Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Специальный проект «Букника» — аудиоверсия «Воспоминаний» Тэффи.
Текст начитан Владимиром Ермиловым по парижскому изданию 1932 года. Предисловие поэта и исследователя русской литературы Полины Барсковой.

Невнятные и страшные дни, месяцы, годы после осени семнадцатого, когда сотни тысяч жителей России поднялись и потекли из нее, стали предметом многих литературных изображений, эстетически безупречных и исторически верных, но также зачастую беспомощных, напыщенных, лукавых. Пожалуй, наиболее прочитанными, нашедшими востребование можно считать записки двух самых ожесточенных и блестящих наблюдателей того момента — Бунина и Гиппиус. Им происходящее представляется в тонах именно и только апокалиптических: их страна кончается, сгорает, уносится в никуда безобразным потоком, их тон можно определить как постоянный крик боли, проклятье.

В стороне от этого дымящегося потока стоит текст, о котором я хотела бы снова подумать сегодня, — «Воспоминания» Тэффи (1928). Все в этих воспоминаниях непостижимо: так же, как непостижим и их автор, место которого в русской литературе, в ее каноне до сих пор не определено. Не столько блуждающая звезда, сколько блуждающая почка в этом самом причудливом теле литературы, усмехнулась бы не терпящая экзальтации, прославившей ее старшую сестру-поэтессу Мирру Лохвицкую, Тэффи. В самом деле — кто она, где она, зачем она, с кем она? В «Воспоминаниях» именно об этом и идет речь. Перед нами безоглядный путь модной писательницы, умницы и красавицы, из Москвы в Севастополь. Это наиболее парадоксальный и, на мой взгляд, удачный текст в жанре отчаянного бегства от истории — мало кому удалось так ловко сочетать смех и ужас.

Так уж настроена оптика Тэффи, во всем видеть смешное — то есть буквально во всем, что предлагает жизнь, будь это расстрелы, пытки, утрата своего места и времени. Чувствительность Тэффи к абсурдному абсолютна: «На одной из больших станций на платформе в толпе ожидающих стоят Аверченко, Гуськин, актриса с собачкой — все как на подбор высокого роста. Вдруг подбегает к ним запыхавшийся субъект — котелок на затылке, распахнутое пальто вздулось кривым парусом, глаза блуждают.

— Извините, мене вопрос, вы не лилипуты?
— Нет, — скромно отвечает Аверченко».

Тэффи смешит здесь неспособность разглядеть масштаб людей, а ведь интересует ее главным образом это; в этом для нее главная ценность, смысл мастерства: в повествовании возникают мириады персонажей — от щедро отмеченных историей, навроде того же остроумца Аверченки, приятеля еще по «Сатирикону», художника Яковлева или всех перепугавшего Петлюры, до комиссарши по кличке «Зверь», унылой «богачки» на подводе, с животом, проколотым штыком, томного друга писательницы, у которого треснул опал в перстне, от чего он и умер, конечно. Для каждого из них (сколько жителей в этом тексте? десятки? сотни?) находится свой момент, свое слово: Тэффи наводит прибор на резкость — и из месива мерзкой невнятицы, белого шума и хаоса выхвачены участники и жертвы потока, барахтающиеся, сопротивляющиеся, жалкие, смешные. Незабываемые.

Пожалуй, менее всего читатель «Воспоминаний» сможет забыть незадавшегося Вергилия героини — антрепренера с «псевдонимом Гуськин. Фамилия у меня тоже есть, но она ужасно трудная». Гуськин везет Тэффи спасаться в Одессу, кажущуюся мирной и вольной, где его «мамаша делает клуцки». Гуськин ничего не боится, никому не верит, все время держит речь и таким образом не дает русским писателям «потерять отчаяние»: «Карантин? Какой там карантин, — бессвязно лепетал Гуськин. — Это же русские писатели! Они так здоровы, что не дай Бог. Слышали вы, чтобы русский писатель хворал? Фа!» Еврейский мир этого текста богат, здесь и хлыщеватые, кажущиеся всесильными комиссары, и упорно горюющие жители местечек, — но именно непотопляемый Гуськин (с «невероятным именем Александр Николаевич») занимает особое место, метонимически вмещая в себя тот густой, пестрый, брутально живой артистический мир, который так важен Тэффи, плотью и кровью которого она себя ощущает, который рассыпается, весь выходя в чужое.

Это чтение рекомендуется дню сегодняшнему не только топографически (мелькают и сгорают станции — Киев, Одесса), но как лекарство от утраты самоиронии в момент крушения эпохи. Цитировать Тэффи можно бесконечно — так остро, так свежо, так жутко она пишет, но я все же остановлюсь на своем излюбленном (из всей мировой литературы) описании минуты душевного покоя: «Стоим, сбились тесной кучкой, как бараны в снежную бурю — стоим морды вместе, хвосты наружу. […] Не могу сказать, чтобы настроение у нас было очень унылое. Конечно, ужин и ночлег в теплой комнате были бы приятнее, чем мелкий дождичек на открытой платформе, но вкусы у нас выработались скромные. Уверенность, что буквально никто не собирается нас расстреливать, наполняла душу радостным удивлением и удовольствием».

Ода котику

«Вспоминаю даму в парусиновых лаптях на голых ногах, которая ждала трамвая в Новороссийске, стоя с грудным ребенком под дождем. Чтобы дать мне почувствовать, что она “не кто-нибудь”, она говорила ребенку по-французски с милым русским институтским акцентом: “Силь ву плэ! Не плер па! Вуаси ле трамвей, ле трамвей!” На ней была котиковая шубка.
Удивительный зверь, этот котик. Он мог вынести столько, сколько не всякая лошадь сможет».

В специальном аудиопроекте «Букника» — шестая глава «Воспоминаний» Тэффи. В дороге голодные артисты мечтают о еде, а сама Тэффи размышляет о котиковой шубке как эпохе женской беженской жизни.

12 августа 2015 года

Переговорщик

«Голоса падали до зловещего шепота, поднимались до исступленного крика. Оба собеседника говорили одновременно. И вдруг в самый грозный момент, когда оба, потрясая поднятыми над головой руками, вопили, казалось, последнее проклятие, так что Оленушка, прижавшись ко мне, крикнула:

— Они сейчас вцепятся друг в друга!

Гуськин спокойно повернулся к нам и сказал извозчикам:

— Ну, так чего же вы ждете? Въезжайте во двор.

А старик стал открывать ворота».

«Букник» продолжает свой специальный проект — аудиоверсию «Воспоминаний» Тэффи. Артисты, ведомые Гуськиным, пересекают границу с Украиной. Тэффи, не привыкшая к тому, что в новом мире все решается деньгами и умением безошибочно вычислить, с кем вступать в переговоры, наблюдает за виртуозом-антерпренером с явным восхищением.

30 июня 2015 года

Нежные стихи

«Букник» продолжает свой специальный проект — аудиоверсию «Воспоминаний» Тэффи. Маленькая труппа под предводительством антерпренера Гуськина дает вынужденный концерт на страшном приграничном полустанке.

«Что же, однако, я буду читать? Какая у нас будет аудитория? Робеспьер говорил, что все “светлые личности, сбросившие вековые цепи”, — каторжники, что ли? И вдобавок “глубокие ценители и знатоки искусства”. Какого искусства? Аверченко решил, что “блатной музыки”.
Что же читать?
— Надо читать нежные стихи, — решила Оленушка. — Поэзия облагораживает».

22 мая 2015 года

Комиссар искусств

Страшная третья глава «Воспоминаний» Тэффи в специальном аудиопроекте «Букника». Артисты в сопровождении антерпренера Гуськина вынуждены спешно сменить маршрут. Они попадают на приграничную станцию, где творится крайняя степень беззакония, местную власть не отличить от бандитов, а человеческая жизнь ничего не стоит.

«— Гуськин, скажите, все благополучно? Выпустят нас отсюда? — шепотом спрашиваю я.
— Улыбайтесь, ради Бога, улыбайтесь, — шепчет Гуськин, растягивая рот в зверской улыбке, как “L’homme qui rit”. — Улыбайтесь, когда разговариваете, может, кто, не дай Бог, подсматривает. Обещали выпустить и дать охрану. Здесь начинается зона сорок верст. Там грабят».

26 марта 2015 года

Наш рай никого не утешит

«Букник» продолжает специальный проект — создание аудиоверсии «Воспоминаний» Тэффи, охватывающих события 1919 года. Во второй главе Тэффи описывает подготовку к отъезду из Москвы (считалось, что на месяц, а оказалось — навсегда).

«А вдруг за это время назначат какую-нибудь неделю бедноты или, наоборот, неделю элегантности, и все эти вещи конфискуют?
Я попросила в случае опасности заявить, что сундук пролетарского происхождения, принадлежит бывшей кухарке Федосье. А чтобы лучше поверили и вообще отнеслись с уважением — положила сверху портрет Ленина с надписью: «Душеньке Феничке в знак приятнейших воспоминаний. Любящий Вова».
Впоследствии оказалось, что и это не помогло».

12 марта 2015 года

Бегство от истории

Специальный проект «Букника» — аудиоверсия «Воспоминаний» Тэффи. В этой книге Тэффи, один из самых ярких русских авторов двадцатого века, описывает свою гастрольную поездку по страшной Украине 1919 года. «Парадоксальный и удачный текст в жанре отчаянного бегства от истории», ведущий читателя по тончайшей грани между смехом и ужасом, специально для «Букника» начитан по парижскому изданию 1932 года, а вступление к проекту написала Полина Барскова, — поэт и исследователь русской литературы.

«Букник» планирует публиковать главы из «Воспоминаний» раз в две недели.

25 февраля 2015 года