Сегодня про то, как дедушка Цви свидетельствовал против нацистов.

Вообще-то, он тут не похож, только номер на руке правильный.

Дальше прямая речь:

«Давал ли я свидетельские показания в судах над нацистами? Да.
Суды были где-то в 50-х годах, не помню точно. Я хотел рассказать правду. Но оказывается, это не совсем так, как я думал. Если бы меня пригласили свидетельствовать в суде еще, я бы не поехал. Это была пытка.
Первый суд, кажется, был году в 1957. Судили немца, который руководил «эвакуацией» евреев из Вежник (Польша) в лагерь Штельнице в 1939 году.

Сначала я получил повестку из полиции Израиля, там было такое отделение (не знаю, есть ли оно по сей день), которое занималось нацистскими преступниками.
Я пошел в полицию на беседу. Потом, через какое-то время, я дал показания какому-то немецкому следователю еще у нас, в Израиле. А потом меня пригласили поехать в Германию и дать свидетельские показания на суде. Этот, первый для меня суд был в Гамбурге. Немцы нам с женой купили билеты (я не хотел ехать один), оплатили недельный отпуск и даже оплатили недельные расходы на няню для нашего сына, пока нас не будет дома; нам была заказана хорошая гостиница. Для меня поездка туда еще была поводом встретиться с друзьями, которые тоже были приглашены из разных стран — из Америки, Англии. Министерством просвещения Германии была также предусмотрены встречи со школьниками Гамбурга».

«Мои свидетельские показания начались с того, что судья спросил меня, на каком языке я хочу говорить. И хотя знаю немецкий, я предпочел говорить на иврите, чтобы быть точнее и не пропустить что-либо. Мне предоставили переводчика.

Приговора суда я не знаю, после меня было еще много свидетелей. Я не смог оставаться там до окончания суда, мы вернулись домой. Почему? Знаешь, у меня не было точных ответов на вопросы судей. Мне давали карту Вежника и просили, чтобы я показал, по какой точно улице евреи шли на рыночную площадь. И по какой улице нас потом гнали в лагерь. Сколько людей вообще и детей в частности погибло во время этой “акции”. Я мог сказать то, что видел своими глазами. Да, я видел ребенка, сына рабби Гутмана (который учил меня в еврейской школе), которому эсэсовец размозжил голову об стену. Hо был ли он один там такой или были еще?! Я не cмог ответить на этот вопрос.

Еще я попросил отсадить подальше от меня этого подсудимого нациста, сначала он сидел рядом со мной. Было тяжело видеть его, как он сначала пишет что-то, а потом и вовсе дремлет в кресле.
Но самое страшное было вечером, после суда. Внизу, на первом этаже была касса, и все приглашенные на этот процесс могли получить причитающиеся им деньги за этот “рабочий день”. Я пошел туда тоже, и кого же я вижу там? Туда пришел и сам “подследственный” — толстый, румяный, довольный собой и совсем ничем не удрученный. Он тоже пришел получить свои деньги. Он пришел, как я, и так же ушел. И получил положенные ему деньги за проведенный в суде рабочий день. Я не смог этого вынести, мы с женой уехали до вынесения приговора.

Что-нибудь не в порядке? Он не понял. Я не знаю приговора, но потом мне рассказывали, что никакого серьезного наказания за свои преступления этот подсудимый нацист так и не получил».

Дедушка Цви встретил ее в г. Пльзень в 1945 году. Ей было 16 лет, она потеряла в лагерях смерти всю семью. Она выглядела как двенадцатилетняя девочка тогда, в свои 16.

«Моя жена вообще не может видеть немцев.
У полицейских осталась та же форма — тот же цвет, все то же самое.
Когда в аэропортах просят показать документы, она не может слышать эти слова».

Она у него по профессии — операционная сестра.
Он и звал ее — «ахот минатахат». Правда, на иврите это звучит двусмысленно.
Если учесть, что «тахат» на иврите — еще и задница, то сразу не понять.
То ли из задницы сама сестра, то ли взаправду просто операционная.
Ну, шутка такая, народная. Игра слов.