Что есть истина? — спрашивали вы. Этого, без сомнения, никто не знает, зато
нам, по крайней мере, известно, что есть ложь: это именно то, чему вы
научили нас.
Альбер Камю, «Письма к немецкому другу»

Мой друг, история — пустячная игра
Удача — сегодня, а завтра — дыра.

Из полузабытой песни

Дорогой Z,

я обращаюсь с этим письмом к тебе, потому что много раз — и устно, и письменно — мы обсуждали с тобой будущее России и то, что мешает нашей стране стать богатой и счастливой. Ты говорил, что корень зла — отсутствие однозначной оценки советской эпохи, нового Нюрнбергского процесса, общенародного покаяния и прочее.

Каждый раз, когда я спрашивал, что же имеется в виду под «однозначной оценкой» и в каком виде надо приносить покаяние, ты апеллировал к опыту Германии. Вот где, говорил ты, дана правильная оценка и принесено покаяние! Вот где, говорил ты, никто не посмел бы вывесить на улицах плакат с изображением Гитлера! Вот где выкорчевали все следы коричневой заразы, и потому-то Германия нынче крепко стоит на ногах, цементирует Европу и, как говорится, uber alles.

Скажу честно, этот пример меня никогда не впечатлял. Взять хотя бы запрет на отрицание Холокоста. Мы же с тобой все-таки либералы, дорогой Z, и мы должны понимать, что если закон запрещает обсуждать, открыл ли Америку Колумб, была ли Варфоломеевская ночь и сколько евреев сожгли в печах, то это первый шаг к прекращению тех самых либеральных свобод, которые нам так дороги.

При этом, ты знаешь, у меня нет никаких сомнений в том, что Холокост в самом деле был. Моя собственная бабушка родом из Польши, приехала в Москву в 1936 году. Из ее родных, которые не последовали за ней, войну не пережил никто. Ревизионисты, конечно, говорят, что это никакой не Холокост, а так — голод и болезни, но мне почему-то не верится.

Короче, я всегда считал, что не следует приводить в пример нацию, способную законодательно запретить обсуждение собственной истории. Но то было теоретическое знание — а тут я съездил в Германию.

Мы жили в прекрасном, пряничном городе Обераммергау, в котором никто не пострадал от Холокоста. Просто последние несколько сот лет в нем жили только немцы-католики, а евреев местные жители видели только во время рождественской мистерии. При этом актеры, игравшие евреев, были одеты в костюмы с рогами и хвостом. Мне страшно жаль, что в шестидесятые годы эти костюмы куда-то затерялись.

Но не будем о рогах и хвостах. Не будем о памятниках погибшим, о табличках, вделанных в мостовую, о городах, где совместными усилиями авиации союзников и послевоенных архитекторов не осталось и следа от многовековой истории.

Давай лучше поговорим о Дахау.

Все немецкие школьники в обязательном порядке ездят на экскурсию в Дахау. Я несколько раз спрашивал, зачем, и мне отвечали: «Чтобы это больше не повторилось». Мои собеседники не были немцами — они были иммигрантами, в лучшем случае — детьми иммигрантов, поэтому я не слишком на них наседал.

Так бы я, наверное, и не узнал ответа на свой вопрос, если бы в последний вечер нас с женой не позвали в ресторан двое наших немецких знакомых. Может быть, ты тоже их знаешь — они умные, интеллигентные люди и прекрасные собеседники. Назовем их Икс и Игрек.

Это был наш шанс, и в какой-то момент мы завели речь об экскурсии в Дахау. Икс и Игрек хором сказали: да, экскурсии нужны, чтобы это больше никогда не повторилось. Мы в ответ сказали: хорошему человеку и без экскурсии понятно, что сжигать людей в печах и морить газом неправильно. Но кроме хороших людей есть еще люди, которые на экскурсии в Дахау будут себя чувствовать, как серийный убийца на «Молчании ягнят». Ну то есть они будут думать о том, как бы самим это повторить, но избежать всех ошибок. Может, надо не сжигать, а закапывать? Не воевать с Россией? Не ссориться с Америкой?
Да и вообще: турок вокруг полно, а печи простаивают.

Короче, садисты и ксенофобы не изменятся от посещения Дахау, объясняли мы Иксу и Игреку. Они кивали, но твердили, как важно воспитывать молодое поколение по-новому, чтобы чудовищное прошлое никогда не повторилось.

Честное слово, ты бы порадовался, слушая их! Однозначные оценки, всенародное покаяние — все, что ты любишь.

С каждой новой рюмкой мы расходились все больше. В конце концов я рассказал, как мой восьмилетний сын спросил меня: «Папа, я знаю, что фашисты — плохие. Но что такое фашизм?» Я в ответ начал говорить что-то про теорию полноценных и неполноценных рас, а мальчик радостно воскликнул: «Да, я об этом у Жюля Верна много читал! Паганель объяснял, что австралийцы по сравнению с патагонцами — неполноценная раса!»

На самом деле, сказал я Иксу и Игреку, вам, немцам, не повезло. В XIX веке все великие державы исповедовали тот же людоедский расизм, что и Гитлер. Просто он немного припозднился…

- Да, — оживился Икс, — ты прав! У всех народов были темные пятна в истории! Всем есть чего стыдиться! Но, ты знаешь, когда я бываю в таких местах, как Дахау, я всегда думаю о том, что только мы, немцы, нашли в себе силы преодолеть наше прошлое! Когда я думаю об этом, я испытываю гордость за мой народ!

Не знаю, как я сдержался и не спросил милого и интеллигентного Икс, уверен ли он, что семья моей бабушки погибла, дабы немцы могли гордиться своим народом? Жена рассказывает, что я встал и решительно направился в туалет.

Я рад, что промолчал. Икс ни в чем не виноват. Это просто ты, дорогой Z, заблуждаешься, считая, что Германия преуспела в денацификации и исправлении ошибок.

Дорогой Z! Внимательный читатель, наверное, уже догадался, что тебя не существует в природе. Моя речь обращена, как водится, в пустоту, которой не найдешь на карте. В самом деле, кому я могу рассказать эту историю? Моей девяносточетырехлетней бабушке? Ее родным, от которых, наверное, не осталось даже могил? Моим детям — в назидание и с уроком?
Боже мой, какой тут может быть урок, какое назидание?
Нет уж, куда лучше выбрать в качестве адресата фигуру речи.

Я всегда говорил, что ни один народ не может сохранить память о прошлом, не превратив ее во внутренний ресурс, в источник силы. «Зато мы выиграли войну». «Зато у нас сильная экономика». «Зато мы нашли силы признать свои ошибки».
У меня, дорогой Z, нет ответа на вопрос, как страна может переварить свое чудовищное прошлое. Мы знаем, что России это не очень удалось; Германии, как видим, тоже. Боюсь, что индейцы скажут то же самое про США.

Создавать мемориалы и прилюдно каяться — это не значит чтить память погибших. Это значит умножать ложь. Потому что любой мемориал оказывается не памятником погибшим, а памятником высокой сознательности потомков палачей.

И уже много лет мне кажется: очень хорошо, что перед этой землей никакие премьеры, подтянувши штаны, не преклонят колени.

Твой Сергей

Еще об исторической памяти:
Холокост, Накба и прошлое, которое не уходит