Документальная экспозиция «Холокост от пуль: массовые расстрелы евреев в Украине 1941-1944» кочует по всему миру: она уже побывала в Париже, Нью-Йорке, Стокгольме и Брюсселе, в сентябре-октябре сего года — в честь 70-летия событий в Бабьем Яру — выставлялась в Киеве, а сейчас (до 17 декабря) выставка проходит в Харькове.

Проект «Холокост от пуль» базируется на изысканиях французского католического священника отца Патрика Дебуа, который, начиная с 2004 года, объездил сотни украинских городков и сел, встречаясь с очевидцами массовых расстрелов евреев и фиксируя их свидетельства о преступлениях нацистов. За эти годы команде Дебуа удалось обнаружить найти более 750 мест массовых казней и записать 700 интервью со свидетелями.

Деятельность священника в Украине благословил Папа Римский Бенедикт XVI, а в 2008 году президент Франции Николя Саркози наградил Патрика Дебуа орденом Почетного легиона. Дебуа возглавляет межрелигиозную организацию Yahad – In Unum, основанную покойным кардиналом Жаном-Мари Люстиже, бывшим архиепископом Парижским, евреем по происхождению, и председателем Всемирного еврейского конгресса раввином Израилем Зингером.

Главный спонсор выставки — где бы она ни демонстрировалась — фонд бизнесмена Виктора Пинчука, зятя экс-президента Украины Леонида Кучмы. На открытии экспозиции в Киеве меценат призвал соотечественников и Запад «посмотреть на нашу историю вместе, потому что это наша общая история, и она может объединить нас, если вынести из нее правильные уроки». Если в Западной и Центральной Европе Холокост ассоциируется исключительно с депортациями в лагеря смерти, то на постсоветском пространстве Катастрофа — это, прежде всего, массовые расстрелы. Что и пытается объяснить Пинчук Западу, включая украинскую историю (пусть и самые трагические ее страницы) в европейский контекст. Разумеется, ради европейского будущего Украины (в речи бизнесмена даже проскочил эпитет «светлого»). Символично, что «Украинский дом», где проходила выставка и прозвучала речь Пинчука, находится на Европейской площади Киева — пятачке, известном коренным киевлянам как площадь Ленинского комсомола, горожанам постарше — как площадь Сталина, в период оккупации именовавшемся Гитлерплатц, а в предвоенные годы — площадью им. Третьего Интернационала. И все это на протяжении жизни одного поколения — такая вот историческая преемственность.

В Украине параллельно существуют два нарратива Второй мировой войны. Советский, воспринимающий войну исключительно как борьбу и победу СССР над фашизмом, и национальный, в центре которого стоит история украинского подполья. И в обоих этих нарративах не нашлось места для феномена Холокоста. Советская историография вообще никак не выделяла еврейских жертв войны, а для национально ориентированных историков Украина той поры — это, прежде всего, поле битвы двух тоталитарных режимов. Убежденность в том, что главной жертвой этой битвы стал украинский народ, даже не требует оправданий: во-первых, своя рубашка ближе к телу, во-вторых, нацистская политика по отношению к населению на оккупированных восточных территориях в корне отличалась от поведения вермахта в той же Франции или Голландии. А существует ведь и особый «украинский счет» — Голодомор и послевоенная борьба с реальными или вымышленными украинскими националистами.

Поэтому ничего удивительного в том, что само слово «Холокост» появилось в школьных учебниках лишь в нынешнем году, а трагедия Катастрофы не стала частью национальной памяти украинцев. Тем более что политической нации у нас нет, даже на лингвистическом уровне: это в России еврей, татарин или калмык может сказать о себе «россиянин» — не отказываясь при этом от собственной национальной идентичности. В Украине же еще пару лет назад каждое публичное обращение президента к «своей нации» вызывало раздражение нацменьшинств. Да и вообще, слишком часто то, что для одного народа было торжеством национального духа, например, Гайдаматчина или Колиивщина, для другого становилось национальной трагедией. При желании можно предъявить претензии даже к тексту национального гимна:

Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці,
Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці.

Нравится это или нет, но более чем вероятно, что евреи в свое время занимали отнюдь не последнее место среди многочисленных вороженек.

«Мы не ответственны за прошлое, но ответственны за память о нем», — подчеркивает Анатолий Подольский — директор Украинского центра изучения истории Холокоста. Другое дело, что эту память планомерно уничтожали, о чем рассказывает другая выставка, подготовленная Музеем истории Киева и Центром исследования истории и культуры евреев Восточной Европы и прошедшая в Киеве в том же «Украинском доме», где и выставка «Холокост от пуль». Документы КГБ и ЦК КПУ, здесь представленные, куда раритетней отчетов эйнзацгрупп, выставленных командой Дебуа и давно доступных исследователям. В этих безграмотных докладных — свидетельство того, как украинская интеллигенция все-таки пыталась вписать Холокост в новейший украинский контекст.

Упрекать этих лиц «из числа творческой интеллигенции»: мол, хотели как лучше, но, как всегда, не получилось,— несправедливо. Слишком неравны были силы: Софья Власьевна умела «работать с населением», — и внесение корректив в расписание движения общественного транспорта 29 сентября — день годовщины трагедии Бабьего Яра — было самым скромным проявлением ее могущества.

Возможности отца Патрика Дебуа не в пример внушительней диссидентских. Священника-энтузиаста есть за что критиковать, что и делали в кулуарах профессиональные историки, отмечавшие отсутствие научного подхода в проведении археологических раскопок, опросов свидетелей и т.п. Правда, выпускник математического факультета университета Дижона и не претендует на место в ареопаге дипломированных «холокостоведов». Его миссия сродни культуртрегерству, а глотание архивной пыли (сотрудникам Дебуа, впрочем, и это знакомо) не способствует широкому общественному резонансу. Другое дело — шокирующие экспозиции с фотографиями, от которых хочется отвести взгляд, не менее откровенными свидетельствами очевидцев и — эти еще страшнее — грамотно составленными немецкими отчетами о «проделанной работе». Это цепляет и тех, кому набили оскомину речи из официальных еврейских или государственных уст с их затертым рефреном «никогда больше».

Школьники на выставке, впечатлившись увиденным, украдкой вытирали глаза. Для многих из них все это терра инкогнита. Одна юная киевлянка, видимо, впервые услышавшая о том, что происходило в Бабьем Яру, удивленно лопочет: «Так их тут расстреливали? А мы же рядом живем, в парке этом гуляем…». Впрочем, это искреннее удивление куда адекватнее многих комментариев под заметкой об открытии выставки в Сети. Судите сами:

Профессиональные борцы с антисемитизмом, разумеется, сделают из этого далеко идущие выводы. И будут неправы. Потому что достаточно открыть книгу отзывов, в которой отыщется и «чувство стыда за наше общество, страну», и призывы вроде «люди, будьте милосердны к немилосердной этой земле».

Плохо, конечно, что для всего этого, в страну, до сих пор не похоронившую своих мертвых, должен был приехать француз. И хорошо, что он все-таки приехал...

Это троеточие так и просилось в завершение материала. Но увязывая европейскую интеграцию Украины с ее «еврейской» политикой, самой Европе не мешало бы демонстрировать большую щепетильность. К сожалению, стереотипы в отношении Украины присущи многим западным журналистам и «экспертам». Недавняя статья Тома Гросса в The Guardian, возможно, приостановила разрушение остатков иешивы и синагоги «Золотая Роза» во Львове, но оставила неприятный осадок явными натяжками и ошибками. И все-таки только после этой жесткой публикации украинские власти приостановили строительство отеля к ЕВРО-2012 в непосредственной близости от еврейского квартала Киева, внесенного, кстати, в список мирового наследия ЮНЕСКО. «Это место важно для памяти сотен тысяч евреев, замученных во Львове. На этом месте даже большевики ничего не строили. Или же мы должны быть большими варварами, чем они?» — подчеркнула советница президента Анна Герман.

Вот она, точка отсчета. От советского (читай — варварского) прошлого — к европейскому будущему. В рамках этого вектора память о Холокосте будет трудно оттеснить на обочину национальной истории. Трудно, но — вполне возможно, если ставить знак равенства между европейским выбором и национально-освободительным движением, боровшимся за независимость Украины. Ведь идеология и методы этого движения были ближе к тоталитарным (читай — советским), чем традиционным европейским ценностям.