Начало двадцатого века было временем первой волны женского движения в Германии и учредительного бума различных женских союзов: Немецко-евангелического, Католического и Союза еврейских женщин. Их объединял Союз немецких женских организаций.
Немецкая пресса накануне Первой мировой войны изобиловала материалами, посвященными «женскому вопросу». В статье «Женщина и государство», опубликованной в газете «Вперед», центральном печатном органе немецкой социал-демократической партии, утверждалось, что «женщины не просто обладают правом принимать участие в делах государства, это их прямая обязанность. И если все же в Германии еще бесконечно много женщин, которым безразличны государственные интересы, то большая часть вины за это лежит на мужчинах, считающих политику своей вотчиной и стремящихся запретить женщинам проникновение туда».
В другой статье под названием «Удачное замужество вместо хорошего образования» автор критиковал родителей благородных девиц, изо всех сил стремящихся подыскать для дочери выгодную партию и выше всего ценивших лишь те школьные предметы, которые могут помочь девушке блеснуть в свете. Статья заканчивалась утверждением, что гражданское женское движение никогда не получит необходимого распространения, если в обществе не изменится отношение к женскому образованию.
А 28 июля 1914 года началась война.
Владелец бакалейного магазина из Гамбурга Юлиус Болдт в первые же дни записался добровольцем. Как многие другие патриоты эпохи Вильгельма II, он хотел оказаться в первых рядах фронтовиков, ведь ожидалась молниеносная победа. Дома осталась жена Иоханна и годовалая дочь. А вскоре должен был появиться на свет и второй ребенок.
Ханна ежедневно, как и многие другие женщины в то время, писала мужу письма — с августа по декабрь 1914 года. Затем она получила сообщение, что Юлиус попал в плен к русским и умер в апреле 1915-го от сыпного тифа. Так в 23 года Иоханна Болдт стала вдовой.
В начале шестидесятых годов, уже после смерти Ханны, письма в тщательно перевязанном пакете обнаружила ее старшая дочь Эдит, но распаковать их решилась лишь через 25 лет, когда ей самой было уже за семьдесят. Эдит была поражена — женщина, представшая в письмах, вовсе не соответствовала образу, запечатленному в ее памяти. Поэтому чтение писем превратилось в болезненный процесс повторного сближения с матерью, отношения с которой были совсем не безоблачными.
Однако эти глубоко личные письма отразили противоречивые переживания многих других женщин в Германии в годы Первой мировой войны. В противоположность официальной версии, которая настойчиво повторяется в учебниках по истории, они показывают, каким хрупким было воодушевление, вызванное войной, и как быстро оно уступило место отрезвлению.
Ханна тщательно регистрирует все победные сообщения и специальные выпуски, отнюдь не избежав состояния патриотического опьянения, в которое ежедневно впадали жители Гамбурга. В то же время она замечает и другое лицо войны: внезапно распространившуюся массовую безработицу, удорожание прожиточного минимума, спад торгового оборота. Ее воодушевление, прежде всего, охлаждает волнение за судьбу мужа. Она снова и снова настоятельно просит его быть сдержанней и не изображать героя. А в ее жизнь теперь вошло ежедневное изматывающее ожидание писем и вопросительный взгляд, обращенный к почтальону: может быть, на этот раз у него есть что-нибудь и для нее?
Волнение и страх возрастали, ведь становилось все яснее, что надеждам на блицкриг не суждено оправдаться. Списки потерь в газетах росли, больницы и военные госпитали были переполнены ранеными. В начале октября 1914 года в Гамбурге уже не чувствовалось прежнего энтузиазма, и Ханна пишет: «Нет никаких знамен, никаких бодрящих листовок. О каком настроении можно говорить, если никто не знает, что еще может произойти». А в конце октября 1914, уже не сдерживаясь, восклицает: «Ах, если бы, все же, эта ужасная война наконец закончилась! <…> У людей нет большего желания, чем окончание этой злосчастной войны!»
Будничная жизнь женщины, разумеется, сильно изменилась. После ухода мужа на фронт Ханне пришлось взять магазин в свои руки и в самое короткое время овладеть хотя бы азами того, что должен знать и уметь деловой человек. Это и заказ товаров, и калькуляция цен, и ведение документации, и даже умение смягчать инциденты с недовольными клиентами и поддерживать хороший настрой персонала. Очень быстро Ханна освоилась с непривычной ролью «шефа», держалась с поразительной уверенностью, и иногда создавалось впечатление, что присутствие мужа в магазине даже и не особенно нужно, ведь дела вполне идут и без него. А вечерами, почти падая от усталости, Ханна находит силы, чтобы писать Юлиусу подробные длинные письма. Как бы между прочим она рожает в сентябре 1914 года вторую дочь и гордо сообщает мужу, что дает ей грудь каждые 4 часа.
Казалось, что в течение первых месяцев войны Иоханна Болдт стремилась продемонстрировать и себе, и родным все свои до сей поры скрытые способности. Но это не было первыми шагами к эмансипации, отнюдь. Она надеялась, что после войны все вернется на круги своя, и ничего не желала сильнее, чем возвращения мужа домой живым и невредимым — чтобы он мог снова принять ее под свое покровительство.
В течение дня ей удавалось осилить двойную нагрузку — выполнить обязанности и деловой женщины, и заботливой матери, — но вечером, отдаваясь своим мечтам, Иоханна позволяла себе быть слабой, постоянно находясь между обретенной самостоятельностью и потребностью в опоре.
Что же произойдет с Ханной Болдт? Смерть мужа не выбьет из колеи эту женщину. Она не даст воли своей скорби, примет потерю с твердостью и скроет горечь от детей, но не откажется, при всех сомнениях, от своих политических взглядов и лояльности. Воспитанная в верности императору, Ханна не примкнет к тем, кто с 1916 года постоянно выражал протест против войны, организуя демонстрации и забастовки. И ноябрьскую революцию 1918 года она воспримет как бедственное крушение того, за что отдал жизнь ее любимый муж. Позже, в конце двадцатых годов, Ханна вновь вступит в брак — с серьезным человеком, гамбургским служащим с хорошими видами на будущую пенсию.
А потом начнется другая война.
И нельзя не согласиться с немецким социологом, публицистом, тележурналистом и политиком Люк Йохимсен, заметившей: «Общество сделало бы шаг вперед, если бы многие женщины и мужчины, читая письма солдатки Ханны Болдт, поняли, что их никогда больше никто не должен ни писать, ни получать».