— Пятьдесят плетей подлецу, — сказал он, и те, что удерживали ноги, слаженно — как по команде — принялись спускать с Гершеле штаны, но тут на рыночной площади Гусятина произошло смятение, и народ расступился.

Михаил Эдельштейн о бестселлере Хаима Потока «Избранник», о трудностях переходного возраста и невозможности уйти от себя. А также отрывок из романа «Избранник», общий тираж которого в США составил более трех с половиной миллионов экземпляров.

Михаил Эдельштейн о книге американского писателя Хаима Потока «Избранник», о трудностях переходного возраста и невозможности уйти от себя

— Пятьдесят плетей подлецу, — сказал он, и те, что удерживали ноги, слаженно — как по команде — принялись спускать с Гершеле штаны, но тут на рыночной площади Гусятина произошло смятение, народ расступился, и...

Это талмудический рассказ о бунте. Его героиня — женщина, дерзкая и остроязычная. Однако этот бунт есть не что иное, как обратная сторона раскаяния.

Продолжение истории про обычаи чертей и про их конфликты с Бештом и Гершеле Острополером. Читатель также узнает, сколько ангелов содержится в супе праведника.

Продолжение истории про свирепого праведника и обычаи чертей. Гершеле Острополер пьет вино и беседует с купцом, который последние два года — с тех пор как женился — очень плохо спит по ночам. Внезапно без стука входит жена купца.

В Центре восточной литературы РГБ открылась выставка «Еврейское книгопечатание на территории Российской империи XVIII — начала XX века». На ней представлены практически все жанры еврейского книгопечатания в России, а также уникальные документы любавических реббе Шнеерсонов.

Так я оказался в печи, а после — в сундуке с орехами. Теперь уже ей было не под силу изгнать меня: я напитался сладчайшими ароматами и со временем стал настолько силен, что шутки ради переворачивал всю кухню вверх дном.

— Черт — он же не человек, ему твердая еда не нужна вовсе. Ты когда-нибудь видел, как твоя жена ест? Курочку, например... или хотя бы капустку?
Купец призадумался. Выходило так, что никогда он не видел, как ест его жена, и о том даже не задумывался.

— Почему я не сплю по ночам?
— Потому что женился на чертовке.
Купец уронил свою палку. Минуту-другую он молчал, потирая лоб, затем спросил:

— Какое вино ты, Гершеле, предпочитаешь после обеда?

В это время один купец из Бердичева наливал вино в наперсток, чтобы выпить украдкой, пока служки и жена не видели, занятые своими делами. И наперсток вздрогнул в руке, и вино выплеснулось наружу, изрядно омочив бороду и кафтан, будто помещалось не в наперстке, а в бутылке или бочонке.

Семья бресловских хасидов держит зал йоги в ортодоксальном квартале Бейт Шемеша. Заветная мечта Кольбергов — изменить отношение общины к йоге и познакомить ультра-ортодоксов со своим телом.

Поскольку никакого детства в традиционной культуре не существует, хасидские дети одеты как взрослые, но так, как взрослые никогда не оденутся.

Приехал я в лагерь накануне Рош а-Шоно. И сразу спрашиваю: кто тут хозяин? Мне отвечают: Костя-жид. О, думаю, зря такую кличку не дадут. Пришел я к нему в барак. А он сидит на подушках, как персидский шах, чаи гоняет. Небольшого роста, пухленький, в очках, внешность — ошибиться невозможно, действительно Костя-жид.

Когда мне надоело ездить через всю Москву на Птичий рынок за курами, а потом ехать в синагогу, где их резали, я завел свой курятник. У меня было 500 кур, около сотни гусей, индюков, уток. Сдал экзамен двум американским раввинам и спокойно резал на дому. У меня индюки были по 18 кг. Я таких выращивал! Я был еврей-колхозник. Когда я кур покупал, у меня на ладони 5–6 штук умещалось, а на выходе — 4–5 кг.

Однажды дочь градоначальника Рашкова занедужила. Тамошние доктора перепробовали все средства, и в конце концов, не найдя ничего лучшего, обратились к башмачнику Менделю из Шаргорода. А был он баалшемом, но о том знали только домашние да один русский доктор, который к нему обращался за советом или помощью — когда врачевание не помогало. Сказанный доктор и послал за Менделем...

С нежностью, любовью и пристальным вниманием смотрит Иржи Лангер на хасидский мир. Это заповедная мистическая страна, где чудеса — часть обыденного, где на шабес в каждого входит его особая, безгрешная, вторая душа, танец оказывается не мирским увеселением, а восторженным священным экстазом, где святой, раздосадованный несправедливостью, топает ножкой на Бога и тот идет навстречу любимому, избалованному ребенку.

Что может рассказать вам о регги человек, который не любит регги? Уж точно я не стану вам докладывать, что дети Раста считают себя заодно и сынами Израиля, а Африку – Сионом, мол, пейсы вместо дредов вполне уместны, и что я не почувствовала никакого диссонанса. Ничего подобного. Вчерашний концерт – вообще одно большое противоречие, но (дело в магии Джа?) противоречие это совершенно особого толка. Удивляющее и вдохновляющее. Если в двух словах: я очарована, я озадачена.

- Там была драка, дрались наши и русские, и мой муж в ней участвовал. Его арестовали, осудили за убийство и дали пожизненное заключение. А после того, как я съездила на могилу праведника, состоялся апелляционный суд, и мужа освободили.
- Ты уверена, что мужа освободили только потому, что ты съездила в Умань?