Они были гражданами Германии и, как многие немецкие евреи, гордились своей страной.
Зигмунд Рушкевиц в 1898 году приехал в баварский Вюрцбург из Данцига и основал торговый дом, занявший ведущее место в отрасли, насчитывая к своему тридцатилетию в 1928 году более 130 служащих, которые торговали на нескольких этажах всем, что душе угодно, от грампластинок до тончайшего белья и модных зонтиков. У Зигмунда было четверо сыновей, старший из которых принял участие в Первой мировой войне, был награжден за храбрость Железным крестом II степени и молодым скончался от последствий ранений.
Рушкевиц пользовался всеобщим уважением, был членом франконской ложи, участвовал вместе с женой в деятельности вюрцбургского еврейского культурного общества, а увидев в 1914 году на садово-парковой выставке, приуроченной к 100-летию присоединения Франконии к Баварии, фонтан, вызвавший всеобщее восхищение, он приобрел его и подарил городу.
Все изменилось после прихода к власти нацистов.
На семейное торговое предприятие обрушились массивные экономические репрессии, и Зигмунд Рушкевиц, смирившись, согласился в ноябре 1935 года на продажу своего детища истинному арийцу. Покупателем стал Йозеф Некерманн, сын вюрцбургского торговца углем, приятель сыновей Зигмунда, будущий основатель империи посылочной торговли и многократный олимпийский медалист, который, воспользовавшись ситуацией, сбил первоначальную цену почти втрое. Кстати, в 1938 году подобным же образом Некерманн стал владельцем преуспевающего предприятия деда Билли Джоэла, о чем певец не раз заявлял в печати.
Зигмунд Рушкевиц и его супруга переехали в Берлин и попытались покинуть Германию. Так как к тому времени английские учреждения неохотно выдавали немецким беженцам разрешение на эмиграцию в Палестину, с благословения гестапо были организованы нелегальные транспорты. Около 500 немецких евреев, среди которых и Зигмунд с женой, получили разрешение на отъезд в Чехословакию, откуда вместе с беженцами из других стран по Дунаю доплыли до Румынии, а там пересели на греческий корабль «Пасифик», ходивший под панамским флагом. Маленький пароходик был безнадежно перегружен, спальных мест и туалетов, еды и питья не хватало. Вспыхнула эпидемия тифа, супруги заболели и один за другим скончались. Их похоронили на еврейском кладбище в Гераклионе.
Семью разбросало. Один из сыновей еще в августе 1933 года отправился в Палестину, другой — в Южную Африку.
Еще один сын, Эрнст, прежде возглавлявший филиал семейного предприятия — магазин единой цены, вместе с женой Рут в январе 1936 года эмигрировал в Голландию, где попытался зарабатывать как коммивояжер. 2 ноября 1936 года в Гааге у них родился сын Ян.
Письмо Эрнста брату Гансу от 27 сентября 1941 года:
«Мы сейчас уже больше года живем в сельской местности (местечко Бодегравен между Роттердамом и Утрехтом) и нисколько не жалеем о своем выборе У жизни здесь много преимуществ, а для Яна — настоящее Эльдорадо. Ему уже пять лет, и он такой здоровяк, что ему дают от шести до семи. ...Несмотря ни на что, мы в хорошем настроении, эта война когда-нибудь закончится. Что тогда будет, известно Всевышнему, и бессмысленно ломать над этим голову. Мы молоды, и начнем еще раз сначала...»
10 мая 1942 года около 140 000 тысяч евреев, живущих в Голландии, среди которых было много эмигрантов из Германии, обязали носить желтые звезды. В июле начались депортации; к концу месяца уже около 6000 голландских евреев прибыли в Освенцим, большинство из них сразу же были отправлены в газовые камеры.
Транзитным лагерем, из которого уходили составы с обреченными, стал Вестерборк, первоначально организованный как лагерь для бежавших от нацистов немецких евреев. Именно здесь содержалась семья Анны Франк.
В середине октября 1942 года пришел черед и семьи Эрнста Рушкевица. Все, что с ними потом произошло в Вестерборке, польском лагере Козеле и в различных вспомогательных лагерях Освенцима, где немецкие фирмы использовали рабскую рабочую силу заключенных, Рушкевиц лаконично и педантично записал в дневнике на страницах маленькой адресной книжечки.
В 1943 году Эрнст попал в трудовой лагерь Блеххаммер.
Из письма инженера Вильгельма Биля от 8 декабря 1947 года, адресованного Луизе Рушкевиц, тете Эрнста:
«...По поручению одной западногерманской фирмы я руководил в Блеххаммере монтажом большой установки по сжижению угля и наряду с другими рабочими, которых мне предоставило руководство, получил бригаду из шести евреев. Среди них был ваш племянник Эрнст Рушкевиц. Вы же помните, что во время моих командировок в Рур я бывал у вас, чтобы рассказать о нем и забрать деньги и продуктовые карточки, которые вы для него доставали.
22 января 1945 года после прорыва Красной армии на востоке мы должны были покинуть место работы. Из еврейского лагеря в те утренние часы долго слышались выстрелы. Там, как обычно перед отправкой, сначала было покончено со всеми больными и неспособными к передвижению. Я уехал на тракторе-тягаче, и позже нам встретилась колонная евреев, которые двигались по снегу рядом с проезжей дорогой под усиленным конвоем эсэсовцев. При чудовищном количестве беженцев в эти дни было невозможно где-либо найти место для ночлега, поэтому с уверенностью можно предположить, что заключенные должны были провести ночь под открытым небом. Все, кто в результате изнурения или голода не мог двигаться дальше, были застрелены».
Именно Вильгельму Билю доверил Эрнст перед отправкой свой дневник. Сейчас он хранится в Центре еврейской истории и культуры Нижней Франконии.
К началу марша смерти заключенных Блеххаммера на запад Эрнст был еще в относительно хорошем физическом состоянии, пережил тяготы пути и 2 февраля 1945 года попал в концентрационный лагерь Гросс-Розен, где через пять дней заключенных погрузили в товарные составы и отправили в Бухенвальд. Там 31 марта 1945 года он погиб, так никогда и не узнав, что его жена и маленький сын Ян, к которым Эрнст обращался на страницах своего дневника и надеялся вновь увидеть, еще в октябре 1942 года прямо из транзитного лагеря Козель были отправлены в газовые камеры Освенцима.
Когда мы опять увидимся? Что я только не предпринял за эти четыре недели, чтобы узнать где вы, все безуспешно! Погрузили в грузовики, я лежал под чемоданами, мне почти переломало ноги! Приехали, много промышленных предприятий, шахт. Марш через город, встреча с польскими евреями, нашими предшественниками, бараки, караульные, прожекторы. Перекличка на плацу, зарегистрировали, распределили по баракам. В нашем бараке 24 мужчины, большинство из Гронингена на севере Голландии, меня назначили главным. Замечательная погода, великолепный ландшафт. Хорошая еда: капустный суп с тмином.
2 ноября 1942 года. День рождения Яна. Мне тяжело на сердце. Нашел сигарету, выкурил за его благополучие.
3 ноября 1942 года. 172 человека едут со мной в Гляйвиц. Это значит, что мы будем работать на фабрике.
5 ноября 1942 года. Моя бригада подарила мне сигарету. К картошке в мундире у меня есть еще кусочек сухой колбасы; это мое меню в честь дня рожденья, можно язык проглотить. Только не думать!
10 ноября 1942 года. 10 сооружений, огромный комплекс. Фирма Рёллеке и Ко, Дортмунд. Рабочее время с половины седьмого до половины пятого. Вечером смертельно усталый, рано в постель.
17 декабря 1942 года. Как ни странно, мне не удается представить твой голос, а песенку Яна и то, как он говорит «Папочка», я слышу. В последние дни безумно скучаю по вам. Старший инспектор вчера пообещал переписку в следующем году. Он был доволен лагерем, особенно низким числом больных и общей чистотой. Мы должны получить книги, игры и музыкальные инструменты. Доктор Симонс сказал ему: «Скажите нам, где наши семьи и разрешите написать, это будет лучше.»
18 декабря 1942 года. Экскаватор не в порядке, продолжаем рыть котлован лопатами. Как будет с Рождеством, сколько нам дадут свободных дней? И смогу ли я в это воскресенье выспаться? Ты не должна видеть, как я выгляжу. А ведь по сравнению со многими другими я еще роскошествую.
21 декабря 1942 года. Ежедневно со своей матерью, которая приносит мужу еду, на стройку приходит мальчик пяти-шести лет. Малыш напоминает мне о Яне, и это постоянно доставляет сердечную боль.
22 декабря 1942 года. Доктору Заксу 48 лет, он выглядит на 20 лет старше. Все мои носки сейчас разорвались. Дырки на пятках размером в бильярдный шар, если бы ты меня увидела, то разревелась бы. Если бы разрешили тебе написать, то это было бы самым прекрасным рождественским подарком.
25 декабря 1942 года. Прекрасный сон, мы втроем опять вместе в Гааге, но гонг неожиданно меня разбудил.
26 декабря 1942 года. Девятая годовщина свадьбы. Подъем в пол-седьмого. Холодно, но ветра нет. Утром разгрузили вагон. Вечером до 11 часов разговаривали с доктором о Вюрцбурге, это был прекрасный день, хорошо отдохнул и думал только о Вас обоих.
30 декабря 1942 года. Снег высотой пять сантиметров, не так холодно, как вчера, тихий день. У девяти человек водянка ног.
31 декабря 1942 года. Накануне был ужасный день. Коен упал без сил, оставался лежать в снегу вопреки всем уговорам. В 12 часов его забрали, и он умер по дороге в лагерь. Доктор пытался полтора часа безуспешно вернуть его к жизни. В лагере траур. Поминальная служба в бараке. О новогоднем настроении больше нет и речи.
1 января 1943 года. Поток пожеланий счастья. Рефрен: скоро домой к жене и ребенку! Снег идет и идет. Я постоянно вижу перед собой Коена, который сейчас лежит в угольном подвале. Ему было 35 лет, трое детей. Он был для бригады и меня балластом, но такого конца ему никто не желал. Приготовил картофельное пюре; я бы хотел, чтобы его съел Ян; получает ли он достаточно еды чтобы развиваться? Что принесет 1943 год?
2 января 1943 года. Кто-то видел на дороге 20 еврейских женщин, идущих в свой лагерь; невозможно представить, что ты с Яном можешь быть совсем рядом!
10 января 1943 года. Лагерная песня восточных евреев в свободном переводе с идиша, жаль, что я не могу записать красивую печальную мелодию:
В Глайвице тесно и забор на засове, мы окружены проволокой и охраной.
Прихожу с работы голодный и усталый, меня ожидает жидкий суп без брюквы.
Я знаю одно еврейское местечко, оно так прекрасно!
Когда я вижу луну, то думаю о доме.
Луна, что ты смотришь на меня? Что тебе до того, что я хочу есть?
Возьму я скрипку и сыграю печальную песню.
Как там живется на Родине?
11 января 1943 года. 17 градусов мороза. Десять человек со мной на выгрузке, без пальто, в рубашке. Около 11 часов на меня наехал глухой Генрих, прищемил правую ногу в трех местах, но я сразу же встал. . Все кончики пальцев закоченели. Ну и неудачник же я!
12 января 1943 года. 26 градусов мороза, но всего лишь легкий ветер. Вечером правая нога очень распухла, в бараке настоящий ад. Что нас ожидает? Надеюсь, что у вас достаточно еды и вы не мерзнете.
15 января 1943 года. Вчера вечером я рассмешил соседа по бараку, сегодня ночью он умер. Второй за две недели. Утром мне разрешили остаться в бараке; чудесно отдохнул и нога лучше. Начальник лагеря сказал, что собираются наладить связь с женами.
17 января 1943 года. Свободное от работы воскресенье. Умер парень, который обменивал весь паек на курево и хотел отдать концы. Похороны завтра. Я бы хотел, чтобы вы были рядом. Каждый день вижу перед собой ваши лица.
29 января 1943 года. Инспекция, руководство стройки недовольно производительностью, предполагаются изменения. Отправят обратно только слабых или всех? Мои ноги сегодня лучше, колено пока распухшее, но есть те, у кого, к сожалению, дела еще хуже.
31 января 1943 года. Ночью умер Боллеграаф. Он долго продержался, для него и для нас это освобождение. Перекличка с раздачей номеров. Я выбрал номер 183, который ношу на спине под желтой звездой. Что еще произойдет?
1 февраля 1943 года. Сегодня опять слышал, что у женщин все хорошо, они в таком же лагере и ежедневно видят детей.
4 февраля 1943 года. Разговоры только об переводе в другое место. Руководству строительства больше не нужны евреи, ему достаточно только 30-ти квалифицированных специалистов. Разгрузили два вагона железа, стоя в слякотном месиве.
7 февраля 1943 года. Воскресенье. Встал в 6 часов. Уборка барака, дежурство. Свободное время, но именно в эти минуты в голову лезут мысли и, конечно, о Вас. Я всем сердцем желаю, чтобы Вам было не тяжелее, чем мне, тепло и достаточно еды. Еще одному соседу стало хуже, это от того, что он думает только о доме и курит вместо еды. Если хочешь опять увидеть своих любимых, нужно употребить все силы, чтобы продолжать жить.
9 февраля 1943 года. Твой 32-й день рожденья, Рут. Я желаю тебе свободы. Свободы для нас всех! Знала ли ты еще в прошлом году? Сегодня чудесная погода, целый день солнце и голубое небо! Насладилась ли ты тоже всем этим? Много работы, я думал только о вас.
21 февраля 1943 года. Во сне видел Яна, стал настоящим сорвиголовой; гонг вернул меня к грубой реальности.
10 марта 1943 года. Ранняя весна, первые певчие птицы; ах, были бы у меня крылья, я полетел бы к вам, и обязательно нашел! Загружали бетон, и от почти 400 мешков цемента живот треснул пополам; одежда выглядит по-свински.
22 марта 1943 года. C сегодняшнего дня мы работаем с 6 до 18.15, длинный день. Утром 38-летний француз попал между экскаваторами. Беднягу забрали в больницу, где он в полдень умер.
23 марта 1943 года. 19 часов. Через три часа отправляемся в Блеххаммер, нас 135 человек
25 марта 1943 года. В 22 нас повели на вокзал, ехали сюда около часа, потом почти два километра пешком и добрались в час ночи. Разместились, в бараке 130 человек.
8 апреля 1943 года. У нас много молятся. Огромное строительство, и лагерь тоже. Здесь работают 35 000 человек, среди них английские, французские, русские военнопленные, политзаключенные, поляки, те, кто направлен на принудительные исправительные работы, наконец, не в последнюю очередь, евреи. Постепенно начинаю заводить знакомства. Но вечера коротки. Отправляемся на работу в 4 утра, поэтому сон так же необходим, как хлеб.
24 апреля 1943 года. Лагерь увеличится, прибудут от 500 до 1000 евреев. Целый день фантазирую о бессмысленных вещах, что с вами, хорошо ли вам, на свободе ли вы, получаете ли столько же хлеба, как мы? Если бы только наконец эта неволя была позади!
27 апреля 1943 года. Благодаря дождю зазеленело, в лесу сияют кусты черники, и у канала цветут первые деревья. Чудесно. Жужжат майские жуки.
9 мая 1943 года. Погода прекрасная, и, наблюдая цветущую природу, не думаешь какие-то минуты о неволе. Маленькие козочки напомнили мне о двух зверюшках Яна; ах, что бы я ни дал, чтобы увидеть его! Должны прибыть 50 женщин; я надеюсь, что тебя не будет среди них, потому что иначе Ян не с тобой, и уже сама мысль об этом непереносима для меня. Завтра 10 мая, эта ужасная дата, когда началось наше несчастье.
16 мая 1943 года. В лагерь прибыли семь польских женщин. Одна рассказала о женском лагере, где женщины работают восемь часов. С ними хорошо обращаются и разрешили видеть детей, за которыми присматривают пожилые женщины, по полчаса раз в неделю. Хорошо бы, чтобы было так.
30 мая 1943 года. Воскресенье, спал до половины восьмого, другой человек. В 12 поверка, в полчетвертого еда, вареная картошка c макаронами, мясом, и свеклой, замечательно. Неделю назад еда была скромнее. Только тот, кто это пережил, может осознать, почему я столько пишу о еде.
4 июля 1943 года. В лагере 1851 еврей.
13 июля 1943 года. Высадка на Сицилии. Наступление на Востоке.
24 июля 1943 года. Ужасная усталость, мало сплю. Все же, слава Б-гу, здоров. Если бы только знать, как дела у вас. Столько слышишь, что не хочется верить. Война долго не продлится. В сентябре будет, возможно, все решено и тогда? Выйдем ли мы отсюда здоровыми? Что, если не так? Ваши фото, которые я уже сотню раз рассматривал, лежат передо мной. Мне знакома на них каждая черточка, и я все же не могу наглядеться.
26 июля 1943 года. Вчера прибыли 600 поляков, среди них 200 женщин и детей. Когда их регистрировали на плацу, я вдруг подумал: если вы сейчас среди них? Мужчины спали под открытым небом, женщины и дети на складе и в медпункте. Сегодня утром расставание семей, душераздирающие сцены; а нам даже не дали времени проститься. Поляки рассказывают страшные новости. Во мне все сопротивляется тому, чтобы им поверить.
30 июля 1943 года. Часы, полные переживаний во время формирования женского транспорта; я при этом постоянно думаю о вас; не забрали ли у тебя мальчика? Я надеюсь изо всех сил, что Ян с тобой. Как же мы его тогда разыщем? Все говорит о скором окончании войны, каждый полон оптимизма и держится стойко. Вчера вместе с двенадцатью другими мужчинами обустраивал помещение для женщин, которые беспрестанно повторяли ужасные вещи. Я так боюсь за вас.
4 августа 1943 года. Распространяется эпидемия лихорадки; предполагают cыпной тиф. Условия гигиены ни к черту, нет воды, мало туалетов, вши и мухи, о блохах уже не говорю. Сегодня долго обсуждали рассказы поляков. Макс Болле уже восемь месяцев назад смирился с тем, что его детей больше нет; что же касается жены, то у него остается надежда. Я просто не хочу верить, что наш малыш убит. Как я смогу начать жизнь после войны без вас; я же буду только получеловек, если у меня больше не будет вас; нет, этого не может быть, я буду надеяться до последнего!
11 августа 1943 года. У управляющего складом слушал по радио Моцарта. Что за наслаждение!
14 августа 1943 года. Вчера вечером сильный жар, очень боялся, что отправят в инфекционный барак. Аспирин, вспотел и поел. Сегодня рано утром жара не было, но чувствую себя как побитый, и еще понос. Пришел транспорт с 41 поляком, и из них 30 больных. Так как хлеб ежедневно кислый и маргарин состоит из крахмала и парафина, он безвкусный и его нельзя намазать.
26 августа 1943 года. Ежедневно умершие, 190 человек в изоляторе, каждый вечер поступают новые.
31 августа 1943 года. 256 человек отправились с транспортом. Это десять процентов лагеря. Инфекционные бараки не будут долго пустовать. Опять побег со стройки, бригада наказана. 2171 еврей приступил к работе.
11 сентября 1943 года. События в Италии, политические разговоры запрещены.
19 сентября 1943 года. Познакомился с Эрвином Хиршбергом, деликатный, тихий человек из Бреслау, взял его к нам в барак и бригаду. Если мы благополучно вернемся в Голландию, у меня на него большие виды, ведь мне всегда был интересен кинематограф. Ах, только бы дошло до этого; но сама мысль о перспективе получить место уже радует. Хиршберг мне так симпатичен, что кажется, мы знакомы много лет.
10 октября 1943 года. Вечер Йом Кипура. Не пощусь, как многие другие, но и не курю. Пост — саботаж. Сосед по бараку молится. Неделя была напряженной, ежедневно от двух до трех вагонов железных деталей, слабые люди. Вчера один товарищ по несчастью попал между двух буферов, погиб на месте. Встретил старого знакомого, он оторопел: «Вы еще живы! Вас уже давно считают мертвым».
19 октября 1943 года. Сегодня годовщина неволи. Не поэтому ли у меня вчера был жар? Это воспоминания? Сегодня лучше, но совершенно нет сил. Яну скоро семь, если он еще жив. Он с тобой? Это меня постоянно занимает; если нет, то у меня нет никакой надежды отыскать его. И что тогда? Только не думать об этом...
28 октября 1943 года. В Голландии больше нет евреев.
1 ноября 1943 года. Месяц начался хорошо, и завтра у Яна день рожденья. Семь лет назад мы были в Амстердаме у доктора Хирша. Как правы они были, что уехали в Буэнос-Айрес, а мы были такими недотепами.
2 ноября 1943 года. Любимый мальчик, я желаю тебе только одного: чтобы ты оставался со своей мамой, тогда целый год у тебя будет все в порядке. И это будет продолжатся до нашего счастливого воссоединения. Я бы отдал все, чтобы только знать, где вы и как у вас дела. Сколько еще? Слух о роспуске лагеря и отправке без багажа в Освенцим вносит панику и в конце концов официально опровергнут.
5 ноября 1943 года. И так встречает человек свое сорокалетие! Снег идет, как приветствие. Мартин положил мне свое поздравление в ящик, потому что я еще спал. Трое друзей подарили хлеб, самый прекрасный подарок, вкусный, хоть и сухой, потому что вчера не было маргарина. По соседству за сегодняшнюю ночь трое мертвых.
17 ноября 1943 года. Сейчас с нами работают англичане. Одни семь недель назад попали в плен у Салерно, другие у Cен-Назера.
22 ноября 1943 года. Несчастный случай со смертельным исходом: один поляк попал под экскаватор. Это меня больше не трогает. Видел погрузку транспорта с больными, просто танец смерти.
5 декабря 1943 года. Изолятор опять полон, по двое на койке. Но я все же убежден, что это не может долго продолжаться: конференция в Тегеране.
17 декабря 1943 года. Вчера было объявлено о расширении нашего лагеря.
До 15 января 1944 года 5000 евреев, 250 человек лагерного персонала, двенадцать новых котловин, новое руководство из гестапо.
23 декабря 1943 года. В бараке все затихло, мы разгружали вагон огнеупорного кирпича во время метели, насквозь мокрые. Все говорят о рождественских наслаждениях: целый хлеб, мед, макароны с картошкой и мясом.
26 декабря 1943 года. Я по-другому представлял себе десятую годовщину нашей свадьбы; за это одиннадцатую мы отпразднуем вдвойне.
11 января 1944 года. В воскресенье неожиданное ночное дежурство под проливным дождем, наконец в постель, где спящий наверху Слинек мочится на меня. О сне нечего больше думать.
17 января 1944 года. Идут бои в Польше. Все ждут вторжения, которое никак не наступит.
21 января 1944 года. Вчера было решено, что наше руководство остается, итак, никакого гестапо.
9 февраля 1944 года. Где ты, что ты загадала на этот год? Перед прошлым Новым годом я пожелал тебе освобождения, а в этом году? Как долго еще? Я болен, грипп, насморк и больные уши, настроение соответствующее. Стало очень холодно, много работы. В воздухе пахнет изменениями. Будущее лагеря — большая загадка.
15 февраля 1944 года. Вечером родился ребенок!
3 марта 1944 года. Крошка умер на руках матери.
На этом дневник заканчивается.