Отказался от записи «иудей» в базе данных МВД и потребовал в графе «Вероисповедание» написать: «Не относится ни к какой религии».
Завещал свое тело науке, а потому избежал похорон и могилы.

После Шестидневной войны наряду с эйфорией от сказочной победы у многих израильских интеллигентов появился комплекс вины по отношению к изгнанным арабам, они стыдились быть «захватчиками».

Возможен ли израильский детектив?
Сыщик в кипе, сыщица с пустым холодильником, сыщик с университетским дипломом и сыщик — бывший полицейский.

Переводчику на иврит дано совершить то, что переводчику на другие языки уже не совершить. Не знаю, какие коллеги могут сказать в XXI веке, что переводят Овидия на свой язык впервые.

«О матери ничего не известно», — объясняет Дима.
Она вне себя. Быть не может! Что значит ничего не известно? Одно это заставляет ее подумать о возможном отказе. Если б ей сказали заранее...
Вмешивается Лидия. Нередко случается, что у них нет никаких сведений о матери, совсем ничего.
«Как же так? — недоумевает она. — Разве они не обязаны...»
И сама понимает: это ведь брошенные младенцы.

Рассказы с неожиданным концом практически вышли из употребления, и слава Богу. Из двух оставшихся вариантов можно вывести прочие свойства нынешнего короткого рассказа. Путь в никуда и неудачи отсылают на периферию общества. Почти не найдешь рассказа, который не был бы посвящен несчастным и униженным, ютящимся на самой дальней социальной окраине. Вспомните, когда вы в последний раз читали рассказ о преуспевающем бизнесмене?

В результате он вернулся в Израиль и тайком от родителей пошел служить в ЦАХАЛ, в боевые части. Родители ни разу не видели сына в форме: приезжая в Иерусалим, он прямо на автовокзале переодевался в принятое в их среде платье. Опыт пребывания среди светских евреев был как удар молотом по голове: прежде ему не доводилось ни слышать обсуждение сексуальных подробностей, ни даже видеть молодых людей разгуливающими в трусах.