Почти 20 лет назад в 3-м выпуске сборника «Восток — Запад» подборку иерусалимских писем Андрея Белого разным адресатам поместил Н.В. Котрелев. В составе той публикации, среди прочего, были впервые напечатаны три письма А.С. Петровскому, близкому другу Белого со студенческих лет. В нынешнее издание вошли все семь писем Белого Петровскому из Иерусалима — самый полный свод палестинских впечатлений писателя.
Впрочем, «впечатления» применительно к Белому требуют оговорки. У всех символистов дистанция между наблюдением и обобщением невелика — Белый же сокращает ее и вовсе до минимума. Практически первая же подмеченная пейзажная деталь тотчас оборачивается посылом для эсхатологических предвосхищений:
«Горы Иудеи — недостроенный Град. Палестина — жива. Град — достроится…»
Через пару предложений та же тема развивается в несколько ином ключе — Иерусалим предстает пространством реализованной соловьевской утопии: «Церкви здесь уже соединились». По этой схеме — от частного к общему, a realibus ad realiora — «сделаны» и остальные письма.
Собственно еврейская тема занимает в них второстепенное место. Более того, она вообще не всегда осознается автором как нечто специфическое. Жители Иерусалима — евреи ли, арабы — по большей части вызывают у него одинаковые новозаветные ассоциации:
Впрочем, немногочисленные «еврейские» фрагменты переписки Белого с Петровским небезынтересны, ибо позволяют прояснить некоторые аспекты мирочувствования Белого на рубеже 1900-1910-х гг. [1] «Евреи здесь прекрасны. Иерусалим по Асе желтый и золотой: прекрасен: Луцк и что-то невыразимое», — пишет Белый Петровскому в открытке от 29 марта / 11 апреля. Парадоксальное, на первый взгляд, сравнение Иерусалима с Луцком получает продолжение в письме от 1/14 апреля: «Иерусалим: как радостен Иерусалим! Весь он пересекаем во всех направлениях менее, чем в 10 минут. Еврейский[2] квартал — Луцк»; и далее: «…евреи — то луцкие, то в лиловобархатных халатах и меховых шапках».
Ассоциация эта имеет вполне определенную мотивировку. В Луцке начале XX века евреи составляли около 60% населения. Под Луцком находилось имение родителей (вернее, отчима и матери) Анны Тургеневой — Боголюбы, где Белый гостил летом 1910 года, незадолго до отъезда за границу. Таким образом, впечатления от иерусалимских евреев вызвали в памяти писателя воспоминания о евреях луцких. Те и другие объединялись в его сознании как в равной степени далекие от европейской цивилизации, которую Белый в этот период ощущает главным своим — и России — врагом.
Антиевропеизм его, как и русофильство, резко обостряются во время отчетного путешествия, особенно в Иерусалиме. Иерусалимские письма Белого самым разным корреспондентам заканчиваются практически одинаково — «Ура России! Да погибнет европейская погань» (Блоку); «Да здравствует Россия. Да сгинет европейская мертвая погань» (Петровскому). «Возвращаюсь в десять раз более русским; пятимесячное отношение с европейцами, этими ходячими палачами жизни, обозлило меня очень; мы, слава Богу, русские — не Европа: надо свое неевропейство высоко держать, как знамя», — пишет он из Иерусалима издателю Кожебаткину.
В объяснение своего восторга от Иерусалима Белый описывает его как город, лишенный всяких следов присутствия цивилизации: «Мы ликовали, что в Иерусалиме нет автомобилей, что улицы здесь немощеные (часто), даже пыль приветствовали мы…» — сообщает писатель М. Морозовой. «Иерусалим несказанен, древен, вечногрядущ, сказочен» — характеристика из письма Блоку[3].
Неприятие цивилизации связывается у Белого с неприятием европейского «цивилизованного» еврея, во многом, по мнению писателя, определяющего лицо современного ему западного мира. Европа «ожидовела», слилась с «жидовством» до неразличимости:
«На днях девчонка-арабка замахнулась на меня бутылкой; чего же ожидать от мусульман: то, что они видят в Европе, есть канальство и гадость: жиды-ростовщики, лгуны, воры, бездарные святотатцы, чванные дураки… всюду суются среди прекрасных традиций прекрасных, ими не понятых стран».
Отсюда же загадочно-комичный «жид-англичанин» из внешнеполитической «грезы» Белого, изложенной в письме к одному из основных инспираторов его юдофобских настроений Э. Метнеру (апрель 1911): «…тройственный союз России, Германии, Франции … против жидов-англичан и монголов»[4] (всемирный жидо-монгольский заговор — мотив, знакомый читателю Белого и по роману «Петербург»)[5].
Потому-то и подчеркивает Белый в приведенной выше цитате — «евреи здесь прекрасны» (курсив мой — М.Э.), противопоставляя тем самым еврея (неважно — иерусалимского или луцкого), сохранившего связь со своим еврейством, а значит, и с культурой в ее противоположении цивилизации, еврею-космополиту — марбургскому профессору или петербургскому критику.
Примечания
[1] Подробно о взглядах писателя на «еврейский вопрос» в означенный период см. в практически исчерпывающей статье М. Безродного «О «юдобоязни» Андрея Белого» (Новое литературное обозрение, 1997, №28).
[2] В книге, видимо, опечатка — «европейский».
[3] Сходным образом русские путешественники описывали и другой «вечный город» — Рим, также любезный им за благородную обветшалость и пребывание вне исторического времени.
[4] Цит. по указанной статье М. Безродного.
[5] Любопытное сближение: в романе австрийского прозаика Йозефа Рота «Направо и налево» (1929) нацист Теодор Бернгейм называет главного героя — всемогущего еврея, вершителя судеб Европы Николая Брандейса — «монголом».
Другие путешественники об Израиле:
Эдвард Лир в Палестине
Американские гурманы об израильской кухне
