«Мальчик, ты откуда»? Я ответил: «Я из Москвы и еду в Испанию». При этом у меня стучали зубы.

Как дедушка Цви давал показания против нацистов, а подсудимый получал деньги за проведенный в суде рабочий день. Саша Галицкий, израильский художник, работающий со стариками в домах престарелых, рассказал «Букнику» эту историю и напоследок — одну непереводимую внутреннюю семейную шутку.

Детские впечатления о войне и эвакуации: как пережить зиму, сохранить чувство собственного достоинства, суметь поделиться последним, видеть ужасное и не разучиться радоваться, любить и заботиться.

Представьте, что вы — маленькая москвичка, вокруг война и вас эвакуируют на Урал. Что вы запомните? Голод, поезд, избу с русской печкой, тревожные взрослые разговоры, дразнящихся детей, мальчика с волками, деревенских друзей — и свою первую чернильницу-непроливайку.

Что происходит с друзьями, когда между их странами начинается война? «Букник» публикует фрагмент документальной пьесы, созданной в деревне Текали на границе Грузии, Армении и Азербайджана.

Воспоминания узницы сталинских лагерей, одного из первых членов общества «Мемориал» Сусанны Печуро о начале войны.

Сусанна Печуро: «Все, что происходило в квартире, обсуждалось дома мамой и бабушкой на идиш, и в их разговоре часто мелькали слова "гоим" и "шиксе". Я понимала, что бабушка и мама ругали соседей русскими, и это меня шокировало. Никто меня не учил ни национализму, ни интернационализму. Но, играя с детьми во дворе или в прогулочной группе, я слишком часто ощущала себя не такой, как большинство детей».

Воспоминания узницы сталинских лагерей, одного из первых членов общества «Мемориал» Сусанны Печуро (1933–2014) о жизни ее родителей и других родственников в еврейском местечке Шумячи в конце XIX — начале XX века.

Реб Мойше Маковер был уже стар, с белой бородой, которую он все время теребил: то кусал, то дергал, то жевал ее. Он пожирал ее с огромным аппетитом, разбрасывая вырванные волосы по страницам книг. Борода выглядела ощипанной. Все смотрели на его бороду с удивлением. «Она не подстрижена, не дай Б-г, она обкусана», — быстро оправдывался он.

Все было грехом: сказать про Меера-меламеда, что он чокнутый, — грех; ловить мух в субботу — грех; бегать — грех, потому что еврейские мальчики так себя не ведут; спать без ермолки, даже в жаркую летнюю ночь, — грех; вставать коленями на скамью — грех; рисовать человечков — грех. Что ни сделаешь, все грех. Безделье тоже, разумеется, было грехом.

Учились с восьми утра до восьми вечера. Пока меламед занимался с одной группой, другая должна была сидеть без дела и молчать. Только девочки после нескольких часов учения у меламедши шли домой. Как я завидовал девочкам и жаловался на Б-га, зачем он сотворил меня мальчиком.

Однажды из соседнего колхоза прислали ко мне мужичка с таким направлением: «Направляется к доктору сумасшедший товарищ (такой-то), который требует от колхоза огромную сумму денег мильярд рублей и побил все стекла в правлении. И притом требует необоснованно».

Генерал: «Вы что же, нас всех не любите?»
Я не выдерживаю и произношу строчку из Баратынского: Притворной нежности не требуй от меня:
Я скрыть не в силах сердца хлад печальный.

Радости нашей не было предела — заключению пришел конец! На банкете том выпили мы на радостях как следует. И кричали от всего сердца: «Да здравствует советская бомба! Да здравствует товарищ Берия!»

На знаменитой Волочаевской сопке, где стоял полковник из фильма «Волочаевские дни», теперь стоит памятник. Станция относится к еврейской области, и надпись сделана по-русски и по-еврейски. Если бы полковник это мог предвидеть, он, наверно, околел бы.

«Гражданин. Окончился ХVIII съезд ВКП(б) и на нем еще раз прокричали о свободе. Но где же эта свобода ее то и не видно. Попробуй ты только пискнуть против Советской власти… Изобилие — кричат на съезде, а ты гражданин не можешь достать без очереди молока, мануфактуры не говоря уже об обуви. Масло есть только в столице. ДЕРЕВНИ ГОЛОДАЮТ. Делай сам вывод гражданин, а мы сказали свое слово».

Молодые люди на ехавших колонной грузовиках проделывали акробатические трюки, и, когда они медленно ехали по так называемому Железному мосту от одного берега Даугавы к другому, я услышала как мужские голоса распевают песню: «Вперед, вперед, братья, бросим жидов в Даугаву».

Приехал я в лагерь накануне Рош а-Шоно. И сразу спрашиваю: кто тут хозяин? Мне отвечают: Костя-жид. О, думаю, зря такую кличку не дадут. Пришел я к нему в барак. А он сидит на подушках, как персидский шах, чаи гоняет. Небольшого роста, пухленький, в очках, внешность — ошибиться невозможно, действительно Костя-жид.