Когелет Раба 10:10
Если притупится железо и если лезвие его не будет остро (килколь//), то надобно будет напрягать силы; мудрость же превосходит и исправляет это (Эккл 10:10).
Если твое учение стало тяжелым тебе, как железо, «и если лик (лезвие) его не будет остро (кильколь)» и не можешь ты объяснить сам, то — добудь его голосом твоим («коль»).
Одному из учеников рабби Шимона бар Иохая было тяжело в учении. Отправился он плакать на могиле учителя, оплакивая его после смерти. Плакал он много, и привиделся тот ему во сне. И сказал ему: «Брось в меня три камня, и я приду». Пошел тот ученик к толкователю снов и поведал ему случившееся. И тот сказал: «Пойди и скажи твой урок с третьего по три раза, и он придет к тебе». И так сделал, и так случилось.//
Рассказ этот, малоизвестный даже искушенному читателю талмудической литературы, затрагивает тему очень важную для ее создателей, тему памяти, ее потери и обретения. Современный человек, вооруженный устройствами для сохранения информации, склонен пренебрегать памятью, видя в ней нечто техническое и вторичное по отношению к творческому импульсу. Однако древние весьма почтительно относились к памяти. У греков Мнемозина была богиней мудрости, а все остальные музы — лишь ее дочерьми. И в еврейской культуре память — это некий дар свыше, от Бога. В талмудической литературе рассеяно немало рассказов, чей герой — как правило, мудрец и ученый, — совершив тот или иной поступок, теряет память, а следом утрачивает свою исключительность. Один из таких рассказов, герой которого недостаточно дорожил содружеством учеников и потому забыл свое учение, мы уже обсуждали здесь довольно давно, говоря об Эльазаре бен Арахе.
Наш сегодняшний рассказ весь построен на игре слов, которая, естественно, исчезает в переводе, и потому история кажется абсурдной. Однако он вполне стройный и верно иллюстрирует те тревоги, которые таят сердца талмудистов.
Толкование привязано к стиху из Экклезиаста, который провозглашает примат мудрости над ремеслом. Железо, которое есть высший продукт цивилизации, теряет со временем свою мощь, и лезвия ножей затупляются, так что все изделия, вышедшие из рук кузнеца, идут на переплавку, и лишь мудрость позволяет решить как металлургические проблемы, так и все остальные.
Это простое понимание слов Экклезиаста, но наш интерпретатор им не ограничивается. Наоборот, он усматривает в его необычной лексике намек на нечто более актуальное для ученика талмудической академии. Так, слово «железо» приобретает метафорическое значение и уже обозначает тягость безуспешного учения, слово «паним», означающее лезвие ножа, прочитывается как огорченное лицо ученика, не способного запомнить урок. Для «остроты лезвия» используется достаточно редкое слово «килколь», в котором толкователь не без дерзости усматривает намек на слово «коль», т.е «голос», и, таким образом, на рецепт преодоления бесплодного учения. Вознеси голос, и ты уже не один, и мудрость, упомянутая в конце стиха как антитеза ремеслу, становится следствием правильной учебной практики. Так истолковывается стих из Экклезиаста, а далее следует рассказ-иллюстрация. Речь идет о безымянном ученике знаменитого рабби Шимона бар Иохая, который к тому времени уже почил и был похоронен в галилейском Мероне, хотелось бы надеяться, невдалеке от того места, которое стало местом народного паломничества в наши дни. Могила этого мудреца, нередко упоминаемая в талмудических рассказах, была, видимо, важна его современникам, все еще далеким от того культа могил, который распространился в Новое время.
Следствием плача на могиле учителя становится визит учителя к смятенному ученику во сне. Рассказчик не говорит, что именно с этой целью отправился наш герой на могилу учителя. Но в талмудической литературе нередко описываются случаи, когда ученик держит ряд постов с тем, чтобы почивший учитель или мудрец былого явился ему во сне и помог разрешить мучительные вопросы. Возможно, и в нашем рассказе речь идет о такой практике. После смерти великого учителя его ученик более не преуспевает в учебе, и никто из живущих не может ему помочь. Поэтому ему необходимо вернуть хоть на мгновение учителя и получить мудрый совет. Но совет, который дает явившийся во сне мудрец, звучит почти святотатственно. Он велит ученику бросить три камня на могилу мудреца. Побивание могилы камнями есть акт уничижительный, который совершают с подвергнутыми остракизму. Ученик этого делать не должен, а если бы и отважился, дерзнул бы побить камнями могилу учителя, всякий свидетель этого действия неминуемо вмешался бы, и тогда бы кощуннику не поздоровилось .
Следует отметить, что у мудрецов страны Израиля отношение ко снам было амбивалентным. Сны современников, в отличие от снов библейских героев, не считались чем-то достойным доверия, и элемент божественного откровения в них не усматривался. Однако талмудические мудрецы, будучи толкователями библейского текста, понимали и сон как некий текст, пусть и не совсем сакральный, но поддающийся истолкованию. Толкование же есть процедура, придающая смысл тексту сна, ибо «каждый сон идет вслед за истолкованием». То есть не истолкованный сон не может быть вещим. Истолкованный же оказывает влияние на действительность и определяет будущее. Подобно психоаналитикам, мудрецы полагали, что язык сна символичен и повествует о чем-то сокрытом. Но, в отличие от психоаналитиков, мудрецы не думали, что сон говорит о прошлом или настоящем, но о событиях будущего, которые могут произойти — в случае верного истолкования, но могут и не случиться, если оставить сон не истолкованным. Потому, наверное, мудрецы и не чурались толкования снов.
Ученик не может просто так забыть о своем сне. Подобно тому, как непонятный библейский стих казалось бы вопиет: «Истолкуй меня», так и сон такого рода способен озарить последующую жизнь ученика новым светом. Конечно, если его правильно интерпретировать. Потому он идет к толкователю снов, который предлагает понимать сон с помощью игры слов. Учитель сказал по-арамейски: «Рамей кола», то есть: «Брось камень». Но корень «рам» на иврите означает «высь», стало быть «возвысь», а «коль» — «голос», значит, учитель хотел сказать: «Возвысь голос, услышь себя»! И троекратно, как велел учитель, повтори свой урок, и он, то есть урок, тебя более не покинет. Из характера лечения мы можем заключить, в чем была проблема ученика. Изученное не задерживалось в его памяти, но если в случае Эльазара бен Араха забвение было наказанием за излишнюю независимость и индивидуализм, то за что же потерял память ученик Рабби Шимона? Здесь следует заметить, что учить вслух и повторять изученное троекратно — весьма распространенное мнемоническое правило. Ученик вызвал учителя из небесной академии, тот говорил кодированным языком оракула, толкователь истолковывал смысл, который оказался трюизмом.
Разочаровывает? Отнюдь. Тривиальная мудрость не была оценена учеником до тех пор, пока он не обрел ее заново таким необычным способом. Ученик, видимо склонный к размышлениям и молчанию, пренебрег обычаем повторения вслух, известным ему с детства, так что знания его покинули. Забыть изученное — постоянная тревога мудреца, подобно тому, как певец боится потерять голос, а скрипач — слух. Прошлое, как известно, подобно иностранному государству, и в нем все делается иначе. Современный человек несколько меньше обеспокоен потерей памяти и уже не поклоняется Мнемозине, однако по-прежнему дорого бы дал за то, чтобы научиться не забывать.
