Камень седьмой
40
А теперь обратимся к тому, что происходило последние пятнадцать столетий над головами людей, в Судный День со слезами на глазах упиравшихся лбами в Западную Стену. Но прежде всмотримся в некоторые события и факты, имеющие непосредственное отношение к истории, что вершится на наших глазах с помощью внешней политики США, включая ведущиеся ею войны: ибо война, как завещал нам Клаузевиц, — тоже политика, но с другим коленкором.
На мой взгляд, любой, кто решится впервые вникнуть в противостояние между исламистами и израильтянами, окажется примерно в той же ситуации, что и героиня романа Ле Карре «Маленькая барабанщица», написанного еще полвека назад. В каком-то смысле все мы — чья судьба еще не пересечена силами этого противостояния — в определенном смысле «маленькие барабанщики», существа, лишь символически идущие в бой и способные погибнуть только от шальной пули. А «маленьким барабанщикам» положено слушать старших товарищей, находящихся во время боя в первых цепях, и уважать их решения и убеждения подобно тому, как молодая актриса Чарли сначала внимательно слушает любимого ею агента Моссада Джозефа, а потом – тоже завоевавшего ее ветреное сердце палестинского террориста Халиля. Суть противостояния между Джозефом и Халилем сводится примерно к тому же ракурсу, в котором противостояли друг другу фараон и Моисей: силен ли еврейский Бог. Так вот, на мой взгляд, определенное мужество в мире современного еврейства необходимо для того, чтобы перевести вопрос противостояния именно в эту плоскость. Ибо исламисты уже давно находятся на той — взрослой стороне самосознания; среди них давно уже нет «маленьких барабанщиков».
Новейшая история в который раз доказывает, что исламисты, еще будучи в утробе, прекрасно осознают, что такое политика, что такое война, что такое квинтэссенция этих двух — экспансия: Аллах создал ислам и мусульман для того, чтобы все вокруг стали мусульманами — вот резюме, которое даст вам любой мулла, будучи спрошен о сути его религии. Евреи, с их запретом на миссионерство, с их ответом мудреца Гиллеля на вопрос язычника («Суть Торы — не делать ближнему того, чего не желаешь себе»), априори находятся в проигрышной позиции. Исламисты отлично знают, что нужно делать, чтобы на захваченных землях скоро забыли о прежних владельцах и уверовали в то, что новоприбывшие обитали в этих наделах испокон веков. И они отлично понимают, что для этого не достаточно абсолютного физического господства. Для этого необходимо вторгнуться в метафизику. Экспроприировать святость, святыни, храм перестроить в мечеть, отменить священный текст и предъявить вместо него свой, отредактированный в корне. С их точки зрения христианство — религия простаков, ибо оно, христианство, канонизировало Танах, вместо того, чтобы просто его отменить или переиначить в свою пользу: как это сделал Коран, заменив Ицхака Ишмаэлем и лишь дипломатично выразив свое почтение пророку Исе (Иисусу). Перехватив у евреев действительность и истину, исламистам ничего не оставалось, как оказаться имманентными поборниками исчезновения евреев — сначала со страниц истории, затем с лица земли.
Нет лучше эпиграфа (и послесловия одновременно) к взаимоотношениям иудаизма и ислама, чем притча, рассказанная героем романа Эли Люксембурга «Десятый голод»: «Один шейх держал у себя ученым секретарем одного еврея. Был тот еврей образован в Торе, и предложил ему шейх однажды сесть и доступно изложить основы своей религии. Заполучив рукопись, шейх заперся на долгое время, основательно все перекроил, и вышла книга, названная потом Кораном. И обратился Мухаммед к народу с призывом собраться всем у колодца. И сказал: минувшей ночью был ему сон, где Аллах открылся, что дает арабам новую истинную веру, и выйдет она из колодца. И было: собрался народ, и опустили веревку, и достали оттуда Коран. "А теперь, — воскликнул Мухаммед, — берите камни и кидайте в колодец, такова воля Аллаха!" И сравняли колодец с землей, и никто не заметил, что с этого дня пропал ученый еврей, так же, как никто не знал, что накануне шейх попросил своего секретаря об одолжении: залезть в колодец и в нужный момент привязать к веревке книгу».
Для мусульман Храмовая гора связана с именем основателя ислама, пророка Мухаммеда, и его мистическим путешествием. Мухаммад был вознесен на крылатом коне аль-Бураке и в сопровождении архангела Гавриила отправился сначала молиться на Синай, потом в Бейт Лехем, где родился пророк Иса, и, наконец, в Иерусалим, на Храмовую гору, где совершил молитву вместе с великими пророками.
Арабы завоевали Иерусалим в 636 году, и халиф Омар первым делом хотел увидеть место древнего еврейского Храма. Но патриарх Софроний, сумевший истребовать от Омара неприкосновенности христианских святынь, сначала вместо Храма Соломона предъявил ему Голгофу, а потом церковь на Сионе. Халиф не поверил Софронию и обратился к горстке иерусалимских евреев, которые и показали ему заросшее бурьяном и заваленное мусором место: сюда невозможно было подобраться, не оставив клочки халата на колючих кустах. Здесь Омар и совершил молитву. Строительство на Храмовой горе началось лишь спустя полвека, при халифе Абд эль-Малике, который над предположительным местом жертвоприношения Авраама воздвиг Купол Скалы. Предположительно известно не только одно место акеды Ицхака. До сих пор для еврея одна из главных проблем восхождения на Храмовую гору состоит в опасности ступить случайно на место, где находилась Святая Святых, точное расположение которой стало предметом многих исследований.
Как бы там ни было, для проблемы Храмовой горы не менее важно то, что произошло в середине двадцатого столетия. К 1942 году нацисты разработали, но в конце концов отклонили исполнение проекта Amerika-Bomber. Такое название было дано прототипу стратегического бомбардировщика, способного с пятью тоннами бомб на борту дотянуть с Азорских остров до Нью-Йорка и сбросить груз на небоскребы Манхэттена.
Ранее министр вооружений Третьего рейха Альберт Шпеер записал в дневнике после одного из заседаний по проекту Amerika-Bomber: «Было похоже, что он [Гитлер] в бреду. Он говорил о том, как Нью-Йорк охватит пламя. Он представлял себе небоскребы, превращающиеся в огромные пылающие факелы, рассыпающиеся в прах, представлял отражение языков пламени, освещающих темное небо».
В 2003 году в Нью-Йорке проходило судебное заседание, где на скамье обвиняемых находился Шахид Никельс, друг Мухаммада Атты, направившего пассажирский самолет на башню Всемирного торгового центра. Этот принявший ислам немец заявил, что Аль-Каида выбрала своей целью Манхэттен, ибо он — «центр мирового еврейства и центр мира финансов и коммерции, который оно контролирует».
Гитлер на собрании узкого круга своих сторонников в августе 1942 года заявил: «Если бы Карл Мартелл [майордом франков, разгромивший в 732 году Абд-ар-Рахмана, предводителя мавров, в битве при Пуатье и вошедший в историю как спаситель Европы от вторжения арабов] проиграл, мы все, вероятно, были бы обращены в магометанскую веру, культ, прославляющий героизм и открывающий дорогу в небеса лишь смелым воинам. Тогда народы германской расы завоевали бы весь мир».
Однако Фрэнсис Фукуяма в своих тезисах, вызванных к жизни событиями 11 сентября 2001 года, уточняет, что сравнение сегодняшней борьбы США с исламским террором с антигитлеровской кампанией полезно только для мобилизации народной поддержки военных операций в Ираке; но оно не поможет нам понять ситуацию в целом. Гитлер был лидером централизованного и авторитарного этнического государства. Исламские враги США, напротив, состоят из различных группировок и часто перемещаются; некоторые из них опаснее других. И в этом выгода: можно играть на их внутренних различиях и избежать шанса оказаться в состоянии войны с двадцатью процентами человечества.
Исламский проект Третьего рейха — очень обширный, но хорошо изученный историками, — в свою очередь, уточняет американского философа. Вот что нам известно об этой активности нацистов, привлеченных тем, что в странах Ближнего Востока действовали лидеры и организации, призывавшие к борьбе с англичанами и евреями. Внимание находившихся в поисках арийского ислама нацистов уже в 1930-е годы привлек Иран, «страна ариев», с XIX века являвшаяся полем борьбы за влияние между Британской империи и кайзеровской Германией. Германское правительство специальным декретом объявило иранцев «чистокровными арийцами», а расовое управление СС санкционировало браки германских девушек с представителями элиты Ирана. Немецкая пропаганда распространяла среди мусульман слухи, что Гитлер принял ислам, взял мусульманское имя Гейдар и по сути является долгожданным исламским мессией — Махди. Нацисты также привечали и другой полюс ислама — суннитский. Муфтий Иерусалима аль-Хусейни, после еврейских погромов изгнанный англичанами в Бейрут, не раз гащивал в ставке Гитлера. Позже он переберется в Берлин и снимется на фотографии, где приветствует подразделения СС, набранные из мусульман.
Это вкратце. Всего лишь для того, чтобы понять, почему первая в XX веке реставрация мусульманских святынь на Храмовой горе была выполнена в 1938–42 годах по преимуществу на немецкие деньги. Кстати, самое известное ее наследие — колонны каррарского мрамора, подаренные лично Муссолини и стоящие сейчас в Аль-Аксе на диво всем туристам.
Остается только добавить, что реставрация мусульманских святынь новейшего времени на Храмовой горе (как и святынь в Мекке и Медине) проводилась строительной компанией отца Осамы бен Ладена — и посчитать расстояние от места, где все это происходило, до Яд Ва-шема: шесть километров, если напрямик.
Таким образом, мы видим, что необходимым условием мира является признание исламистами права евреев, чья суть совпадает с их священными текстами и мировой историей, на существование.
Работа, требующаяся от Ишмаэля для того, чтобы все-таки узреть истину и дать (хотя бы, если не уступить) Ицхаку место на Храмовой горе, — огромная. Но он должен ее выполнить; если только он не хочет, чтобы евреи полностью исчезли с лица земли. Что значит для Ишмаэля помириться с Ицхаком? Что значит для Ицхака помириться с Ишмаэлем? Нет другого пути, как прийти к их отцу со смирением. Тогда и случится работа над миром, над его исправлением: не война, а сотрудничество. Нужно прекратить боль, кровь, грязь, голод, болезни, униженность и обездоленность — все, что постигло Ишмаэля в пустыне и сейчас представляет собой Третий мир. Но как устранить боль обиды, которая вынуждает его кусать руку дающую? Здесь не обойтись без усилий его, Ишмаэля, души. И неужели главный вывод из всех восточных военных операций состоит в том, что до сих пор Запад ничего не знал о Третьем мире? Неужели война теперь стала способом народов лучше узнать друг друга?
41.
Из Рехавии в Тальпиот — к дому Агнона – выйти несложно: около пяти километров почти строго на юг. В прихожей на стуле эбонитовый телефон, записная книжка, зонтик, тяжелая палка, чья массивность, скорее всего, объяснялась наличием бродячих собак на окрестных пустырях. По дороге к музею вам встретится утопшая в садах Немецкая колония, выстроенная в XIX веке протестантскими сектантами — темплерами, членами «Храмового общества» или «Общества друзей Иерусалима», выказавшими себя настоящими сионистами. Топонимика в Немецкой колонии большей частью восходит к поборникам еврейской государственности — Ллойд Джорджу, Яну Смэтсу, Конраду Аденауэру. Затем вы пройдете полтора километра по дороге на Бейт-Лехем. Увидите монашку в накрахмаленном куколе за рулем пикапа и вспомните фильм «Жандарм и инопланетяне». Слева появится здание железнодорожного вокзала, построенного еще османами. Подъездные пути к нему не разобраны, а превращены в пешеходную дорожку. По ней летают велосипедисты и бегают за хозяевами собаки; сохранился и допотопный механико-релейный семафор, с керамическими изоляторами, гиревыми противовесами и рычажным аварийным приводом. Еще десять лет назад отсюда — с окраины района Тальпиот — можно было уехать в Тель-Авив. Теперь поезд отходит из пригорода, и им мало кто пользуется.
По дороге орут птицы, кругом сады и скверы. Более или менее понятно, насколько все это были пустынные районы во времена британского мандата: судить можно по наличию высокорослой растительности.
В Тальпиоте нашел дом Агнона и, никем в прихожей не встреченный, стал бродить по пустым комнатам; но вскоре появилась женщина и испуганно сказала, что музей закрыт и откроется только завтра. Я поспешил удалиться, чтобы ее не смущать. Вышел и спустился по улице, открывающейся над краем яруса, — и обмер. Белый иерусалимский камень, искрясь стеклами домов, рассыпался по склонам, а в дали, в восточной дымке наступающей ночи тонули и высились горы Иудейской пустыни. Они казались рельефом приблизившейся вплотную к нашей планете Луны, они парили над землей, над передним планом, составленным иерусалимскими холмами…
Я не удержался, чтобы сфотографировать — хоть и знал прекрасно, что такие чудеса на отпечатках у любителей не выходят. И тут снизу на меня закричал здоровенный амбал в военной форме: «Але! Але!». Выскочили другие военные и тоже стали кричать. Я огляделся и увидал рвы и средневековые подъемные мосты. Оказалось, что американское посольство выбрало себе наилучший — прямо-таки космогонический — ракурс из окон кабинетов на Ближний Восток — ровно туда, где скитался, искушен, прародитель религии восьмидесяти процентов населения представляемой им, посольством, страны. Едва не арестованный, я окончательно подтвердил для себя еще одно иерусалимское наблюдение: дипломатические объекты здесь нередко доверяют охранять блондинкам, вооруженным настоящими винтовками М-16.
Ислам и евреи другим манером:
Не как черешни, а как персики
Ты да я, да мы с тобой
Ханох Левин. Смертная казнь
Младший старший брат
Стенка на стенку
Дайте другой глобус
