Мы продолжаем публиковать обзор современной русской литературы. Первая часть была напечатана на прошлой неделе.
«Всё не так» - именно это название выбирает для своего романа (М., «Эксмо») Александра Маринина. Героине, милицейской сыщице Анастасии Каменской, казалось бы, грех жаловаться: муж ее любит, генерал ценит, уголовники боятся и уважают. Но какое-то беспокойство точит Настину душу: женщиной все сильнее овладевает ощущение, будто ее жизнь – чья-то выдумка, притом не слишком искусная. Благодаря личным связям в ФСБ Каменская пробивает информацию по служебной базе данных, проводит экспресс-расследование и склоняется к жуткому выводу: она, не желая того, оказалась героиней множества детективных романов некоей М. Алексеевой – книг не шедевральных, однако популярных. Рука мстительной Насти тянется к табельному оружию, но зависает в воздухе: а вдруг смерть автора повлечет за собой смерть персонажа?.. Создательница книги «Все не так» пробует силы в жанре постмодернистского триллера. Непривычный сюжет продиктован законами этого жанра. И если у Слаповского автор возникает в книге, чтобы помочь героям (а те согласны принять помощь), то у Марининой все иначе: персонаж и автор сталкиваются в клинче. Силы примерно равны, исход поединка может решить кто-то третий. Поэтому и автор, и ее непокорное создание пытаются перетянуть на свою сторону исполнительницу роли Насти в телесериале «Каменская». Актрисе Елене Яковлевой, буквально раздираемой на части, не позавидуешь. Кто бы ни победил в этом сражении, роль, кормившая актрису много лет, по-любому накрылась медным тазом.
Незавидна судьба и главного героя книги Евгения Гришковца «Следы на мне» (М., «Махаон»): еще в самом начале книги центральный персонаж, модный писатель, актер и драматург Григорий Овец, уже вычеркнут из списка живых. Криминал правит бал. Бедняга Григорий стал жертвой преступления, совершенного с особым цинизмом. Теперь покойный взирает на мир сверху и, бессильный помочь следствию, предается двухсотстраничной медитации. Тем временем сыщики на Земле теряются в догадках. Не то чтобы на теле покойного совсем не осталось следов. Напротив, убийца наследил изрядно, все улики жутко подозрительны, а потому любая из версий может как привести к истине, так и завести в тупик. Прервать жизнь героя при желании мог бы любой, причем желание имелось у многих. Овца, например, могли уконтрапупить фанаты-гринписовцы – в отместку за некогда съеденную им собаку. Могли постараться и трикотажники-заговорщики – за пренебрежение отечественными рубашками и преклонение перед зарубежными. Убийцей, в принципе, мог стать даже обычный зритель Овца, с трудом и за большие деньги добывший билет на спектакль кумира, но на третьей минуте изгнанный из зала ввиду кашля. А что, если ключ к разгадке – обрывок фотопленки, приклеенный ко лбу трупа? А что, если этот обрывок никакой не ключ ни к какой не разгадке, но всего лишь обычный житейский мусор – каким, к слову заметим, переполнены все без исключения тексты жертвенного Овца?
Четыре цифры, образующие название книги Ольги Славниковой («2017», М., "Вагриус"), - это номер на табличке одноместного "люкса" в столичной гостинице "Москва". Накануне сноса этого памятника сталинской архитектуры героиня книги, репортер "МК" Хельга Собакина по прозвищу Стрекоза, узнает, что именно жильцам 2017-го регулярней всех являются призраки советских вождей, от Иосифа Сталина до Константина Черненко - причем все они пытаются о чем-то предупредить постояльцев. Героиня заинтригована. Как ей не воспользоваться шансом пообщаться напоследок с влиятельными духами? Заплатив, кому надо, Стрекоза покупает право последней ночи в роковом номере. Всего восемь часов, но они для героини могут оказаться и вправду последними: призраки активны, голодны и бессмертны. Взамен страшной тайны российских дураков и дорог они потребуют у журналистки ее жизнь, а то и чего похуже. Роман написан в свойственной автору лаконичной манере. Простой, без изысков, стиль, понятный язык, линейная фабула - все это облегчит работу переводчиков, которые пожелают подарить мировому читателю образчик полноценной russian fantasy. Это же, впрочем, облегчит работу и литературным флибустьерам: прошли слухи, будто лично Стивен Кинг не постеснялся увести идею у нашей соотечественницы, после чего слегка изменил нумерацию и продал, зараза, сюжет кинокомпании "Метро-Голдвин-Майер". Теперь предстоит суд.
Если в романе Славниковой образчик сталинской застройки намереваются разрушить по кирпичику, то у Виктора Пелевина в книге «Ампир В» (М., "Эксмо") все наоборот: идет бурная реанимация недавнего архитектурного прошлого. Московские нувориши, не зная, как еще потратить бешеные бабки (на корню уже скуплены все футбольные команды, вплоть до мытищенского "Торпедо"), возрождают моду на Ампир Великодержавный. Жителям столицы впору в отчаянии хвататься за голову. Там, где могли бы взвиться в небо стильные конструктивистские дома-кактусы из стекла и бетона, теперь возникают, словно грибы-мухоморы, помпезные здания в духе ранних творений Щусева, Чечулина и Иофана (золото, лепнина, мрамор). Бедный, но честный мэр Москвы, главный положительный герой книги Пелевина, пытается возглавить крестовый поход против торжествующего ампиризма. Однако силы явно не равны: поклонники тяжеловесных громадин с финтифлюшками, не скупясь, уже переманили на свою сторону вервольфов, домовых, лепреконов, сутенеров, воров-карманников, шашлычников, управдомов, парковщиков, эвакуаторов и прочую столичную нечисть. Мэрия в осаде. Спасти город от ампирного беспредела может лишь заступничество легендарного божества Ктулху, которое раз в тысячу лет поднимается со дна Москва-реки. Но летописи не сохранили точного года, когда чудо-юдо всплывало в прошлый раз. И всплывало ли вообще? И живо ли в принципе? И не выдумано ли самим романистом? Пелевин держит мхатовскую паузу, чтобы потом ускользнуть от конкретики, словно заправский угорь.
Кстати, существует народная примета: назови фамилию "Пелевин" - и эхо моментально откликнется фамилией "Сорокин". Ближайший приятель автора "Ампира В.", романист, либреттист и копрофаг Владимир Сорокин тоже вышел к читателю с романом о Москве – «День опричника» (М., "Захаров"). Правда, действие происходит не в сегодняшней столице, а стольном граде времен царя Иоанна Васильевича. Нрав у того был, как вам известно, грозный. Узнай царь, что много веков спустя по кремлевским палатам будет запросто разгуливать черный лабрадор, самодержец бы очень осерчал. Ведь именно И. Грозный печально прославился битьем по голове не только своих родных детей, но и хвостатых братьев наших меньших - причем последних особенно фанатично. Собаконенавистничество царя дошло до того, что на мирных городских дворников, выметающих мусор "опричь улиц", возложена еще и живодерская миссия. Дворникам-опричникам поручено истребление в Москве всех собак, включая домашних. Первая команда опричников огнем и мечом выпытывает у горожан правду об их четвероногих друзьях, вторая ловит, остальные пять разными способами приводит царские приговоры в исполнение. Например, главному герою книги, молодому дворнику Герасиму, поручено утопление бессловесных тварей. Он готов уже выполнить приказ, но тут ему в руки попадает собачонка с пронзительными глазами. И лодка послушания дает течь: Герасим понимает, что скорее утонет сам, чем лишит жизни это трогательное пушистое существо...
Российская литературная анималистика существует по законам сообщающихся сосудов. Никакого перекоса, равновесие должно быть соблюдено.
Актуализация романа о собаках влечет за собой появление романа о кошках - книги петербуржца Ильи Бояшова
«Путь Мури» (СПб., "Лимбус-пресс", Изд-во К. Тублина). Слово "путь" на обложке вовсе не свидетельствует, кстати, о жанре. Как и большинство мировых котов, заглавный Мури никуда не движется, постигая реальность сугубо метафизически. Так задумано автором, и неспроста. Вспомним, что один из первых лауреатов премии "Нацбест" Леонид Юзефович недавно выпустил книгу "Путь посла", где подробным образом описал церемониал древнерусского посольства, его этикет, иерархии, свод правил. Роман Ильи Бояшова тоже претендовал на очередной "Нацбест" (и взял его!), поскольку автор пошел по стопам старшего товарища, посвятив всю книгу кошачьему этикету и церемониалу. Оказывается, в кошачьем обществе все, как у людей: война и мир, преступления и наказания, таланты и поклонники, партии и правительства. Все кошки равны, но некоторые (скажем, персидские или ангорские) из них гораздо "равнее".
У
Василия Аксенова в романе «Редкие земли» (М., "Эксмо") речь идет о катаклизме геологическом. Василий Павлович веселится напропалую. По его версии, внутри земного ядра проснулся гигантский младенец: бэби загрустил, заплакал, загукал, расчихался, распукался. Поднялась сейсмическая активность, в результате - большинство материков и островов (включая Крым) en masse ушли под воду. Впрочем, в этом мире, по крайней мере, уцелело довольно много народу, успевшего запастись плавсредствами. Главные герои книги путешествуют по бескрайнему океану на яхте "Поиски жанра" и ведут поиски хотя бы суши. Земля, однако, появляется на горизонте редко-редко, и высаживаться на ней не стоит. Дабы читатель не чувствовал себя одиноким и потерянным, Аксенов превратил свою новую книгу в сиквел дюжины своих старых. На одном из островков спорят до поножовщины врачи-коллеги. На другом - вольтерьянцы волочатся за вольтерьянками. На третьем злой старик Моченкин ведет диспут с благодушной бочкотарой. Четвертый весь зарос диким колючим изюмом. На пятом засела каста неприкасаемых во главе с Джином Грином. И так далее. Треть романа написана в стихах, четверть - ритмизованной прозой, одна пятая - азбукой Морзе, одна шестая - на языке урду, а пространство на полях заполнено компьютерной псевдографикой, чтобы чтение медом не казалось.
Еще дальше по пути реконструкции двинулся Дмитрий Быков со своим
романом-исследованием «ЖД» (М., "Вагриус"), ударившись в так называемую "альтернативную историю". "ЖД" - две первые буквы стихотворения Константина Симонова "Жди меня, и я вернусь". В реальности поэт благополучно дописал стихотворение до конца. У Быкова же в 1941-м году военный корреспондент Симонов трагически погиб, не успев завершить даже первого слова. Роковая случайность: яблоко, лежащее на железнодорожном полотне, было сбито паровозом и обрело скорость пули, а поэт, как на грех, оказался неподалеку от путей. Автор рисует ландшафт советской литературы, оставшейся без Симонова, и довольно убедительно подводит читателя к мысли о том, что свято место пусто не бывает и природа не терпит лакун. Стало быть, дела и свершения погибшего более-менее равномерно распределяются между выжившими. В итоге, ничего не пропадет втуне. На актрисе Валентине Серовой женится Константин Федин, пьесу "Русский вопрос" напишет Борис Пастернак, роман "Живые и мертвые" возьмет на себя Александр Солженицын, публикации Булгакова будет проталкивать в печать Юрий Бондарев, а реабилитацией Исаака Бабеля займется помудревший и осознавший заблуждения Семен Буденный...
Итак, обзор завершен. Думаю, многие читатели уже догадались, что имеют дело с литературной мистификацией, автор которой взял на себя смелость «реконструировать» литературный процесс по его внешним признакам, для чистоты эксперимента не заглядывая ни в одну из отрецензированных книг и руководствуясь их обложками…
Хулиганство? Как посмотреть. Автор самонадеянно считает, что порою для критика процесс не-чтения подведомственной ему русской литературы может оказаться не менее плодотворным, чем процесс чтения, а результат – не менее (а то и более) впечатляющим. Кроме того, автору этих строк забавно было на пару часов ощутить себя эдаким графом Монте-Кристо, мстящим за себя и коллег. Ведь, по укоренившейся дурной традиции, г-н сочинитель глядит на г-на критика свысока, считая его всего лишь обслуживающим персоналом: мол, не будь на свете меня, ты, дружок, останешься без куска хлеба… Думаю, нет на свете ни одного критика, который бы не мечтал хоть раз в жизни осадить писателя хладнокровной репликой Остапа Бендера: «В таком случае простите, у меня есть не меньше основания, как говорил Энди Такер, предполагать, что и я один могу справиться с вашим делом».
&&"Д-р Кац круто разобрался с собратьями по критическому цеху, настропалившимися выдавать «информацию» о книге по названию, обложке и репутации автора. И при этом довольно точно охарактеризовал как общий ландшафт родной словесности, так и его отдельные пригорки и ручейки".
Андрей Немзер, литературный критик, "Время новостей"&&
