Как справедливо заметил автор этого труда, о положении католиков, мусульман и иудеев в Российской империи написаны горы книг, но практически нет исследований, посвященных сравнительному анализу «иноверческого» законодательства царской России. Поэтому желание владимирского исследователя А.К. Тихоновa взяться за подобную работу заслуживает всяческого уважения.
Увы, задача оказалась автору не по силам.
Во-первых, для столь обширного материала сравнительно небольшой монографии явно недостаточно. Многие интересные вопросы освещены схематически — например, отношение к бракам между православными и инославными. Из-за обилия материала автор иногда перескакивает с одного предмета на другой, и тогда повествование утрачивает стройность. Во-вторых, никакого сравнительного анализа в книге не обнаруживается. Католический, иудейский и мусульманский нарратив движутся параллельными курсами, почти не пересекаясь. Даже в тех случаях, когда параллели видны невооруженным глазом (например, попытка Александра I вырастить лояльное католическое духовенство, которое стало бы проводником русской политики, и аналогичные усилия Николая I на еврейской улице), автор проходит мимо, не останавливаясь.С последовательностью тоже дело плохо. В монографии приводится масса специальной терминологии на разных языках, но одни понятия автор старательно объясняет, а другие — почему-то нет. К примеру, несколько раз в книге упоминается так называемый «коробочный сбор» или «коробка». Я немного знаком с идишской литературой, и потому значение термина мне известно: это внутриобщинный налог на кошерное мясо. Но если читатель — специалист по исламу или католицизму, он, боюсь, так и не поймет, о каких таких коробках толкует автор.
Впрочем, это все мелочи по сравнению с другими удивительными свойствами работы Тихонова. Потому что — в соответствии с модной нынче тенденцией — автор попытался доказать, что политика царских властей в отношении религиозных меньшинств была в целом справедливой, а притеснения и ограничения вызваны объективными причинами — в частности, враждебностью иноверческого духовенства.
Совершенно очевидно, что для убедительного обоснования этого тезиса следовало бы пользоваться в первую очередь свидетельствами нейтральных или даже антиправительственных источников. Но Тихонов то и дело играет краплеными картами: обличает иноверцев на основании свидетельств, чья необъективность и предвзятость не подлежит сомнению. Когда речь заходит о Польском восстании 1863-1864 гг. и последовавших за ним антипольских мерах, он цитирует почти исключительно военного министра Дмитрия Милютина. Несомненно, Дмитрий Алексеевич был хорошим военным и вообще много сделал для России. Но о степени его объективности касательно польского вопроса можно судить по тому факту, что отряды повстанцев он называл исключительно «шайками».
Складывается впечатление, что критической работе с источниками автора не научили, а цитаты он отбирал по принципу «раз кто-то что-то написал, значит, так и было». И это ярко проявилось в главах, посвященных еврейскому вопросу. Да, автор пытается разобраться в этой сложной проблеме непредвзято, по возможности избегая антисемитских клише. Упоминая об эксплуатации крестьян евреями-арендаторами и перекупщиками, он считает нужным заметить, что «во внутренних российских губерниях подобное отношение к крестьянам проявляли доморощенные «умельцы». Но некритический подход к источникам приводит к тому, что Тихонов то и дело безо всяких комментариев цитирует до боли знакомое: о «талмудической морали», «эксплуатации гоев», «паразитизме», «ростовщичестве» и т.д. При этом концы с концами, естественно, не сходятся. Объясняя, почему евреи не стремились служить в николаевской армии, Тихонов упоминает якобы существующий в Талмуде призыв «проливать кровь только за землю Ханаанскую», однако несколькими страницами ранее пишет о воинской повинности евреев Западной Европы, где Талмуд был тот же, а вот массового уклонения евреев от призыва почему-то не наблюдалось.
Hе обошлось и без фактических ошибок. К примеру, Тихонов пишет, что «во внутренних районах России погромов никогда не было, хотя еврейское население там присутствовало», — очевидно, забыв, к примеру, о погроме в Ярославле в 1905 году.
Кроме того, автор, похоже, неважно разбирается в тонкостях еврейского закона и потому принимает на веру информацию из источников, в которых усомнился бы любой специалист. Например, загадочное утверждение царского чиновника Градовского, что где-то в Германии «браки евреев с иноверками были возможны, только если последняя имеет приданое не менее 500 талеров». Любой, кто имеет хоть смутное представление об отношении евреев к смешанным бракам, немедленно кинулся бы проверять эти в высшей степени странные данные. Тихонов же цитирует отчет Градовского с редкой невозмутимостью.
А вот еще пример: говоря о еврейской политике правительства, Тихонов несколько раз повторяет, что основной ее целью была ликвидация еврейской обособленности. Поэтому те евреи, кто проявил готовность к «интеграции», были якобы свободны от ограничений. Отчасти это правда: к примеру, евреи, получившие образование или отслужившие в николаевской армии, могли жить вне черты оседлости. Однако значительная часть антиеврейских ограничений — невозможность поступить на государственную службу или получить офицерский чин, процентная норма в гимназиях и университетах, — била в первую очередь как раз по этой прослойке.
В монографии Тихонова попадаются интересные и малоизвестные неспециалистам факты о бытии конфессий — например, о религиозной жизни николаевских солдат-евреев, или о так называемых «божничьих дозорах» — органах религиозного самоуправления, сменивших традиционные кагалы. Однако подобные сведения, во-первых, можно почерпнуть и из других источников, а во-вторых, их количество не компенсирует недостатков этого исследования. К счастью, оно вряд ли будет последним словом российской науки в изучении «иноверческого» законодательства царской России. Пусть лучше останется первым блином.
Еще:
Как праздновать Хануку тому, кто не хочет воевать с греками
Три имени Льва Нуссимбаума
Вопросы и ответы в семье Яновских
Измаил против Исаака
Shine on you new Даймонт
Ни Еллина, ни Иудея
Свет мой, зеркальце, скажи
Какой еврей не любит быстрой езды
Еврейский портрет в польском интерьере
Мы бескрылы