Я не буду рассказывать, как Джонатан Литтелл — американец из еврейской семьи — написал по-французски роман от лица эсэсовца и получил две главные премии Франции — Гран-при Французской академии и Гонкуровскую в 2006 году. Не буду говорить о жизни Литтелла в Москве, опыте работы в гуманитарных организациях и общении с современными массовыми убийцами — так сказать, продолжателями дела его героя. Не буду говорить об аллюзиях на французскую, русскую или античную литературу. Не буду пересказывать сюжет — как это сделали щедрые на спойлеры рецензенты, вероятно утешавшие себя мыслью, что когда речь идет о Холокосте, «сюжет не главное», и не так уж важно, с кем спал герой и кого он убил.
Я хочу обсудить только финал — и это самый главный спойлер. Поэтому если вы собираетесь читать роман — нажмите стрелку «back».
Те, кто читал, помнят пролог, написанный спустя много лет после войны постаревшим эсэсовцем Максимилианом Ауэ в Южной Франции. Он много раз повторяет, что не испытывает раскаяния: да, он бы хотел, чтобы жизнь сложилась иначе, ну и что? Он, например, хотел бы родиться женщиной. Но не получилось — вот и не стать убийцей тоже не получилось. Бывает. Угрызения совести его не мучают, жизнь его немного печальна, но вполне удовлетворительна.
Потом Ауэ подробно рассказывает о своих похождениях — от Украины лета 1941 года до Берлина весны 1945-го. Бабий Яр, Крым, Пятигорск, Сталинград, Аушвиц, Дора… Гиммлер, Эйхман, Мюллер, Борман, даже сам Гитлер… проклятия жертв, которые никогда не сбудутся… душевные страдания, соматические расстройства, ранения, галлюцинации, болезни… секс с мужчинами, любовь к сестре, убийство матери и отчима, полицейское расследование…
Никто не мог бы одолеть эти 800 страниц, где галлюцинации прорастают сквозь стилизованно-скучные военные мемуары, если бы герой не вызывал сострадания. Да, мы отлично видим меру его личной вины, но ведь все равно — живой человек, к тому же понимающий чудовищность происходящего.
И вот, наконец, финал: Ауэ избежал всех опасностей, избавился от полицейских преследователей, раздобыл одежду, в которой легко скрыться из захваченного русскими Берлина. Ага, подумал я, сейчас коротким эпилогом мне расскажут, как он добрался до Франции, и закольцуют повествование.
И, кстати, где же Благоволительницы? А вот они — Ауэ пишет: «Мой след взяли Благоволительницы». Я перевернул страницу — и застыл. Как, неужели все? Это что, последняя фраза?
Ударный финал — словно последние кадры «Принесите мне голову Альфредо Гарсия».
Благоволительницы — это Эринии, богини мщения, преследующие Ореста после убийства матери и отчима. Макс Ауэ, разумеется, Орест, это мы догадались страниц 200 назад. Почему же последняя фраза повергла меня в такой шок?
Роман не закольцован, объявленное в названии — не описано. Эринии вытеснены в слепую зону, в пропущенные десятилетия, промежуток между концом войны и началом романа. Неужели мучения преследуемого Благоволительницами героя столь велики, что не поддаются описанию?
Ну да, весь роман наполнен сценами ужаса и страданий, а значит, то, о чем герой не может рассказать, — еще страшнее. Своим натуралистичным и жестоким романом Литтелл еще раз доказал: сильнее всего пугает фигура умолчания.
Благоволительницы взяли след — это значит: в прологе Ауэ врет. Он испытывает муки совести.
Проклятья сбылись.
И это — главный спойлер.
