Предыдущие выпуски:
История подмены
Наперсток вина
Семена сновидений
Искусство совмещения планов
Генеалогия и зарактер
Роение ангелов

Продолжение истории про Гершеле Острополера, раби Баруха, чертей и ангелов.

13. Свирепый праведник

Р. Барух был праведник, известный в людях. Многие были при нем — одни стирали, другие готовили, третьи печи топили, четвертые музыку играли. Были при нем конюхи и столяры, плотники и стряпухи, прачки и швеи, кузнецы и маляры. Были при нем хасиды числом более сотни, все со своими семьями. Были у него дома в Меджибоже, были у него земли, поля и пруды. Были у него деньги, и все, что нужно человеку, и более того, что нужно человеку, и более того, что нужно сотне людей, и более того, что нужно тысяче.

И все это ему было в тягость.

Всякий раз, вознося молитву, р. Барух трижды повторял слова «да не потребуются нам дары...», надеясь уменьшить поток сокровищ, несомых евреями со всех концов света, но деньги и роскошные подарки стекались к нему подобно тому, как реки несут в море воду — не потому, что море желает принять больше воды, а потому, что такова природа воды — быть принятой морем.

И чем богаче становился р. Барух, тем более сокрушался, и плакал, и молил Вышнего об избавлении.

Однажды ночью, когда домочадцы уснули, и все хасиды уснули, и все работники, и приживалки, и музыканты, и сторожа, р. Барух выскользнул из дому, переодевшись в лохмотья, и ушел куда глаза глядят — пешком — подобно нищеброду, какие в великом множестве ходили по просторам Подолии.

Шел он ночами, отдыхал днем — то в стогу сена, то на лесной поляне, то в хлеву, то у реки, опасаясь, как бы не признали его в городах и поселках, штетлах и маленьких деревеньках.

Шел и шел, сам не зная куда и зачем.

И в такой тишине он шел, что, казалось, наконец позабыл все, что мешало ему познать истинный смысл Творения, и даже имя свое р. Барух вспоминал все реже и реже.

Так минуло время: неделя, за ней — еще две недели...

Однажды ночевал он у озера, а наутро посмотрел в воду и впервые за многие годы рассмеялся. Ему больше не нужно было скрываться: никто не узнал бы в нем знаменитого цадика, чей двор не уступал в роскоши богатейшим вельможным дворам.

Долго смотрел р. Барух на свое отражение — и чем дольше смотрел, тем громче смеялся.

Но тут за плечами его утренняя дымка сгустилась, перистые облака налились темным светом, в этом свете прорезался гневный лик. В ужасе р. Барух обернулся к Небесам и увидал над собою человека с таким острым взглядом, что больно было смотреть в глаза.

— Кто ты? — спросил р. Барух.

— Кто ты? — переспросил его странный человек.

— Никто и ничто! — ответил р. Барух.

— Никто не может сказать о себе «никто», — сказал остроликий, черты его смягчились и р. Барух понял, что перед ним ангел. — Даже я, созданный из воздуха и пустоты, не «никто», а «некто». Вернись в дом Учения и живи как подобает Внуку твоего Деда.

Тогда р. Барух поднял лицо к Небесам и взмолился — так истово и отчаянно, что полы его нищенского одеяния загорелись.

Ангел принялся было тушить водой из озера, но все напрасно: р. Барух молился, и одежда на нем горела. И так было, пока ангел не снял Венец Славы и не пал ниц перед цадиком.

Увидев это, р. Барух умолк в изумлении, и тут же огонь, охвативший его, прогорел и угас.

14. Пожар в Небесах

И вот один ангел говорит другому:

— Как же тебе удалось укротить норов неугомонного, свирепого праведника? Скажи, ибо ты был там, а мы не были!

И другой ангел отвечает первому (и остальным, кто слушал или был поблизости, чтобы услышать):

— Желание остаться безвестным и ничтожным было в нем так безмерно, что молитва стала подобна костру, пожирающему миры. Моих сил было — увы — недостаточно, ибо даже одна искра истинной веры сильнее, чем все наши воинства. Огонь разгорался сильнее и вскорости достиг предела Чертогов. Я видел, как три языка пламени достигли Нижнего Дворца и поколебались верхи врат. Я видел, как два языка пламени достигли Среднего Дворца и поколебались камни в стенах. Я видел, как один язык пламени достиг Верхнего Дворца и покои наполнились дымом и скрежетом...

Сила этой молитвы была так велика, что весь мир вздрогнул и пошатнулся.

В ужасе и смятении я приготовился остановить пожар даже ценой собственного существования. Но такова природа Его, что невозможно противодействовать Ему, но лишь покориться.

И тогда снял я Венец Славы своей и пал ниц, умоляя выслушать и довериться моему посланию.

И когда жар молитвы унялся, р. Барух услышал меня.

— Что же ты предложил ему вместо благословенной нищеты и безвестности?

— Истинного спутника и утешителя.

И услыхав это, ангелы в изумлении воскликнули, и эхо их восклицания облетело мир и достигло самого дна Мироздания.

15. Штаны утешителя

А в это время Гершеле стоял на коленях, нагнувшись, в крайне неудобной позе, окруженный толпой воинственно настроенных недоброжелателей. Двое держали его за руки. Двое за ноги. Один держал голову и всякий раз, когда Гершеле пытался что-то сказать, зажимал ему рот широкой потной ладонью. Еще один, постарше и поприличнее на вид, стоял поодаль и руководил действиями прочих.

— Пятьдесят плетей подлецу, — сказал он, и те, что удерживали ноги, слаженно — как по команде — принялись спускать с Гершеле штаны, но тут на рыночной площади Гусятина произошло смятение, народ расступился, и...

//Если хотите узнать, что произошло на рыночной площади Гусятина, дождитесь следующего выпуска «Свирепого праведника».

Продолжение следует.//

Иллюстрация Ильи Баркусского.