Из жизни молодой специалистки. Часть первая

Случай первый, иерархический

Однажды я проверяла на качество сборки гибрид сенокосилки и сноповязалки, гордо именовавшийся автономным сварочным агрегатом. Забурившись с головой в чертежи, я пыталась решить очередную проблему с заменой прибора, и тут ко мне подошел молодой парень и уставился на меня в упор, не произнося ни звука.
Мне стало не по себе, но я мотнула головой и продолжила работу. Наконец он разлепил губы и с суровым видом сказал на ломаном русском языке:
— Зачем ты, женщина, мужчинам приказы даешь?
Сначала я оторопела. Но потом собралась и осознала, что для деревенского парня из глухого азербайджанского села это зрелище и впрямь невиданное.
— Знаешь, дорогой, я бы и рада была не отдавать приказы, но посмотри сюда. Вот чертеж, — я показала на синьку величиной с парадную скатерть на двенадцать персон, — вот робот. Нужно сказать рабочим, что делать. Хочешь, вставай на мое место и приказывай.
— Я не умею, — попятился он.
Картинно вздохнув, я ответила:
— Вот поэтому я и приказываю...

Случай второй, дресс-кодский

Робот, который собирали монтажники, предназначался для сварки одной из осей комбайна «Дон». Этот монструозный агрегат, раза в четыре больше стандартного комбайна «Нива», был детищем перестройки, и с его помощью правительство пыталось решить продовольственную проблему.
Сварочный робот тоже выстроили нехилых размеров, величиной с двухэтажный дом. Моя работа заключалась в том, чтобы проверить, правильно ли закреплены на роботе разные датчики. Приходилось лазить на трехметровую высоту по железным лесенкам, сваренным из обрезков арматуры.
Как-то раз, слезая с верхотуры, я увидела рабочего, который с интересом за мной наблюдал.
Он дождался, пока я окажусь на твердом полу, и грозно спросил, тыча пальцем куда-то в область моего пупка:
— Женщина! Почему ты в брюках?
В тогдашнем Баку женщина, надевшая брюки, считалась шлюхой, и к ней можно было приставать на улице. Исключение составляли женщины в брюках, идущие под руку с мужчинами. К ним не приставали, шлюхами они не считались, так как «им их мужчина разрешил». Мы с будущим мужем часто ходили гулять, встречаясь около метро, и пять минут на автобусе от моего дома до места встречи, я, одетая в брюки, проезжала с замиранием сердца: вот-вот кто-нибудь да прицепится.
Так что когда этот отсталый парень спросил меня, почему я в брюках, я предпочла не лезть в бутылку:
— Понимаешь, у меня работа такая.
— Какая?
— Вот видишь этот робот? Моя работа — на него залезать и проверять, все ли правильно наверху. Понятно?
— Понятно, — кивнул он.
— А теперь представь, что на мне юбка, а не брюки. Я залезаю наверх, ты стоишь внизу и смотришь. Тебе будет интересно?
— Да-да, интересно! — Он осклабился и закивал.
— Вот поэтому я и надеваю брюки, чтобы тебе было не интересно! — подытожила я.

Случай третий, этнографический

Как-то вез меня по заводским делам в черной «волге» красавчик Айдын — шофер главного инженера, по которому сохли все плановички и калькировщицы. По Айдыну, хотя и главный был импозантным мужчиной. А уж черная «волга»...
Сидим в машине, болтаем о том, о сем. Вдруг Айдын спрашивает:
— Кируля, скажи, ты бакинка?
— Да, — отвечаю.
— Ты родилась в Баку?
— Да.
— Может, твои родители родились в другом месте?
— Нет. И папа, и мама родились в Баку. Наша семья тут с 1910 года.
— Странно. Ты не похожа на бакинку.
— ?
— Ты мужчин не боишься. Когда с ними разговариваешь — в глаза им смотришь.

Случай четвертый, японский

Однажды мне в руки попалась книжка «Японские методы управления производством». Там рассказывалось о том, что японцы по утрам поют гимн фирмы, что у них есть разгрузочные комнаты с чучелом босса, что у них нет складов и продукция идет напрямую от смежника смежнику. Сейчас это знают все, а тогда считалось откровением.
Там я прочитала, что японцы, когда здороваются, всегда улыбаются. Серьезный вид у них обозначает проблемы со здоровьем.
А у нас на заводе все было наоборот. Каждый мелкий начальник шел по цеху с насупленным видом, чтобы сразу всем было видно: вот идет Облеченный Властью, Решающий Великие Задачи Производства! Прямо на ходу решает. И здоровались они так же: на ходу, резко кивая, хмуря брови.
Иду я себе по цеху, вижу коллегу, улыбаюсь и здороваюсь. Он тут же меня останавливает и говорит:
— Кируля-ханум, ты знаешь, что я начальник подстанции?
— Знаю, — говорю. — Я тоже начальник.
— А ты знаешь, что мне 29 лет?
— Знаю. Мне тоже.
— Скажи, почему ты надо мной издеваешься?
— Я? Издеваюсь? С чего ты взял?
— А почему ты мне улыбаешься, когда здороваешься? Что ты про меня знаешь?
И тут до меня доходит, что он подумал: если человек, идя тебе навстречу, улыбается, то это не просто улыбка — это он что-то такое про тебя раскопал, уже доложил наверх и теперь наслаждается.
Я говорю:
— Ну что ты! Я тебе улыбнулась, потому что хотела пожелать доброго здоровья, хорошего утра и приятной работы. И все.
Кажется, начальник подстанции мне не поверил. Интересно, почему он решил, будто я на него компромат раскопала, а не заигрываю?
С тех пор я завязала улыбаться во весь рот. Ну их, этих японцев. Дикие люди.
Восток — дело тонкое. Что Япония, что Азербайджан.
А книжку у меня главный инженер Аббасов зачитал. Так и не вернул.

Случай пятый, феминистический

Однажды ко мне в кабинет зашел мой подчиненный, очередной деревенский парнишка, проверявший на заводе смесители на протечку. Он стоял, подпирая косяк, и молчал.
— Ахмед, что-то случилось? — спросила я.
Он кивнул.
— Что-нибудь на участке?
Он помотал головой.
— А что такое?
— Я хочу… Э…
— Отгул? Новые перчатки для работы?
— Э… Я хочу… Я тебя хочу…

Прежде всего — не проявлять агрессию. Этому я в Баку научилась. Когда такое заявляли девушке, от нее ждали криков и возмущения, и парни уж знали, как на это реагировать.
— Ахмед, я не хочу тебя. Иди работай.
— Нет, — заупрямился он. — Я хочу тебя.
— Иди к себе на участок, я скоро приду тебя проверять.
Но вместо этого я бросилась в инструментальный цех, где мой будущий муж работал фрезеровщиком.
— Лева, спасай, тут меня подчиненный домогается!
Лева нахмурился, выслушал меня и сказал:
— Это мое дело. Ты не влезай и с ним не разговаривай.
Вечером я долго расспрашивала, что он сделал. Левка отмалчивался, но потом рассказал. Он подошел к Ахмеду и просто сказал:
— Не подходи к Кируле. Это моя женщина.
Парень отступил, прижал руки к груди и проникновенно сказал:
— Прости, брат, я не знал, что это твоя женщина! Я думал — это ничья женщина!
Услышав такое, вместо того чтобы обрадоваться, что инцидент исчерпан, я возмутилась: как же так? Я же ему говорила, что я его не хочу. И как женщина, и как начальник, в конце концов. А его остановили только слова другого мужчины!
Феминизм в моей груди бушевал неугасимым огнем.
Интересно, помог бы мне феминизм, если бы не Левка?

Случай шестой, арабский

Я любила захаживать в отдел технической литературы и пить чай. В отделе всегда была свежая периодика, иногда даже иностранная, и люди там работали интеллигентные, с ними было интересно разговаривать.

Однажды зимой я, в ватнике и с замерзшим носом, прибежала туда прямо из цеха и, грея руки о стаканчик чая, услышала:
— Ну и кому нужна эта женская эмансипация?
Ко мне обращался молодой человек, сотрудник отдела по имени Мамед, знавший несколько языков. Он в то время читал статью на английском о положении женщины в Саудовской Аравии.

Положение, оказывается, было прекрасным. Саудовские женщины никогда не выходили из дома одни, носили чадру, не водили машину, но в остальном их жизнь напоминала сказку. Дома они наряжались в лучшие одежды, ни дня не работали, мужья обязаны были покупать им драгоценности и другие подарки.
— А теперь посмотри на себя, — сказал он мне. — Носишься по заводу в ватнике, вся в масляных пятнах, в руках синьки, с мужиками ругаешься, требуешь от них качества работы. Разве это жизнь для женщины? Сидела бы сейчас дома, примеряла драгоценности и пила бы чай с халвой.
— Да я вот и сейчас его пью, — ответила я.

И еще один случай, еврейско-арабский

На нашем заводе постоянно проходили практику студенты. Их терпели, отгоняли от опасного оборудования, заставляли помогать, то есть принести-унести. Студенты два дня выказывали рвение, потом разбредались по отделам и пили чай. Каждый облюбовывал себе какой-то отдел и до конца практики сидел там. Это было даже удобно, потому что все знали, где какого студента можно найти.
В отдел технической литературы попали два иностранных студента-ливанца. Их пригласил начальник, изучавший арабский язык. Студенты охотно учили его арабскому, сами учили русский и азербайджанский языки и рассказывали о Ливане. По их словам выходило, что это прекрасная страна, там полно всего, но учиться они решили в Советском Союзе, потому что в Ливане это дорого.
Я любила с ними говорить. Они улыбались, охотно отвечали на расспросы и вообще были приятными молодыми людьми.
Однажды я, зайдя в кабинет, услышала, как они ругают «этих яхудов». Я не знала такого слова и сразу же включилась в дискуссию:
— Что это яхуд? — спросила я.
— Они живут в Израиле, — ответили они мне.
— Да? Я слышала, что это прекрасная страна, и хотела бы побывать там, — сказала я от чистого сердца. — Я ведь еврейка.
С ливанцами произошло что-то невероятное! Они отшатнулись, прижались к стене и стали со страхом таращиться на меня.
— Что с вами? — удивилась я.
Они поставили на стол кружки с чаем и выскочили из кабинета.
С тех пор мне не удавалось сказать им ни одного слова. Увидев меня, они тут же выходили из комнаты или сворачивали с дороги.

Случай седьмой, социалистический

Завод АзерЭлектроТерм — большой, на 2500 человек. Там было подсобное хозяйство, где разводили свиней. Дважды в году, на 7 ноября и на 1 мая свиней закалывали и продавали мясо из задней двери столовой. По госцене 2 рубля 30 копеек за килограмм. Азербайджанцы, хоть и мусульмане, свинину покупали охотно — в магазинах мяса было не достать. Они ее называли кабаниной. Это как бы охотничьи трофеи, и вроде не так противно.

Еще на заводе была собственная многотиражка, в которой подвизался мой дальний родственник Генка Рейсман. Писал передовицы, брал интервью у передовиков труда и придумывал лозунги к Первомаю. У него был псевдоним "Болт Винтовкин". Многотиражку раздавали в цехах. Ее частенько расстилали на упаковочных ящиках вместо обеденной скатерти.

Однажды Генка подбежал ко мне (он всегда бегал — так он выглядел очень занятым):
— Кируля, смотри, какой я написал фельетон! О злоупотреблениях в подсобном хозяйстве. Оказывается, наших свиней перекармливают, и вместо мяса получается сплошное сало. Потому что кормят отходами из столовой вместо того, чтобы покупать качественный комбикорм! Правда — остро? Прямо в глаз! Злободневно! Ох, они у меня попляшут! Ну ладно, я побежал.
— Куда? — машинально спросила я.
— К парторгу. Фельетон завизировать.