Преподаватель еврейской истории Университета Хайфы Яков Барнай недавно опубликовал на иврите книгу «Шмуэль Эттингер — историк, учитель и общественный деятель». Это очень специальная работа. Не уверен, что сам бы стал ее читать, если бы не израильский фильм-лауреат «Примечание», повествующий о взаимоотношениях отца и сына — преподавателей Талмуда Еврейского университета. Фильм этот раздразнил мой аппетит к сплетням о преподавательском составе этого высочайшего учебного заведения. Да, я читал автобиографию его отца-основателя Гершома Шолема, выдающегося еврейского исследователя мистицизма, как только она вышла в свет. То же самое я проделал с автобиографией историка Еврейского университета Якова Каца. Но труды Эттингера никогда настолько не привлекали меня, и все, что я знал об этом человеке, никак не побуждало меня выслушать его историю целиком.
Теперь же, прочтя версию Якова Барная, я много чего знаю про карьеру, дружеские связи и соперничества Эттингера. Моя сокровищница знаний о Еврейском университете, службе в нем и системе повышений слегка обогатилась. Но все равно мне не кажется, что изложенного в книге Барная о карьере Эттингера в Еврейском университете хватило бы на экранизацию, сопоставимую с драматизмом «Примечания». С другой стороны, жизнь Эттингера до того, как он стал преподавателем, а также, быть может, дальнейшая его деятельность, уже вне академических кругов, стала бы прекрасным кинематографическим материалом.
Эттингер родился в Советском Союзе и почти всю юность пробыл убежденным коммунистом. В Ленинградском университете, где Эттингер приобрел солидные знания по гуманитарным наукам, он считался «вундеркиндом». Не очень понятно, там ли он впитал веру в марксизм-ленинизм. Согласно Барнаю, Эттингер «никогда открыто и в явном виде не описывал обстоятельств, приведших его к коммунизму». А вот почему он уехал из Советского Союза, как раз вполне ясно: его родители были очень религиозны, им всегда хотелось эмигрировать. Отец Эттингера при советском режиме семь месяцев просидел за хранение иностранной валюты. Выехав из страны, вопреки непреодолимым обстоятельствам, ему удалось получить палестинские иммиграционные сертификаты. В 1935 году семейство совершило алию. Родители Эттингера примкнули к другим благочестивым евреям в Иерусалиме. Эттингер последовал за ними.
Гершом ШолемДаже если Эттингер крайне внимательно читал у Шолема описания подрывных методик саббатианцев, маловероятно, что его деятельность осталась бы незамеченной. Как Хагана, так и британская разведка внимательно следили за группой, и в конце концов ночью 1 ноября 1940 года англичане арестовали Эттингера за распространение антивоенной, антиимпериалистической (и, вообще говоря, антисионистской) литературы. Приговор был мягок, а вскоре после отсидки Эттингер ушел из университета. Кроме того, он сменил и свою политическую ориентацию: после того, как Германия вторглась в Советский Союз, он вместе с остальными своими партийными товарищами, стал ярым сторонником британского участия в войне.
В 1940-х годах, когда палестинское коммунистическое движение вышло из подполья, Эттингер стал одной из главных фигур в нем — в общем и целом он представлял то партийное крыло, которое стремилось примирить коммунизм с еврейским национализмом. Именно с целью привлечь на свою сторону местных коммунистов летом 1946 года они с другом отправились в Польшу и другие страны Восточной Европы. Но за свою восьмимесячную командировку Эттингер насмотрелся такого в коммунистическом обществе и встретился с такими проявлениями русского антисемитизма, что глубоко разочаровался. До самого СССР он не доехал, поскольку, как много лет спустя он писал другу, некий высокопоставленный польский коммунист «под большим секретом отсоветовал ехать в Москву, где нас наверняка расстреляют». Вернувшись в Палестину, Эттингер потихоньку удалился от коммунистических дел.
И вот здесь, в 1949 году, мелодрама «Эттингер» могла бы и завершиться. Тридцатилетний коммунист, ставший сионистом, возвращается в недостроенный Еврейский университет завершать свое образование, не просто по истории, но по еврейской истории. След, оставленный им, до крайности важен: не только — и не столько — как историка, но как наставника бессчетных ключевых фигур еврейской историографии. Такое непросто перенести на киноэкран.
Однако имеется и более поздняя — и более драматичная глава, повествующая о внеклассных занятиях Эттингера. В особенности — его огромных усилиях, начиная с конца 1960-х годов, по спасению советского еврейства. Многие работавшие с ним в той кампании, включая писателя Хаима Бэра, характеризовали его рвение и преданность этому делу как «великий тиккун» (покаяние) за коммунистический период. Да, кинематографисту трудно будет отобразить на экране нескончаемое ведение корреспонденции за только что приехавших советских олим, обращавшихся к Эттингеру за помощью: найти работу, напечатать книгу. Как нелегко будет увлекательно поставить сцену, в которой он после ночи работы над русской «Энциклопедией Иудаики» засыпает в кресле коллеги. Но в тот период своей жизни он тесно сотрудничал с израильской разведкой: в его архивах с некоторых материалов о советском еврействе до сих пор не снят гриф секретности. Наверное, все же лучше будет сперва дождаться их рассекречивания, а потом уже снимать фильм о жизни этого историка.
Источник: Jewish Ideas Daily. Аллан Аркуш — преподаватель иудаики Университета Бингемтон, старший редактор «Еврейского книжного обозрения».
