстерским новоделом. Крыши в Тель-Авиве так же естественны, как собаки и велосипеды, виной чему благоприятный климат, баухаузная застройка и общая беспечность, вызывающая у меня порой в памяти известный анекдот про кубинцев и Фиделя.

Фидель выступает перед кубинцами:

— Уровень нашей промышленности ниже, чем у всех цивилизованных стран. Но мы ведь сможем его поднять, да, кубинцы?

— Да, Фидель! — дружно отвечает народ.

— Наше вооружение можно считать передовым только по сравнению с первобытными дубинками, но мы ведь сможем ещё показать нашу боевую мощь, да, кубинцы?

— Да, Фидель!

— Весь мир говорит, что мы умеем только петь, танцевать и трахаться, но мы ведь докажем обратное, да, кубинцы?

— Да, Фидель!

— Да, кубинцы?

— Да, Фидель!

— Да, кубинцы?

— Да, Фидель!

И кубинцы пускаются в пляс.