Двадцать тысяч. Примерно столько на сегодняшний день издано книг и монографий о Холокосте. Рассказать — еще не значит понять/объяснить, но, как минимум, озвучить то о-чем-невозможно-забыть-и-страшно-вспомнить. Иногда для этого нужен одержимый из другого мира, такой, как католический священник-француз отец Дебуа. Что он Гекубе, что ему Гекуба? Дедушка его во время Второй мировой был заключенным германского лагеря в Раве-Русской подо Львовом и вспоминал потом, что приходилось очень тяжело, жмых жрали, но другим, мол, было много хуже. В 12 лет, увидев в шалонской библиотеке альбом о Холокосте, Патрик понял, кого имел в виду дед. Достаточная ли это причина, чтобы отправиться в Украину в поисках очевидцев массовых расстрелов евреев? Для Дебуа, нашедшего за 17 лет более 750 мест массовых казней и записавшего 700 интервью со свидетелями — однозначно «да».
Вот старый пастух из Буска неуклюже пытается показать, как падали евреи в ямы головой вперед, и с обидой приговаривает: «Даже дрова так не бросают. Валялись вот так. Головами в землю». Замолкает, опускает глаза: «Немцы оставили в живых тридцать очень красивых еврейских женщин ... для удовлетворения. ...Когда немцы бежали из города, все эти женщины были беременны. Их не решились расстрелять собственноручно — вызывали команду из Сокаля».
Дебуа — не дипломированный историк. Да и его методы опросов свидетелей далеки от совершенства. Однако упомянутые женщины не фигурируют ни в одном из известных архивов и вряд ли их имена есть в базе «Яд ва-Шем». Все, что от них осталось, — результат случайной встречи команды Дебуа с пастухом, поздним вечером под дождем выпасавшего свое непослушное стадо неподалеку от местного кладбища.
История гибели общины Струсова Тернопольской области могла бы вызвать подозрение в литературной мистификации, если бы не свидетельства очевидцев. Песах-перевертыш устроили в этом местечке нацисты, приказав однажды вечером христианам повесить большие кресты на дверях своих домов. На рассвете солдаты выбили «еврейские» двери, ворвались в дома и расстреляли их обитателей. Старик-поляк, поначалу цедивший слова, в конце концов показывает Дебуа дом, где живут уцелевшие односельчане — два брата-еврея, всю семью которых уничтожили в тот день.
Здесь воспоминания молодости не греют душу, они ее бередят — слишком тонка была грань между пассивным наблюдением и соучастием. Село Бертники, уместившееся на улице в 200 метров длиной, — классический пример заговора молчания.
Мы останавливаемся около первого же дома. На лавочке сидят двое… когда женщина начинает говорить: «Вот как все было…», мужчина вспыхивает: «Молчи! Не разговаривай с иностранцами».
Из других домов выходят еще более пожилые люди. И каждый раз нам с широкой улыбкой отвечают: «Здесь ничего не было. Тут не было евреев во время войны. Не было расстрелов и братских могил не было».
…Все, мимо кого мы проходили, остаются стоять на улице, наблюдая, как мы подходим к их соседям. Постучавшись во все двери, мы, в конце концов, возвращаемся к первой паре. Муж выглядит очень неспокойным, тянет свою жену за руки и вдруг начинает кричать: «Мы скажем вам правду! Вот там, видите, слева, дом. Там он прятал евреев во время войны. Он прятал там многих. И каждый раз ночью он их убивал. Он душил их подушками. И когда они умирали, он их грабил и перевозил тела в карьер
В Польше аналогичные истории совсем недавно стали достоянием общественности, что, разумеется, не прибавило национальной гордости. Зато продемонстрировало, что общество достаточно созрело, чтобы справиться с подобным шоком. Украине еще предстоит пройти этот путь, если страна, конечно, решится на него вступить.
Хотя, будем справедливы, куда больше у Дебуа других историй.
Иногда расстрелы проходили под музыку — не из эстетически-садистских соображений, просто крики жертв надо было чем-то заглушить (в ход шли даже кастрюли). Поэтому на барабанщиков и прочих «ударников» был особый спрос. Во время акции в Новозлатополе одного из местных рекрутировали на традиционную работу — каждое утро бить в барабан. Однажды барабанщик не выдержал и бросился на полицая, избивавшего еврейского ребенка. Совсем скоро тело заступника уже лежало во рву вместе с телами евреев пятнадцати окрестных сел.
Я представил себе, что было бы с украинскими пейзажами, если бы удалось открыть все эти общие рвы и сделать аэрофотосъемку. Перед глазами открылось бы огромное кладбище безымянных могил, в которые были брошены мужчины, женщины и дети. Это не кладбище, а целый континент рвов
В соседнем с Новозлатополем селе жил музыкант, игравший на бубне. Его много раз забирали играть во время расстрелов. Однажды, после очередной акции, он увидел молодую женщину с ребенком, прячущихся за больницей. Когда немцы ушли, вернулся к этому убежищу и спас несчастных. Соседи помогли переправить их в Донецк.
И в аду есть свои праведники. Кстати, самого Дебуа сосуществование Б-га и Зла никогда не приводило в замешательство. Его первая курсовая работа так и называлась: «Б-жественное провидение, существование Зла». С другой стороны, когда после настойчивых попыток изгнать все человеческое (то, которое по образу и подобию), находятся люди, утвердительно отвечающие на вопрос «Сторож ли я брату своему?», — разве это не доказательство того, что Он существует?
Одним из таких сторожей — сторожей памяти, видит себя и отец Патрик. И пока голос крови Авеля взывает с небес, он будет колесить по Украине в своем миниавтобусе, чтобы Марии и Васили, Катерины и Степаны цепенели потом от откровений других Василей и Степанов, которые им в деды годятся. И затертое «никогда больше» уже не покажется банальностью.
Упомянутые книги
