Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Песенка в защиту одинокого дуба
Мириам Гурова  •  15 марта 2012 года
Меня эта история задела и покоробила. Многие поддержали мой протест. Кто-то недоумевал: «Да какая разница — что тот дуб, что этот?» Кто-то вопрошал: «А откуда известно, что ему 700 лет? Это же определяется по годовым кольцам в распиле? А его вроде никто пока не пилил?». И, наконец, то самое — обидное: «Он совершенно не похож на дуб. Это баобаб какой-то!»

…А если туп как дерево, родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.

Так кто был кто, да кто стал кем,
Мы никогда не знаем.
Кто был никем, тот станет всем —
задумайся о том!
Быть может, тот облезлый кот
был раньше негодяем,
А этот милый человек
был раньше добрым псом.
(В. Высоцкий. «Песня о переселении душ»)


Еврейская философия признает переселение душ. На иврите «гильгулим» — круговорот душ в природе. В обыденной речи говорят: ба гильгуль а-кодем — что может означать: «видимо, в прошлой жизни мне это было известно» или «я это где-то видел» — что-то вроде дежавю.

С недавних пор песенка про переселение душ крутится-вертится у меня в голове, и неспроста. Все началось с того, что моего старого доброго друга обозвали баобабом. То есть, если по Высоцкому, — тупым деревом. Забыла сказать: вообще-то мой друг и в самом деле — Дерево. Но не простое, а самое знаменитое Дерево Израиля. Алон а-бодед. Одинокий Дуб. Дуб Возращения. О нем написаны стихи, песни, книги и даже строчки в учебниках истории. Профессора ботаники пришли к выводу, что его возраст — не менее 700 лет. В честь почтенного старца названо поселение Алон Швут, Алон — распространенное в Израиле мужское имя. Есть и женский аналог — Алона.

Нет, я еще не забыла, кого на Руси обзывали дубом… Но ведь в еврейской традиции все совсем наоборот: дуб — символ мудрости. Почему же мне пришлось публично вступиться за его честь? Случилось так, что один новостной сайт опубликовал заметку о нашем древнем Дубе, о том, как ученые заботятся о его драгоценном здоровье. Написали хорошо, но поместили фотографию совершенно другого дерева — молодого и простецкого. А надо вам сказать, что «портрет» Одинокого Дуба — это такой узнаваемый графический символ поселенческого движения, бери выше — символ сионизма. Ну, что-то вроде геральдического знака. У израильтян вообще трепетное отношение к деревьям, а в особенности — вот к таким уникальным древним экземплярам.

«Дни народа Моего будут, как дни дерева» (Йешаягу 65:22).

Меня эта история задела и покоробила, и я опубликовала в «Фейсбуке» настоящий «портрет» Дуба Возвращения. Посыпались отклики. Многие поддержали мой протест. Кто-то недоумевал: «Да какая разница — что тот дуб, что этот?» Кто-то вопрошал: «А откуда известно, что ему 700 лет? Это же определяется по годовым кольцам в распиле? А его вроде никто пока не пилил?». И, наконец, то самое — обидное: «Он совершенно не похож на дуб. Это баобаб какой-то!»

…Я услышала о нем впервые еще до репатриации — в 1990 году, когда в Минск приехали израильтяне, преподаватели Торы. На уроках они показывали нам фотографии разных исторических мест. На одном из снимков раскинулось необъятной зеленью какое-то грандиозное Дерево. Наши все заохали:
— Просто Эц-Хаим в натуре — Древо Жизни!
— А может, это Древо познания Добра и Зла?
Преподаватель Арье Рутенберг объяснил, что на фото — Одинокий Дуб, а растет он в центре Гуш-Эциона. Героическая история Дуба (о которой — чуть ниже) была рассказана как иллюстрация к изречению рава Авраама-Ицхака Кука. Цитирую по памяти: «Еврейскому народу, чтобы выжить, нужна Земля Израиля, причем нужна еще больше, чем дереву — корни». Смелые слова, сказанные в эпоху прогресса и процветания европейского еврейства — и в эпоху полного запустения и нищеты в Земле Обетованной.

А потом так вышло, что мы и сами поселились в Алон Швуте. Почему именно там — отдельная длинная история. В первую же субботу, конечно, мы под предводительством все того же Арье Рутенберга и его жены Оры пришли к Дубу. В тот день я узнала, что история их семьи тесно с ним связана.

Тем, кто ни разу не видел Одинокий Дуб вблизи, придется поверить на слово: он просто чудовищно громаден. Вы моментально понимаете, что перед вами — чудо. В самый знойный полдень стоит лишь шагнуть под зеленый шатер — и вот она, благодать-прохлада. Шум близлежащего оживленного шоссе почти не проникает под крону. Как будто воздушный кокон вокруг нашего Дуба. Прикоснешься к его морщинистой, потрескавшейся — так и хочется сказать: коже, — а он такой теплый, живой. Могучий ствол уже много столетий назад раздвоился, да так и продолжил расти: из толстенного основания — двумя сиамскими близнецами.

Ученые говорят, что и родился Одинокий Дуб чудесным образом. В горах Иудеи 700 лет назад было пустынно, безлюдно. Без человеческой заботы и орошения в этом климате выживали одни лишь сосны да кедры. Откуда вдруг взялся дуб? Может быть, какой-то дикий вепрь занес на своей шкуре желудь из дальней дубравы? А может, прохудился мешок с желудями у купца, проходившего тут с караваном? Но факт остается фактом: на много миль в округе уже несколько сот лет он — единственный Дуб, с какою-то непонятной силой выживающий на этой земле. Могучий, он давно внушает необыкновенное почтение к своей персоне. Вот почему его никто не посмел срубить. Арабы и бедуины называют его Великим Деревом и рассказывают о нем легенды и поверья, а у одного бедуинского клана существует какой-то загадочный языческий культ Дуба... Возле него вообще становится ясно, отчего в древности такие деревья обожествляли и избирали племенными тотемами.

Давным-давно Дуб возвышался на перекрестке дорог, обозначая середину древнего пути — Дороги Праотцев — из Беер-Шевы к Иерусалиму, к Храмовой горе. Алон а-бодед описывается многими путешественниками как «дерево-оазис». И разбойник, и кочевник-бедуин, и пилигрим, и еврейский купец отдыхали в его тени. Под Дубом назначали встречи и заключали торговые сделки.

«Если осаждать будешь город долгое время, чтобы завоевать его, чтобы взять его, то не порти деревьев его, поднимая на них топор» (Дварим 20:19).

Начиная с 1927 года в этих местах стали появляться ученики раввина Авраама-Ицхака Кука. Они знали из Танаха, что в древности тут плодоносили виноградники и поля. У их лидера, мечтавшего возродить в Иудее фруктовые сады, по воле Провидения оказалась «древесная» фамилия — Хольцман («человек-дерево»). Возможно, именно сидя под Дубом, Хольцман и выкупил у турецких властей эти земли. «Бэри, дарагой, за бакшиш — нэ жалко!» — сказали ему. Про себя, наверное, чиновник думал: гиблое место, не вырастет тут ничего. Купчую Хольцман подписал фамилией Эцион (перевел древесного человека на иврит). Так и вошел в историю — Шмуэль-Цви Эцион, и его именем назвали киббуц. А к 1944 году в округе уже было четыре киббуца. К ним присоединилась группа героев Сопротивления — беглецов из Берген-Бельзена. Родные многих киббуцников погибли в Европе. Вгрызаясь мотыгами в каменистую почву, они знали: эта земля — их последняя надежда.

А в 1948 году поселения оказались под обстрелом арабских армий. Дуб стоял на центральной площади Кфар-Эциона, к нему прибывали от «Хаганы» грузовики с оружием. В начале января под Дубом рыдающие женщины прощались со своими мужьями. Детей и женщин успели погрузить в те же самые грузовики и эвакуировать. Среди них была маленькая девочка Ора (ныне Рутенберг) и ее мама Шошана. Грузовики доехали до Иерусалима, где на улице Шмуэль а-Нагид стоит монастырь католического ордена «Отцы Сиона» «Ратисбон». Он был основан в 1874 году крещеным евреем Альфонсом Ратисбоном. Женщин и детей из Кфар-Эциона разместили в подвале монастыря, где теперь библиотека.

Кфар-Эцион и три других киббуца оказались в жестокой блокаде. «Хагана» посылала транспорты с бойцами, но прорваться по шоссе из Иерусалима они не могли.
Этот очаг сопротивления был последним на пути арабских войск к Иерусалиму. Благодаря мужеству защитников Кфар-Эциона наступление с юга было задержано на четыре месяца. Образованные юноши из интеллигентных семей, они сначала стали земледельцами, а потом научились воевать. И погибли как герои. Об этом тоже написаны книги, стихи и песни. Двенадцатого мая Кфар-Эцион пал, и арабы устроили жестокую резню, добивая последних обессиленных и раненых. Киббуцные поля, дома, сады и синагоги — все было сожжено и разрушено. От четырех цветущих поселений остался невредимым один-единственный древний Дуб.

На опустевшей земле Дуб был виден издалека. Долгие девятнадцать лет «сироты Кфар-Эциона» собирались в День Независимости на окраине Иерусалима и повторяли: «Он выстоял, наш Дуб. И мы к нему вернемся».

После Шестидневной войны 1967 года группу повзрослевших друзей возглавил молодой раввин Ханан Порат. Они добивались возрождения еврейских поселений в отвоеванной Иудее. Глава правительства Леви Эшколь встретился с ними и сказал, разбавляя государственный иврит душевным домашним идишем: «Ну что, киндерлех. Пора вам возвращаться домой».

И они вернулись к своему Дубу. Вновь отстроили Кфар-Эцион, заложили новые поселения. Административный центр назвали Алон Швут. По соседству с Дубом построили кампус армейской йешивы «Хар-Эцион». С тех пор эта йешива стала чем-то вроде еврейского Гарварда, сюда приезжают учиться юноши не только из разных городов Израиля, но и со всего света. Так здесь оказался американец Арье Рутенберг. Еще дома он прочел книгу одного из уцелевших свидетелей осады Кфар-Эциона и по прибытии в йешиву захотел познакомиться с ее автором. Это был Дов Кноаль — отец Оры. В 1948 году, тяжело раненный в бою, он был эвакуирован в киббуц Массуот-Ицхак. Это поселение разгромили уже после резни в Кфар-Эционе, и подоспевшая миссия Красного Креста спасла последних раненых — четырех человек. Отец Оры был захвачен в плен, провел в иорданском лагере девять месяцев, потом на короля Иордании надавили США и состоялся обмен военнопленными. После Шестидневной войны Дов Кноаль с семьей поселился в возрожденном Кфар-Эционе, там он создал в память о погибших друзьях необыкновенный, переворачивающий душу музей, там писал книги и преподавал. Арье Рутенберг подружился с Довом, полюбил его дочку Ору, они поженились, построили уютный дом в Алон Швуте, вырастили пятерых детей и сегодня радуются внукам. Благодаря семье Рутенберг Алон Швут стал и нашим первым домом в Израиле.

В Иудее сейчас два типа поселений. Первый тип — религиозный киббуц по модели Кфар-Эциона. Утопающие в зеленых парках домики и корпуса, до боли напоминающие какой-нибудь санаторий в Крыму или Пицунде. Почти полная победа коммунизма в отдельно взятой деревне. Киббуцники, вестимо, заняты сельским хозяйством. Молочная ферма в киббуце — это что-то в стиле ранних Стругацких, «Полдень, ХХII век». Компьютеризировано все, даже мойка коров. Киббуцники традиционно обедают в общей столовой. Мне приходилось бывать там на субботней трапезе. Удивило не только изобилие, но и благословение после еды «Биркат а-мазон». Вместо принятого во всех общинах мира «Работай, неварех!» («Господа, давайте благословим!») — киббуцник возглашает: «Хаверим, неварех!» («Товарищи, давайте благословим!»).

Ишув — это поселок городского типа. В старых поселениях — ухоженные нарядные сады и цветники возле коттеджей и вилл. А если многоквартирные дома, то ступенчатой террасной архитектуры. Поселенцы — учителя и врачи, адвокаты и инженеры, банковские клерки и художники, архитекторы и программисты… Можно было бы назвать поселения спальными пригородами Иерусалима, потому что большинство жителей по утрам уезжают на работу в столицу. Здесь есть и учебные заведения: гимназии или колледжи, кампусы эсдер-йешив (ученики которых совмещают службу в боевых частях ЦАХАЛа с глубоким изучением еврейских и гуманитарных дисциплин). По количеству студентов, педагогов, профессоров (раввинов) такие поселения похожи на университетские городки. Заводов-фабрик нет — они вынесены в районные промышленные зоны, в большинстве своем — с наукоемкими производствами, фирмами хай-тека. В последние годы в ишувах расцвел туризм. Некоторые, например Эфрат, превратились в города.

Киббуц управляется «ваадом» (правлением). Ишувы тоже каждый год избирают ваад. А весь Гуш-Эцион (18 поселений) управляется местным Региональным советом.

Раввин Ханан Порат недавно скончался от тяжелой болезни и был похоронен на кладбище в Кфар-Эционе, да будет благословенна память праведника. А Одинокий Дуб и сегодня в центре событий. Рядом с Дубом — школа. Мои дети там учатся, и сама я не упускаю случая выбраться к Дубу в гости, когда бываю на родительских собраниях. Иной раз я приезжаю к нему специально — когда тяжело на душе. Он умеет успокоить, под ним хорошо думается.

Но сегодня — моя очередь утешать Одинокий Дуб: «Не обижайся на людей, мой дорогой друг. Баобабы, может быть, и вправду тупы. А ты у нас в прошлой жизни — ба гильгуль а-кодем — был мудрецом. Нам всем повезло, что тебе дарована возможность столько лет быть с нами на этой земле!»


…Неотвязный мотив песенки все крутится в голове, и цепляются друг за друга, складываются строчки продолжения:

Так кто был кто, да кто стал кем,
Мы никогда не знали.
Кто был никем, тот станет всем —
умен он или туп.
Быть может, это Патриарх, исполненный печали,
Стоит свидетелем судеб — наш мудрый старый Дуб.



Другие истории:
Правила виноделов
Поселенка на грани нервного срыва
Затерянный мир