1. Первым еврейским шутом, о котором составителям этих фактов довелось узнать, является Ян Лакоста (д'Акоста, 1665–1740), придворный шут Петра Великого и Анны Иоанновны. С этим потомком марранов Петр любил вести богословские споры, а за усердную службу пожаловал ему титул самоедского короля. В «Путевых заметках о России» швед Карл Берк отмечал, что из всех шутов императрицы Анны Иоанновны «только один Лакоста — человек умный».
О Лакосте сохранилось множество анекдотов. Вот вам парочка:

//Один придворный спрашивает Лакосту, почему он разыгрывает из себя дурака. Шут отвечает: «У нас с вами для этого разные причины: у меня недостаток в деньгах, а у вас — в уме».

Имея с кем-то тяжбу, Лакоста часто наведывался в одну из коллегий, где судья, наконец, однажды говорит ему: «Из твоего дела я, признаться, не вижу для тебя хорошего конца». — «Так вот вам, сударь, хорошие очки», — отвечал шут, подав судье пару червонцев.//

2. Если уж мы заговорили о петровских шутах — в 1999 году Григорий Горин написал пьесу «Шут Балакирев» о самом известном коллеге Лакосты. В отличие от Лакосты, Балакиреву довелось отведать не только царской милости, но и опалы — он был арестован по делу о любовной связи императрицы Екатерины и Вильяма Монса и приговорен к 60 ударам батогами и ссылке в Рогервик, из которой вернулся только после коронации Екатерины.

Выйдя в отставку, Иван Балакирев поселился в имении под Касимовым. Среди соседей он слыл мрачным, неразговорчивым человеком.

Петр I спросил у шута Балакирева о народной молве насчет новой столицы Санкт-Петербурга.
— Царь-государь! — отвечал Балакирев. — Народ говорит: с одной стороны море, с другой — горе, с третьей — мох, а с четвертой — ox!

3. Во времена Лакосты и Балакирева в каждом уважаемом еврейском местечке был хотя бы один бадхен — профессиональный свадебный шут. Перед хупой бадхен читал молодым нравоучительные наставления, а после хупы — развлекал присутствующих шутками и прибаутками. Во многих общинах эта профессия сохранялась вплоть до начала XX века.

4. В конце XVIII — начале XIX века многие хасидские цадики стали заводить дворы с пышными выездами и многочисленным штатом прислуги. При дворе непременно держали шута. Шутом был и прославленный плут и острослов Гершеле Острополер, развлекавший преемника Исраэля Бешта Баруха из Меджибожа.

Спросили у Гершеле, как ему живется у ребе.
— Ничего. Мы выколачиваем друг другу капоты. Правда, между нами есть небольшая разница: я выколачиваю его капоту, когда она висит на гвозде, а он выколачивает мою, когда она висит на мне.

5. Гершеле Острополер был настолько популярен, что впоследствии ему стали приписывать подвиги других еврейских плутов и остроумцев. Так что сегодня только специалисты помнят имена Шмерла Снитковера, Мотьки Хабада, Биньки Дибека, Шлойме Людмирера и других местечковых шутов.

6. Большинство еврейских шутов были бедны, как церковные крысы. Это стало для них бесконечным источником шуток.

В дом Лейбеле Готсвиндера забрались воры. Жена стала его будить.
— Лейбл, Лейбл, вставай, у нас в доме воры!
— Ша, я прямо краснею от стыда — им, беднягам, нечего у нас взять.

7. С женами, стати, еврейским острословам обычно тоже не везло — судя по сохранившимся преданиям, большинство из них обладали характером Ксантиппы, жены Сократа:

//Лакоста прожил много лет со сварливой женой. Когда исполнилось двадцать пять лет со дня их женитьбы, друзья просили его отпраздновать серебряную свадьбу. «Подождите, братцы, — предлагает шут, — еще пять лет, и мы отпразднуем Тридцатилетнюю войну!»

Шая Фарбер пришел к раввину жаловаться на жену:
— Моя жена — мотовка! Все проклятья, которыми она должна была награждать меня на протяжении целого года, она высыпала на меня сегодня утром.//

8. Будучи последними бедняками, местечковые шуты много заботились о других обездоленных — собирали пожертвования, приданое для бедных невест и т.д. На этой почве у них постоянно происходили стычки с местными богатеями, не спешившими помогать своим нуждающимся единоверцам.

Шлойме Людмирер зашел к богачу за пожертвованием. Тот протянул ему пятак. Шломо поблагодарил его и благословил: «Дай вам Бог капитал в пять раз больше этого». Богач вспылил и стал ругаться, но Шломо спокойно ответил:«У вас еще есть возможность дать под это благословение две тысячи рублей».

9. Еврейские острословы не могли остаться в стороне от хасидско-миснагедской полемики. В зависимости от собственных симпатий, они постоянно вышучивали привычки своих оппонентов — например пристрастие некоторых хасидских цадиков к курению.

Шайке Фарбер упросил богача одолжить ему 25 рублей, купить по дешевке подводу табака. Спустя неделю богач попросил вернуть долг.
— Не могу, — ответил Шайке, — Бог послал мне какого-то хасида, и он попросил дать табачку набить трубку. Представьте себе — когда я разрешил, оказалось, что туда влез весь табак.

10. Некоторые еврейские остряки отличались вольнодумством. Особенно славился этим живший в Виленской губернии Шмерл Снитковер, получивший даже прозвище лец-апикойрес — шут-безбожник:

//На вопрос о том, можно ли в Йом-Кипур ездить в поезде, Шмерл Снитковер ответил так: «Конечно, можно. Ибо одно из двух: либо я встречу в вагоне раввина — тогда он вынужден будет промолчать, или же не встречу раввина — а кого еще мне бояться?»

Почувствовав приближение смерти, Шмерл попросил червивую сливу.
— Зачем, ведь это треф?
— Именно поэтому. Когда я умру, потащат меня ангелы в суд, начнут считать мои грехи — а моим грехам ведь конца-краю нет. Они будут считать и считать, а я, бедняга, мучиться, когда же конец? И вот, когда дойдет до червивой сливы, я наконец вздохну свободно!//

11. Шуты, как мы видим, за словом в карман не лезли и запросто могли заткнуть за пояс иного мудреца. Особенно, если это «мудрец из Хелма». В XIX веке в еврейском фольклоре появились свои «габровцы» — жители польского Хелма (Холма), ставшие олицетворением наивности, глупости и умения решать проблемы наиболее абсурдным образом. Первая литературная обработка рассказов о хелмских мудрецах была напечатана в 1867 году, ее автором считается известный писатель-просветитель Айзик Дик.

12. Начиная со второй половины XIX столетия еврейские певцы устремились на оперную сцену. Одним из них стал баритон Моше Миллер, прославившийся как Роберт Меррилл. В его обширном репертуаре была и партия Риголетто, шута герцога Мантуи.

13. В ХХ веке на эстраде блистало немало еврейских сатириков и юмористов. Однако назови мы их шутами, большинству из них это бы не понравилось. Поэтому обойдемся без имен.

Еще о евреях, шутах и клоунах:

Баклажаны, чеснок и Тора
Талмуд по Симпсонам
Клоун на сцене и в жизни