Едва ли не все державы — участницы Первой мировой войны создавали национальные формирования, в рядах которых нередко сражались иностранные подданные, штыками и картечью добиваясь самоопределения. Под австрийским флагом сражались польские легионеры и украинские сечевые стрелки, русские создали армянские и чехословацкие части, немцы попытались собрать ирландскую бригаду. Не стала исключением и Великобритания, сформировавшая Еврейский легион, который воевал на Турецком фронте.
Национальные подразделения в основном возникали по инициативе снизу, и, как правило, для этого требовался целеустремленный фанатик, способный преодолеть консерватизм бюрократов и дипломатов, убедить штабных генералов, а главное — вдохновить на ратный подвиг своих соплеменников. У поляков этим человеком стал Юзеф Пилсудский, у ирландцев таким попытался стать Роджер Кейсмент. Еврейский легион был детищем Владимира (Зеева) Жаботинского, и его историю он впоследствии описал в автобиографической повести.
С началом войны Всемирная сионистская организация объявила о строжайшем нейтралитете. Жаботинский, по его словам, был с этим совершенно согласен — пока не узнал, что в войну вступила Турция.
В том, что Турция, раз она только вмешалась в войну, будет разбита и разрезана в клочья, у меня сомнений не было: опять-таки не понимаю, как могли вообще у кого бы то ни было зародиться на эту тему сомнения. Тут дело шло не о гаданиях, а просто о холодной арифметике, числовой и житейской. Рад случаю сказать это здесь, так как меня в те годы обвиняли в игре на гадательную ставку. В Турции я прожил долгое время газетным корреспондентом. Я держусь очень высокого мнения о газетном ремесле: добросовестный корреспондент знает о стране, откуда пишет, гораздо больше любого посла; по моим наблюдениям — нередко и больше любого местного профессора. Но в данном случае несложная правда о Турции была известна не только профессорам, а даже и послам. Что по всем счетам этой войны платить будет главным образом Турция — об этом у меня и сомнений не было и быть не могло.
В результате Жаботинский решил, что евреи непременно должны принять участие в войне против Блистательной Порты, чтобы затем, после победы, получить важные права и уступки в Палестине.
Предтечей Еврейского легиона стал Corps de muletiers — небольшой отряд погонщиков мулов, участвовавший в боях на Галлиполийском полуострове. Изначально Жаботинский был против, полагая, что еврейские части должны сражаться только в Палестине. Впоследствии, однако, ему пришлось признать свою неправоту:
Маленькому отряду в Галлиполи удалось пробить в этой стене первую щель, проникнуть хоть одним пальцем в это заколдованное поле зрения воюющего мира. О еврейском отряде упомянули все европейские газеты; почти все военные корреспонденты, писавшие о Галлиполи, посвятили ему страницу или главу в своих письмах, потом и в книгах. Вообще в течение всей первой половины военного времени отряд этот оказался единственной манифестацией, напомнившей миру, в особенности английскому военному миру, что сионизм «актуален», что из него еще можно сделать фактор, способный сыграть свою роль даже в грохоте пушек. Для меня же лично, для моей дальнейшей работы по осуществлению замысла о легионе, «Zion Mule Corps» сыграл роль ключа, открыл мне двери английского военного министерства, дверь кабинета Делькассэ в Париже, двери министерства иностранных дел в Петербурге.
Идею создания национального полноценного еврейского формирования для Палестины Жаботинский попытался осуществить сначала во Франции, а затем в Англии. В отличие от французов, английские политики и военные проект одобрили. Однако для того, чтобы легион стал реальностью, этого было недостаточно — необходимо было убедить потенциальных еврейских солдат. Между тем идея национальной еврейской части встретила массированное сопротивление: ассимилированные евреи опасались, что это может повредить интеграции, социалисты-циммервальдцы во главе с Чичериным, оказавшимся тогда в Англии, в принципе выступали против любого участия в империалистической бойне. Наконец, сами английские евреи искренне не понимали, зачем нужно идти в армию, если можно спокойно сидеть дома (воинской повинности в Британии не было). Тем не менее Жаботинскому удалось преуспеть куда больше Кейсмента, чья ирландская «бригада» не достигла и численности взвода. Еврейский отряд, насчитывающий несколько тысяч штыков, отправился в Египет и принял участие в боевых действиях в Палестине и Заиорданье.
Жаботинский записался в Легион и даже, в нарушение всех уставов, получил офицерский чин. В отличие от большинства легионеров, так и не понюхавших пороха, ему довелось принять непосредственное участие в боевых действиях: ходить в разведку, прорывать фронт, преследовать отступающих турок.
Патруль состоял из лейтенанта с двенадцатью солдатами. Тяжелые армейские сапоги надо было завернуть в толстые тряпки, чтобы не стучали, тряпками надо было закутать голые колени — а колючая флора той местности изумительно богата. За два часа до выхода лейтенанту вручали запечатанный конверт с подробным описанием маршрута. Иногда он сводился к прогулке по долине, но иногда вел и вверх по противной горе, подчас всего на двести футов ниже того места, где у нас на карте красным обозначены были часовые посты противника.
Военное значение Легиона, насчитывавшего несколько батальонов, оказалось, естественно, достаточно скромным. Не оправдались и надежды Жаботинского превратить Легион в ядро будущей национальной армии еврейской Палестины — сразу после окончания войны большинство легионеров демобилизовалось, а в 1920 году вышел официальный приказ о расформировании. После войны Всемирную сионистскую организацию возглавил блок социалистов и либералов, с которым Жаботинский вел непрерывную борьбу, закончившуюся расколом, и о еврейском Легионе старались вспоминать как можно реже. Тем не менее сам Жаботинский продолжал считать Легион едва ли не главным делом всей своей жизни.
Нравственное значение легиона ясно для каждого, кто умеет честно мыслить. Злая вещь война; но признание своего права на Палестину мы получили ценою войны — значит, ценою человеческих жертв. Сегодня никто не может бросить нам в лицо упрек: где вы были? Отчего не пришли тогда с требованием — дайте нам, как евреям, положить и свою душу за Палестину? Сегодня есть у нас ответ: «пять тысяч: и было бы много больше, если бы ваши начальники не тормозили нашего дела два с половиной гола подряд». Этому нравственному моменту нет цены: это и хотел выразить премьер Южной Африки Смуте, один из последних рыцарей на земле, и сам глубокий миролюбец, когда сказал: дать евреям биться за землю Израиля — это одна из прекраснейших мыслей, какие слышал я за всю свою жизнь.
