Иов. 40:20
Я пишу эту статью в самолете Барселона-Москва. Рейс задержали, и, когда мы взлетели, пассажиры были едва живые. Теперь они спят – те из них, кому не мешают детские крики. Я тыкаю по клавишам ноутбука, рассказывая о лучшей книге про путешествия, которую читал за последние годы.
Считается, что оптимальное начало для разговора про такую книгу - что-то вроде «Однажды журналистская судьба занесла меня в Тимбукту…» или «Мой хороший знакомый, вождь племени мау-пау, говорил мне…»
Жалко, думаю я, у меня не такой волнующий жизненный опыт. Но все-таки попробую…
Мой хороший знакомый, компьютерный математик из Северной Калифорнии, показал мне эту книгу в магазине Букбери. Книга была упакована в полиэтиленовый пакет вместе с журналом «Афиша. Мир», который я обычно даже не открываю.
– Я читал ее по-английски, и это совершенно прекрасная книга, – сказал мой знакомый.
Он известен тем, что мгновенно обживает любое место, где ему приходится жить. Через полгода он знает, где можно купить уникальную японскую жевательную резинку, в каком кинотеатре надо смотреть Rocky Horror Picture Show и по какой дороге стоит ехать к секретному бару-магазину, где собираются байкеры преклонного возраста и продают книжки битников и Ноама Хомски. Еще он умеет прийти в большой музыкальный магазин, порыться в ящике неликвидов, найти музыкальный сборник с невразумительным названием, где под номером пять или восемь окажется группа, о которой все заговорят года через два.
Иными словами – человек, рекомендациям которого нельзя не доверять. Особенно если речь идет о книжке под названием «Искусство путешествий» – даже если она выпущена в виде приложения к журналу «Афиша. Мир», который я последний раз открывал несколько лет назад.
Как нетрудно понять из названия, «Искусство путешествий» – книга о путешествиях. Она, впрочем, не похожа ни на путеводитель, ни на сборник эссе. В отличие от Петра Вайля или авторов Michelin, Ален де Боттон не журналист и не эссеист – он мыслитель. Журналист старается помочь будущему путешественнику, эссеист пытается красиво рассказать о том, что видел и прочитал; де Боттона привлекает сам процесс мышления. Предыдущие его книги были чем-то вроде философских романов, где история персонажей чередовалась с рассказами о традициях мировой философии. «Искусство путешествий» тоже лишено сюжета в привычном смысле слова: это девять глав, и каждая рассказывает о поездке автора и о разных писателях, художниках или философах, чьи рассказы о странствиях созвучны размышлениям самого де Боттона. При этом почти всегда эти знаменитости путешествовали где-то в других местах – и читатель избегает очевидных параллелей типа Гаити – Гоген или Париж – Генри Миллер.
Главный сюжет – не движение в пространстве, а движение мысли. Поэтому я и назвал де Боттона мыслителем: слово «философ» было бы еще уместнее, если бы его не скомпрометировали скучные, заумные или слишком экстатические авторы. Между тем греческий смысл старого слова как нельзя лучше описывает и автора, и читателя «Искусства путешествий» – эта книга для тех, кто любит мудрость.
Зачем мудрость читателям «Афиши. Мир»? В отличие от просто «Афиши», «Афиша. Мир» - чтение легковесное, как любой другой глянцевый журнал, так что какая уж тут, казалось бы, любовь к мудрости!
Впрочем, не хотелось бы ввести возможного читателя «Искусства путешествий» в заблуждение – книга де Боттона ничуть не похожа на толстые и (временами) скучные тома профессиональных философов. Возможно, потому, что вопросы, которые задает автор, неизбежно приходят в голову любому путешественнику.
Мы едем в другие страны для того, чтобы стать там счастливей. Мы считаем, что простое перемещение в пространстве может принести нам счастье. Неужели мы в самом деле так глупы? Ведь мы вообще-то знаем, что счастье – внутри нас.
Зачем же люди путешествуют? Из любопытства, чтобы быть ближе к природе, чтобы увидеть что-нибудь экзотическое, чтобы вырваться из привычных условий жизни – вот ответы, которые один за другим рассматривает де Боттон, вспоминая Бардабос, Хитроу, Амстердам, Мадрид и британский Озерный край. Так проходит пять глав из девяти.
В шестой главе Ален де Боттон оказывается в Синайской пустыне.
Эта глава кажется мне переломной. Она называется «О величественном» – но английское слово sublime многозначное. Оно означает также «возвышенное» и является одной из основных категорий эстетики (как минимум – европейской эстетики XVIII – XIX вв). Эдмунд Берк был один из первых мыслителей нового времени, заинтересовавшихся этим понятием. Следуя его известному эссе, де Боттон объясняет разницу между «величественным» и «красивым» (величественное связано с осознанием нашей слабости) и «величественным» и «могучим» (величественное лишает нас чувства безопасности: вол – могучее животное, а бык – величественное. Потому что сила вола – услужливая сила, а сила быка - разрушительная). Иными словами, sublime – это нечто прекрасное и пугающее, вызывающее священный трепет, ужас и восторг.
Разумеется, это религиозное чувство. Де Боттон цитирует Джозефа Аддисона, Томаса Грея и Ральфа Уолдо Эмерсона – но ни слова не говорит ни о Канте, ни о Гегеле, возможно, потому, что обоих больше занимало «величественное» в искусстве, а не в природе. Между тем Гегелю принадлежит прекрасное определение «искусства величественного» – «святое искусство как таковое, святое искусство по преимуществу, потому что оно воздает честь лишь одному Богу». В качестве примера Гегель, разумеется, приводит «иудейскую священную поэзию», то есть Танах, или Ветхий Завет.
Оказавший в Синайской пустыне перед лицом величественного и возвышенного, де Боттон неизбежно вспоминает что Господь пришел от Синая (Втор. 33:2), однако вместо того, чтобы еще раз пересказать нам историю Моисея, переходит к Книге Иова, где, как он считает, лучше всего выражена связь между Богом и величественным: «Когда божественная премудрость выходит за пределы человеческого понимания, праведники, которым созерцание величественности природы привило осознание собственной ограниченности, должны неизменно полагаться на то, что Господь знает, что делает».
Я не случайно написал, что эта глава – переломная: прочитав ее, по-другому воспринимаешь всю книгу. По сути, «Искусство путешествий» оказывается книгой религиозной: стремление человека выйти за пределы обыденности, обрести счастье, приблизиться к природе или увидеть величественный пейзаж – только разные формы тяги к переживанию религиозного опыта. Этот несформулированный вывод тем парадоксальней, что де Боттон считает себя человеком скорее светским, чем религиозным.
Тяга к путешествиям оказывается той удой, которой автор вытягивает из своего читателя левиафана Веры.
Три последние главы расставляют точки над i: де Боттон говорит о связи путешествий с искусством и красотой (детям советских семидесятых хорошо известен этот способ говорить о религии), а в финале выполняет неожиданный кульбит. Он рассказывает о книге Ксавье де Местра «Путешествие по моей спальне» (1790) и приходит к выводу, что путешествовать можно, не выходя из комнаты.
Впрочем, вывод этот парадоксален только на первый взгляд: если речь идет о том, что путешествие – способ приблизиться к Богу, то мысль, что Бог всегда рядом, не кажется такой уж неожиданной.
В самом деле: чтобы почувствовать Его близость, необязательно ехать в Израиль.
Разумеется, как всякая хорошая книга, «Искусство путешествий» допускает разные трактовки. Кто-то сочтет, что эта книга – о том, как приблизиться к себе, кто-то – что она о том, как понять свое место и свой масштаб в этом мире. А для кого-то это просто интересная книжка о том, как быть настоящим путешественником…
Кстати, одно из главных достоинств настоящего путешественника по де Боттону – открытость новому и непредвзятость. Вооружившись ими, можно путешествовать не сходя с места – и я обвожу глазами соседей по рейсу Барселона-Москва. Вот две блондинки спят, с трудом втиснув длинные ноги между спинками передних кресел. Вот пухлый отец семейства в шортах и майке дремлет, положив голову на плечо своей измученной миниатюрной жены. Она тоже спит, и только их пятилетний ребенок меланхолически вертит в руках пластмассового солдатика: глаза у малыша слипаются, но он не сдается. Спортсмены в одинаковых тренировочных костюмах галдят в хвосте салона. Все в целом – зрелище не столько величественное, сколько трогательное.
Вероятно, все эти люди – потенциальные читатели журнала «Афиша. Мир». Ожидая в аэропорту отложенный рейс или разыскивая в магазине путеводитель, они могут купить запаянный в пластик комплект: журнал и «Искусство путешествий».
Несколько килобайт назад я спросил – зачем этим людям мудрость книги Алена де Боттона? Настало время подумать, зачем эта мудрость мне. Ведь де Боттон учит непредвзято смотреть на жителей чужих стран, и учиться этому нужно не сходя с места. Поэтому я спрашиваю: откуда в последних абзацах моей рецензии снобистская уверенность в том, что я – чем-то лучше моих попутчиков? Что любовь к мудрости – только для меня? Что я один здесь такой умный, чтобы рассуждать о Гегеле и Канте, делая вид, что понимаю про величественное и возвышенное не хуже де Боттона?
Не надо задирать нос. Перед лицом хорошей книги читатели равны – а Ален де Боттон написал очень хорошую книгу. Читатель, открыв ее, не сможет оторваться – хотя назвать ее «остросюжетной» не поворачивается язык. Она интересная, неожиданная и парадоксальная. Может быть, слово «возвышенная» к ней тоже нельзя применить – но все равно она возвышает и радует.
В самолете или в отеле мы открываем голубенькую книжку, напечатанную на газетной бумаге. Мы узнаем, что в путешествие нас погнала жажда счастья, любопытство, надежда прикоснуться к Богу.
Дочитав книгу и вернувшись после отпуска домой, мы понимаем: как всегда, путешествие, о котором говорит де Боттон, – только метафора нашей жизни.
Жажда счастья, любопытство, надежда ощутить присутствие Божества. Открытость новому и непредвзятость. Это вещи не на две недели в году, а на каждый день. Если мы это поняли – значит, не зря читали де Боттона.
Значит, летний отпуск прошел не зря.
