
Режиссер Михаил Теплицкий сам написал инсценировку и сыграл роль Автора, что понятно — ведь в повести «Иностранка» Довлатов одновременно и рассказчик, и персонаж, а также — мальчика Лёву, сына главной героини, и в придачу — попугая Лоло. Характерно, что и детсадовец Лева, и попугай Лоло «имеют сказать» в спектакле всего два слова. Два английских слова. Два нехороших, скажем прямо, слова, причем Теплицкий произносит их по-интеллигентски стеснительно и по-настоящему краснеет.
У Довлатова — густонаселенная повесть. У Теплицкого на сцене — пять актеров. Е. Шарова, Н. Туберовский, В. Землянский и И. Доманов мастерски точно и молниеносно перевоплощаются в разных персонажей, демонстрируя отменную сыгранность, словно виртуозы в хорошем джаз-бэнде, когда все наслаждаются общим ритмом, но в нужное время у каждого исполнителя — свое яркое соло.
Евгения Шарова, бесспорно, звезда «Контекста», в ее исполнении Маруся очень живая и разная: от наивной пионерки до отчаявшейся матери-одиночки. Ей веришь сразу, как там у Довлатова: «Я люблю таких — отпетых, погибающих, беспомощных и нахальных». Но в ней есть и смелость, и гордость, и внутренняя свобода, а еще — невероятное очарование. Всего вышеперечисленного достаточно, чтобы вызывать непреходящее раздражение у представителя общественности — страшненькой Косой Фриды, которую с каким-то мстительным задором и наслаждением представляет та же Евгения Шарова. Итак, герои этой катастрофической феерии крутятся, вертятся и порой застревают в наполовину стеклянных лопастях дверей-каруселей — то ли отель, то ли супермаркет, то ли редакция газеты… Антитеза этому — унылый образ Совдепии: спрессованная стенка из серых пиджаков и плащей (художник — Вадим Кешерский).

Глаза Маруси и Автора встречаются и вспыхивают, в них — понимание, боль и улыбка несбывшегося счастья. И все это происходит в условном сценическом пространстве, где актеры по большей части показывают своих персонажей, не сливаясь с ними до конца, где почти все монологи обращены к зрителю, на манер условного театра Брехта. Как Теплицкому и Шаровой при такой манере игры удается в полную силу проживать эти мгновения затаенной любви и невыразимой печали? Загадка. Но именно в эти мгновения нам уже не важно, про кого данная история — про эмигрантов или просто про любых не слишком удачливых людей. Латиноамериканец любит русскую интеллигентку, влюбленную в писателя, или же марокканец, или вовсе лесоруб Вася. Важно лишь то, что это те самые мгновения, ради которых только и стоит приходить в театр.
Фото: Ольга Дубова



