На Шавуот, праздник дарования Торы, всю ночь положено учиться. Это такой День знаний, только у евреев, в июне и ночью. Проект «Эшколот» в третий раз провел интеллектуальный фест, на сей раз посвященный лингвистике. Лекции шли в два потока, трижды поставив пришедших перед выбором. Я же дегустировала предложенные молочные напитки (все по традиции, как должно быть!) и виноградные вина, и выбор передо мной не стоял. Я знала, что мне, как корреспонденту «Букника», волшебным образом удастся побывать везде и всюду. Завидные возможности для журналиста на фестивале, скажете вы? Да, я последнее время увлеклась всемогуществом.

«Еврейская лингвистика — огромное поле во временном и пространственном смысле», — объясняет Семен Парижский выбор тематики феста. С традиционной точки зрения, Тора, дарованная в Шавуот, — это воплощение божественных идей в человеческом языке. С научной точки зрения, еврейская культура — это не только иврит, единый для всех евреев мира сакральный язык, но и многочисленные еврейские языки диаспоры». Слушатели разошлись по залам. Первая сессия началась. Лекторы заговорили.

Мне, например, не столь интересно было, чтó говорят лекторы, сколь то, как они это делают, каким языком пользуются. Семитолог Леонид Коган, заведующий кафедрой истории и филологии Древнего Востока ИВКА РГГУ, рассказывал о генеалогической природе еврейского языка. Выражался он, мягко говоря, научно. В первые пару минут доклада он употребил слова «спорадически», «лингвоним», «атрибуция», «узус», «номинация языка». Те, для кого термины нуждались если не в переводе, то в осмыслении, почувствовали, что не зря пришли. Те, кто в теме, приосанились с чувством уважения к себе — за небесполезную причастность к академической среде. Тем временем решался вопрос о прошлом иврита.

Откуда есть пошел язык еврейский

Проблема определения истоков библейского иврита связана с систематизацией языков по семьям и ветвям. В нашем еврейском случае лингвисты наткнулись на неоднородность языка. Отнести ли библейский иврит к арамейской или ханаанейской подгруппе северо-западно-семитской языковой ветви? Учебники по семитскому языкознанию традиционно относят его к последней — наряду с финикийским, моавитским, эдомитским, аммонитским и угаритским.

Как мы учим из священной истории, евреи — не исконное население Ханаана, а группа, пришедшая с Востока; библейский автор недвусмысленно ассоциирует ее с арамеями («скитающийся арамей — мой отец», Втор 26:5). Значит, до прихода в Ханаан евреи говорили на каком-то другом языке, а затем лингвистически ассимилировались с автохтонным населением, утратив свой язык и заимствовав ханаанейский, который существовал на этих территориях задолго до прихода евреев. Но не так все просто.

Схема эта всегда встречала возражения, ведь представление о языковой ассимиляции с местным населением резко контрастирует с тем, что Библия говорит нам о других аспектах взаимодействия ханаанеев с евреями, которые (если кто читал Библию, особенно Книгу Иисуса Навина) далеки от ассимиляции. Не совсем понятно, как в ситуации такого накала антагонизма — политического, культурного, религиозного — могла произойти бесследная утрата собственного языка и принятие языка всячески порицаемых ханаанеев.
Это обстоятельство не прошло мимо внимания ученых. В последние годы возник неожиданный интерес к теории смешанного языка, бытовавшей в начале XX века в немецкой гебраистике. В ее основе — представление о том, что переход на новый язык не был абсолютным — от старого языка должны были остаться какие-то следы. Прежде всего, считает Леонид Коган, надо изучать лексику, так как там можно увидеть реликты старого словаря: «Многие важные базовые понятия в древнееврейском языке отличаются от таковых в его гипотетических ханаанейских родственниках и, наоборот, совпадают в арамейском и отчасти в арабском — то есть в языках восточного, внеханаанейского ареала». Коган относит библейский иврит к ханаанейской подргуппе, но призывает не упускать из вида «своего рода деханаанеизацию языкового ландшафта Палестины после прихода евреев».

В это же время в соседнем зале переводчик, редактор и издатель Менахем Яглом представлял слушателям «сложную и парадоксальную» теорию языков, созданную знаменитым хасидским мыслителем рабби Нахманом из Брацлава (правнуком основателя хасидизма Баал Шем Това). Тут уж почувствовали себя инопланетянами не те, кто не причастен к академической среде, а те, кто ни разу в жизни не держал в руках Талмуда или чего-нибудь похожего — к специфической логике еврейского комментария надо привыкнуть. Но попробовать стоило. С корнями иврита кое-как разобрались — пора было браться за его статус в глазах еврейских мистиков.

Мессианский статус лешон а-кодеш

«Рабби Нахман создал единственное направления хасидизма, настаивающее на своем абсолютном новаторстве. Такое в иудаизме нечасто встречается», — начинает свой бейт-мидраш Менахем Яглом. Одной из важнейших идей рабби Нахмана была идея преодоления языка, очень близкая духу XX века. Язык он понимал как основу мироздания, но при этом и как непреодолимую преграду, отделяющую человека от Бога. Ее преодоление рабби Нахман осуществлял через новаторский жанр мистических сказок, через мистические практики и еще — посредством философско-мистической теории языка.

Есть святой язык — иврит, который противостоит профанным языкам народов мира, наполненным нечистотой. Область их соприкосновения — перевод. Он подобен сну — все смыслы в нем размыты и неясны, присутствует и добро и зло. Но посредством контакта со святым языком, перевод наполняется ясным смыслом.

Талмудическая агада рассказывает: прежде чем даровать Тору Израилю, Бог предлагал ее всем народам. Они отказывались, ибо не могли принять ту или иную заповедь, но ту частичную волю к получению Торы, которая у них была, они передавали народу Израиля. И в момент получения Торы на горе Синай Израиль некоторым образом воплощал в себе волю всех народов. Рабби Нахман считал, что в этом была изначальная цель дарования Торы: очищение всех 70 языков и превращение их всех в святой язык — без потери индивидуальных особенностей.

Рабби Нахман и его последователи рассматривают весь исторический процесс — от синайского откровения до прихода Мессии — как процесс очищения языков, в результате которого все они обретут природу святого языка, и все народы мира станут соучастниками получения Торы. Я почти прониклась красотой этой сложной мысли, но тут началась перемена. Заиграли музыканты. Все отправились на веранду.

На веранде играет группа Lakocha. Беседую с Ильей Сайтановым, лидером группы, на излюбленную тему: Что еврейского в еврейской музыке?

Во-первых, разрешенный спектр эмоций гораздо шире, чем у всех соседей, у них та же мелодия будет гораздо более сдержанной. Конечно, истоки этого — в синагогальной музыке, в канторской традиции. Молитва может быть и рыданием, и смехом — и это ушло в прозу, в бытовую музыку. Второе — это вполне конкретный репертуар. Когда мы играем для проекта «Эшколот», в Еврейском культурном центре или в синагоге в Марьиной роще, мы видим, как людей подбрасывает при звуках фрейлехса. Это то, что в крови, от бабушек и дедушек. Этот репертуар не будет так воспринят в другой аудитории. Репертуар может быть мелодически незнакомым — думаю, это какая-то генетическая память, что-то глубоко подсознательное. Третий момент (тут я согласен с Яиром Харелем ) — завязка на специфические смыслы, которыми наделяется любая песня, попавшая в оборот еврейской культуры. Любовная лирика становится лирикой о любви Бога к народу Израиля.
Грамматика в мейнстриме еврейской мысли

Потехе час? Как бы не так. Снова сессия. Филолог Азарья Розет рассуждает о лингвистических подходах средневековых еврейских комментаторов. Говорит экспрессивно (возможно, потому, что в начале лекции его бьет током микрофон) и уверенно: «Комментарий — это мейнстрим еврейской мысли!».

В еврейском дискурсе, даже если вы говорите что-то совершенно новое, то, что никогда не было написано черным по белому, вы должны оформить это как комментарий. Все евреи комментируют друг друга, это происходит постоянно, это в нашей крови, в костном мозге.

Азарья Розет знакомит слушателей с понятием дикдук, грамматического изучения языка. Он разбирает дикдук на примерах комментариев Раши. Нельзя сказать, что средневековый комментарий Раши — лингвистика в современном смысле слова, скорее — теологическая лингвистика. Ведь лингвистика — наука, и по всем правилам непредвзятости должна искать истину, опираясь на то, что есть. Раши же истина ясна еще до лингвистического анализа — с его помощью он лишь доказывает ее в своих комментариях.

Из соседнего зала слышится смех, шум и треск любительского видео. Это филолог Александра Полян показывает отрывки из интервью с идишеговорящими информантами.

Идиш жил, идиш жив

Как это часто бывает, в истории идиша есть хрестоматийная версия событий, а на поверку оказывается, что она состоит не из непреложных фактов, а из серии еще не решенных вопросов: когда зародился идиш? откуда в нем гебраизмы? и др.
Идиш все время сосуществовал с ивритом (точнее, с лошн-койдеш, языком священных текстов). Первый был языком повседневного общения, второй — языком молитвы и письменной культуры. Престижным и статусным, естественно, был только второй. Непрестижный язык не ценился. Сейчас ситуация изменилась – и идиш стал объектом рефлексии и ностальгии.

В ультраортодоксальной, преимущественно хасидской, среде идиш — по-прежнему живой язык, однако в некоторых случаях и хасиды осознают, что их идиш находится под угрозой исчезновения. Идиш, никогда не обладавший священным статусом, в нынешней ситуации начинает осознаваться как язык хасидских цадиков. Одна информантка Александры, американская хабадница, сказала, что специально разговаривает с детьми на идише, хотя по-английски ей проще: «Алтер-ребе велел говорить с детьми на идише, поскольку это “священный язык”».

Другие информанты, пожилые украинские евреи, говоря по-русски, употребляют идишские фразы. Это слова-обереги, заклинания, цитаты из высказываний покойных родственников, жесткие отзывы о недругах и прочие ругательства. Идиш используется как криптоязык, язык тайного общения: на идише говорится то, что не предназначено для чужих ушей.

Александра Полян демонстрирует современные публикации и периодические издания на идише, поэтические сборники и альманахи, перечисляет идишские радиостанции и сектор идиша в интернете. Ей хочется верить, что настоящее идиша не так плачевно, как многие думают. Профессор Михаил Членов, докладчик завершающей сессии, видит проблему в несколько ином свете.

Еврейские языки

Этнограф Михаил Членов знаменит своей способностью прочесть понятную лекцию практически на любую тему для практически любой аудитории. В этот раз он рассказывал, что это за языки такие — еврейские.

Социолингвистика понимает их как вербальные коммуникационные системы различных еврейских этнических групп с момента их образования — выхода евреев в диаспору в начале новой эры. С этой точки зрения иврит не является еврейским языком, хоть и является языком евреев. Про иврит — разговор особый. Михаил Членов выделяет четыре этапа его развития, соответствующие его четырем самоназваниям: (1) ханаанейский (разговорный язык единого Израиля), (2) иудейский (разговорный язык Иудеи), (3) лешон а–кодеш (священный, но мертвый язык, на котором невозможно произнести фразу типа «Маня, вынеси наконец помойное ведро!», при этом обслуживавший всю письменную деятельность общества, а также в редких случаях выступавший как средство межэтнического общения евреев) и (4) современный иврит (язык государства Израиль).

Еврейские языки возникают в эпоху лешон а-кодеш — для нужд бытовой коммуникации по поводу выноса помойного ведра. Они относятся к разным языковым семьям, но имеют общие типологические черты. Членов проводит аналогию с контактными языками, пиджинами, — первыми формами общения в разноязыких коллективах («моя твоя не понимай» на русско-кяхтинском пиджине) — и креольскими (языками детей тех, кто говорил на пиджинах), в которых исчезают сложные глагольные формы и легко происходят заимствования.

Еврейские языки существовали в диглоссии с лешон а-кодеш — они выполняют разные языковые функции в рамках одного языкового коллектива (подобно тому, как сосуществовали в дворянской среде XX века русский и французский языки). И фонетические нормы в лешон а-кодеш везде соответствовали нормам произношения местного еврейского языка. Еврейские языки имели низкий статус — ими ограничивались только женщины и неучи, а образованные мужи должны были в совершенстве знать святой язык.
Членов полагает, что умирание еврейских языков всегда напрямую связано с распадом традиционной социальной организации еврейской общины. Например, в Западной Европе времен Гаскалы, еврейского просвещения, евреи интегрировались в «большое» общество как религиозная группа («французы Моисеева Закона»). Соответственно, еврейские языки отбрасывались как жаргонные, и евреям по религии оставался только лешон а-кодеш, а с Маней заговорили на языке местного населения.

В России такой фокус не прошел — нельзя было стать «русскими Моисеева Закона», и отечественная Гаскала приобретает другую направленность: евреи заявляют о себе как о нации, и превращают идиш в национальный язык. Появляется национальная литература, образование, пресса. Членов полагает, что сейчас мы фиксируем не смерть идиша вообще, а смерть идиша как национального языка российских евреев:

Язык не исчезает, он продолжает жить — среди его любителей, среди тех, кто его изучает. Создаются кафедры, кружки, конференции, лингвистические флеш-мобы, издаются книги. Появляются люди из других языковых коллективов, изучающие идиш, пишущие на нем стихи, учащие других. И язык будет долго жить таким образом. Как его назвать? Я предлагаю термин «язык-меморат» как определенную стадию развития языка. Понимаю, что это звучит смешно, но нужно же какое-то название. В таком состоянии будет находиться все больше языков в мире, потому что процесс исчезновения языков сейчас стремительнее процесса исчезновения тигров. Там, где у коллектива есть творческие силы — а у евреев они есть, — языки будут сохраняться как языки-мемораты.

Пока профессор говорил о прошлом и будущем еврейских языков, писатель Аркан Карив next door побуждал аудиторию задуматься о чуде превращения мертвого лешон а-кодеш в живой современный иврит.

Что общего у танго с ивритом

«Я не исследователь и не ученый. Я читаю книжки, я пишу книжки и наблюдаю жизнь», — Аркан первым делом оговорил свою позицию. Напомнив основные вехи в истории доразговорного иврита, он сосредоточился на том, как иврит стал родным языком для первого поколения израильтян. Для поколения последователей Элиэзера Бен-Иегуды, они же – отцы-основатели государства, иврит не был родным. Первые ивритские дети говорили медленно, «со скрипучей фонетикой и правильными оборотами, юмор как жанр отсутствовал в их речи начисто».

В пятидесятые годы на «Коль Исраэль» появилась еженедельная передача — Йоман а-шавуа, «Дневник недели». Молодые журналисты брали интервью у тех, кто стоял у кормила страны. Бен-Гурион послушал и велел закрыть. У него были на то причины: народ вдруг обнаружил, что его лидеры говорят на иврите коряво и куцо, как татарский дворник по-русски.
В речи следующего поколения от языка Торы осталась только полезная лексика, а от грамматики осталось мало что, и им просто не нужно было ежесекундно доказывать, что иврит — живой язык. Родившиеся после 1948 года вообще не заморачивались: у них был не просто родной язык, но язык со своей живой историей; обслуживающий все сферы жизни, обладающий всей мировой литературой в переводах и многочисленными социальными диалектами. И — что немаловажно — у него были армия и флот. И с тех пор он остается таким. То есть, он меняется, разумеется, но, по мнению Аркана, generation gaps не превышают общемирового уровня.

«Теорию трех поколений» Аркан проверяет на периодизации аргентинского танго: от brand new до true сменяются три поколения музыкантов и танцоров. «А может, действительно, существует целый ряд социопроцессов, которые требуют для своего осуществления работы трех поколений?» — вопрошает Аркан.

А сам в библиотеку

В ходе марафона пара идей родилась и в моей голове. В частности, я поняла, почему эти фесты так устроены, что побуждают оставить одно ухо тут, другое — там. Логистическая загадка решилась просто: «Эшколот» попытался приспособить друг к другу еврейскую культуру и ритм мегаполиса.

«Учиться всю ночь? — говорит мегаполис еврейской культуре. — На это нет времени!». В ответ «Эшколот» ставит лекции в два потока — такой московский мидраш на всенощную учебу, перевод традиции тикун лейл Шавуот на язык мегаполиса. Семь десятков слушателей выбрали три из шести лекций, а значит, в каком-то смысле, три дюжины евреев получили комплекс знаний, рассчитанный на всю ночь. А Семен Парижский пояснил, что двухпоточность обеспечивает свободу выбора для участников проекта: «Это очень в нашем духе — мы же предоставляем свободное образование. Выбор актуален и в контексте праздника Шавуот — ведь евреи свободно выбрали свое учение».

См. также материалы к лекциям