Нам еще нужно дождаться наших Филиппов Ротов. Или, точнее, Ртов. Филипп Рот, Филипп Глаз и Филипп Зуб. А во рту Язык. В-идиш-ь?
Когда нарушается привычный ход вещей, знаки и символы приобретают новый вес и новое значение. 10–11 апреля МГУ и Еврейский музей проведут совместную международную конференцию «Образ и символ в иудейской, христианской и мусульманской традиции».
Демонология — довольно удивительная вещь. И предмет ее изучения какой-то не очень предметный, и вообще непонятно, к религии ее отнести или к фольклору. Особенно в иудаизме, где все так строго, стройно, что кажется, нет и щелочки, куда бы черт мог пролезть.
Или есть?
Продолжение истории про обычаи чертей и про их конфликты с Бештом и Гершеле Острополером. Читатель также узнает, сколько ангелов содержится в супе праведника.
Так я оказался в печи, а после — в сундуке с орехами. Теперь уже ей было не под силу изгнать меня: я напитался сладчайшими ароматами и со временем стал настолько силен, что шутки ради переворачивал всю кухню вверх дном.
— Почему я не сплю по ночам?
— Потому что женился на чертовке.
Купец уронил свою палку. Минуту-другую он молчал, потирая лоб, затем спросил:
— Какое вино ты, Гершеле, предпочитаешь после обеда?
В это время один купец из Бердичева наливал вино в наперсток, чтобы выпить украдкой, пока служки и жена не видели, занятые своими делами. И наперсток вздрогнул в руке, и вино выплеснулось наружу, изрядно омочив бороду и кафтан, будто помещалось не в наперстке, а в бутылке или бочонке.
— Гой? — хмуро спросила бабка Фрума.
— Он испанский поэт-коммунист, — с вызовом ответила бабушке Маргоша.
— Ага, гой, — железно констатировала бабка, прыгнула в ладью и скрылась в тумане.
Сказал Раба бар бар Хана: Я сам видел ту Жабу Акакрукта, и она была велика как крепость Хагруния. Пришел Змей Танина и проглотил ее. Пришел Пашкеца и проглотил того Змея и, взлетев, уселся на Дереве. Пойди, посмотри, как велика мощь того дерева!
Я сам видел, как Ридия стоял подобно быку утроенному. И вознес он голос свой и губы растопырил, а сам он стоял от подземной бездны и до высшей бездны. И сказал он высшей бездне: «Излей свои воды!»
Его «кля-кля-кля, бурлю-бурлю» — это то, что мы раньше говорили, но теперь только Витя наш прошлый настоящий язык знает, а мы далеко вперед ушли.
Возвысила одна из волн голос и спросила у подруги: «Оставила ли ты хоть что-то в этом мире целым?» Ответила та: «Пойди и посмотри, как велика сила твоего Господина! Даже кромку песка, окружающего этот мир, я не сумела преступить!»
Когда хоронили Шварца, в могилу ему опустили веревку длиной в 15 метров, один конец которой оставили «на улице», привязав к колышку. В расчете на мессианские времена («когда все будут воскресать»): пока христиане из своих могил будут вставать, еврей быстро выберется наружу по веревке.
Персона ВЖ, видимо, сильно занимала Ильфа и Петрова. Многие его черты присущи старому, больному, нелюбимому девушками гусекраду и вечному страннику Паниковскому, восклицающему: «Я вас всех переживу!» Да и сам великий комбинатор не лишен сходства с Агасфером. Помните: «Вчера на улице ко мне подошла старуха и предложила купить вечную иглу для примуса. Вы знаете, Адам, я не купил. Мне не нужна вечная игла, я не хочу жить вечно. Я хочу умереть».
«Был Вечный жид за то наказан, что Бога прогневил отказом», и с тех пор, согласно многочисленным (хотя и не очень достоверным) свидетельствам, скитается по миру. Одни видели его ведущим ученые беседы с оксфордскими профессорами, другие — в самых злачных заведениях Праги, третьи и вовсе утверждают, что он никогда не покидал Иерусалим. Он действовал под именами Агасфера, Исаака Лакедема и, возможно, Михаила Самуэлевича Паниковского.
В саду Файку уважали — слышали, что она один на один провела с мертвой целый день.
— Сильно страшно было? — спрашивали Файку.
— Нет, совсем нет, — пожимала плечами она.
— А как это — умереть? — не отставали дети.
— Нуууу…– закатывала она глаза к небу. — Нуууу… это… ложишься, в общем, на пол и умираешь.
Но, как всегда случается в подобных историях, на обратном пути, в лесной чащобе, на него напали разбойники. Они хотели отобрать у него шинель, но ему удалось уговорить их только спороть с нее золотые буквы N.B. и золотые пуговицы, а саму шинель оставить ему. Ту шинель он спрятал у себя в доме, ведь если бы открылось, что он спас императора, он не только поплатился бы за это головой, но и мог накликать беду на всю свою семью...
Слыть шпионом было очень престижно. Многие выпытывали у него секреты, полагая их неоценимыми. Они готовы были щедро тратиться, чтобы хоть что-то конфиденциальное выведать. Но поскольку никому не хотелось обнаруживать себя, такие охотники лицемерно обращались к нему как к нотариусу, беспрекословно оплачивая астрономические, выставлявшиеся за ничто счета. Забавно: платили и не получали информации.
К Бегемоту этот чортов трамвай! Ну его, там уже пассажиры дерутся с контролерами. Далеко, впрочем, удаляться не будем, приостановимся, как сказал поэт, «в четырех километрах от кольца трамвая», над холмами Иудейской пустыни, дружно стекающими на восток, в низины Сирийско-Африканского рифта.
У Дракулы нос крючком, кустистые брови, заостренные уши и острые уродливые пальцы