Акватория в нагорье Ершалаимском? Бред, скажете? Нет, скорее мечта, и мечта небезосновательная. Мечта о «речном трамвайчике», хе-хе (поскольку конвенциональный уже всех понемногу задалбывает), столь же к лицу Городу, как и холмы, на коих он разлегся. Прежде всего, потому, что наше Иерусалимское нагорье было когда-то дном древнего океана. Мел, доломиты и известняки, то есть останки реликтовых водорослей, моллюсков, ракообразных и рыб, — вот что представляют собой иерусалимские горки.

В конце XIX века австрийский геолог Эдуард Зюсс дал этому «ископаемому» океану эпохи мезозоя имя Тетис (Tethis) в честь древнегреческой богини Тефиды, она же Тифия, она же Тития, она же Тефия, и она же Тетис. Это дочь неба Урана и земли Геи, чья семейная разборка привела однажды к образованию нашего любимого регионального рифта — Сирийско-Африканского разлома (миф гласит, что этот разлом — длинная рваная рана на животе Геи). Тифия же вышла замуж за Океана и нарожала от него три тысячи дочерей-океанид и три тысячи сыновей, повелителей речных потоков. Нередко Тефиду путают с другой героиней древнегреческих мифов — морской нимфой Фетидой, дочерью Нереи и Дориды (а по другому сказанию, дочерью кентавра Хирона), матерью Ахиллеса.

На мозаичном полу одной римской виллы в иерусалимском пригороде Эйн-Яэль за пятнадцать столетий до того, как Зюсс придумает имя древнему океану, одержимые морской темой мастера изобразили в центре триклиниума (гостиной) сию повелительницу морских вод (часть исследователей уверяет, что это Фетида, другие настаивают на том, что изображенная красотка — Тефида, третьи же склонны находить среди изображений и ту, и другую).

О том, что здесь когда-то было море, древние безусловно догадывались. Если и сегодня на склонах горы Гило можно найти окаменелых тварей, то, наверное, и тогда они были знакомы местным натуралистам. Однако переживания по поводу недостаточного количества воды на дне бывшего моря Иерусалиму были присущи во все времена. То, что одно море, Средиземное, находится в 60 км на запад от города, а другое, Мертвое, в 15 км (по прямой) на восток от Иерусалима, воспринималось как временная несправедливость. Вот еще немного, и придет время, когда кедры из Ливана будут сплавлять напрямую к пристаням Града Всесильного Бога. Наиболее красочное пророчество по этому поводу — видение Иезекииля:

«Потом привел он меня обратно к дверям храма, и вот, из-под порога храма течет вода на восток… И тут был такой поток, через который я не мог идти, потому что вода была так высока, что надлежало плыть, а переходить нельзя было этот поток… И сказал мне: эта вода течет в восточную сторону земли, сойдет на равнину и войдет в море; и воды его сделаются здоровыми. И всякое живущее существо, пресмыкающееся там, где войдут две струи, будет живо; и рыбы будет весьма много, потому что войдет туда эта вода, и воды в море сделаются здоровыми, и, куда войдет этот поток, все будет живо там…» (Иез 47:1–11).

Итак, это про Иерусалим сказал псалмопевец: «Все источники мои в тебе» (Пс 86:7). Ну и понятно, что если воды польются из Храма, то не просто из-под порога, а из-под камня основания, Краеугольного камня, основы, согласно множеству наших многонациональных легенд, всего мироздания. Некоторые еврейские мудрецы уверяли, что выражение «эвен ха-штия» (אבן השתיה, краеугольный камень) можно трактовать и как «камень питья воды»…

Об этом же читаем в книге «Зоар», программном документе еврейской мистики:

«Гляди: тот камень был сотворен из огня, ветра и воды, застывших и превратившихся в камень, стоящий над бездной. Иногда же он источает воду, и бездна тогда наполняется».

Арабские предания развивают эту тему и украшают ее ориентальными орнаментами: истоки всех рек и облаков скрыты под Камнем Основания, ибо на нем держится мироздание. Праведный Абу-Аббас рассказывает: «Вся роса и все дожди Иерусалима находятся там с тех пор, как создал Аллах годы и дни. Все воды мира проистекают из-под священной скалы. Посему каждый пьющий воду ночью должен произносить: О, воды святого Города, благословенны будьте!»

Предания о водах, вытекающих из-под Храмовой горы, — не просто мечты: всем же известен источник Гихон в городе Давида, воды которого, если их не использовать на благо города, будут устремляться вниз по Кидронскому ущелью, дабы влиться через 15 км в море Мертвое, оно же Соленое, оно же Асфальтовое.

Обратите внимание, что Иосиф Флавий, две тысячи лет назад описывая Асфальтовое (Мертвое) озеро, связывает основы судостроения именно с ним:

«Во многих местах озеро выделяет черные асфальтовые комья, которые плавают на воде, принимая по форме и величине вид воловьих туловищ без головы. Рабочие на озере пользуются ими как источником пропитания и собирают сливающиеся массы в лодки; когда челны наполняются, не легко бывает отбить собранную массу... Снимают ее с помощью месячной крови женщин или урины: этим средствам она поддается. Этот асфальт употребляется не только при строении судов, но и для лечебных целей… » (Флавий. Иудейская война, 4:8:4).

То есть, вот она связь морей через Иерусалим: в Мертвом добывается асфальтен (битумные смолы) для судостроения в Средиземном. Первым, кто начал строить порты на Мертвом море, был царь хасмонейской династии Александр Яннай (125–76 гг. до н.э.). Мысль об Иудее как морской державе приходила в голову еще его предкам Маккавеям. Вот как Библия рассказывает про деятельность дедушки Янная по увековечиванию памяти близких родственников:

«И воздвиг Симон здание над гробом отца своего и братьев своих и вывел его высоко, для благовидности… поставив вокруг высокие столбы, а на столбах… изваянные корабли, так что они были видимы всеми, плавающими по морю» (1Мак 13:25–30).

А Яннай и вслед за ним Ирод Великий, присоединив к Иудее множество средиземноморских городов и бассейн Асфальтового озера, развивают судоходство бешеными темпами, и не только в море Великом (Средиземном).

На западном берегу Мертвого моря, в считанных метрах от устья Кидронского потока, находятся древние каменные руины, именуемые Хирбет Мезин. В 1960-е годы легендарный израильский археолог Песах Бар-Адон обнаружил знаменитый энеолитический клад в Пещере сокровищ у берегов Мертвого моря, а также идентифицировал Хирбет Мезин как пристань для судов.

Во время раскопок были найдены уникальные артефакты: бронзовые монеты, на аверсе которых изображен двухлопастный якорь, да и сам такой якорь (ныне выставленный на обозрение в Иерусалиме, в Музее Израиля). Изготовлен он был с использованием древесины зизифуса (ююбы, или жожобы), смолы, бронзы, железа и пальмового лыка. А также были обнаружены примитивные каменные якоря. Бар-Адон предположил, что этот порт служил доком, в котором ремонтировались суда, собирающие смолы Асфальтового озера.

А теперь — вверх, против течения Кидрона, в Иерусалим, в район Рехавия, на улицу Альфаси, где сохранилась гробница того, кто чуть ли не на сто лет старше Александра Янная. Речь идет о неком Ясоне (Язоне), первосвященнике из Иерусалимского храма (примерно 175 г. до н.э.), активном стороннике эллинизации Иудеи. Неплохое себе морское имечко выбрал бывший Йеохошуа! Неужто первосвященник мечтал о путешествии на кораблях за золотым руном? И ждал себе преспокойно, когда сбудутся пророчества и Иерусалим станет морским портом? Да запросто! Недаром же внутренние стены гробницы украшены рисунками кораблей.

Известный иерусалимский поэт Дан Пагис (1930–1986) написал об этом дивное стихотворение, в котором, правда, Яннай и Ясон становятся современниками…

Могила Язона в Иерусалиме

Язон, старый хитрый мореход,
один из приближенных царя Янная,
притворяется, что он погребен
далеко от моря,
в этой прелестной усыпальнице в святом граде.
«Колоннами и арками украшена комната,
где он похоронен;
мир и вечная слава изваяны в камне для него».
Могила пуста.
Только рисунок корабля
нацарапан на стене.
А там, вверху, царство пыли,
и другие мужи спустились в Гадес.
Но не Язон. Он ускользает
снова и снова,
из гладкой стены
на быстром судне
(он уносится по воздушному морю,
в полной радиотишине)
и с прибылью щедрой, как всегда, привозит
свой дорогой товар:
солнечный свет волны,
шелковый шелест ветра,
мраморный перелив пены.

(Перевод А. Воловика)

Судоходство на Мертвом море продолжалось и в римский, и в византийский период и даже удостоилось чести быть отображенным на мозаичной карте из города Медвы (середина VI в.).

А вот откуда приплыл кораблик, изображение которого было обнаружено в 1971 году в крипте храма Гроба Господня (придел св. Вардана), — вопрос спорный. Перед нами рисунок парусно-весельного судна на гладкой поверхности каменного блока, который вытесан из самого крепкого известняка. Он считается среди местных мастеров лучшим строительным материалом — недаром этот камень называют «мелеке», то есть «царский» (из такой породы были сложены, например, опорные стены Храмовой горы). Под рисунком надпись:

DO MINEIVIMUS

Мнения исследователей о смысле этого граффити, его датировке и авторстве расходятся. Израильский археолог Маген Броши предложил читать надпись как DOMINE IVIMUS.

В таком прочтении она отсылает к латинскому переводу первого стиха из псалма 122/121:

«Canticum graduum David laetatus sum eo quod dixerint mihi in domum Domini ibimus».

«Песнь восхождения. Давида. Возрадовался я, когда сказали мне: “пойдем в дом Господень”».

Броши выдвинул гипотезу, что изображение сделано христианскими паломниками примерно в 330 году, во время возведения базилики Константина. Представление о Церкви как о корабле, несущемся по волнам бренной жизни к пристани Спасителя, было широко распространено в античном христианстве.

Другой же точкой зрения являются выводы более прогрессивных и склонных к «сенсационным открытиям» археологов Шимона Гибсона и Джоан Тейлор. Они утверждают, что картинка не имеет никакого отношения к христианству и оставлена еще строителями языческого храма Адриана во II веке. Мол, и в древних культурах корабль олицетворяет человека, плывущего по волнам жизни к пристани смерти.

Но а мы предложим свое объяснение: посмотрите, как похоже это судно на те, что плавали по Мертвому морю. Кто бы ни был автор рисунка, он находился под явным влиянием пророчества Иезекииля и ждал те мессианские времена, когда «воды сделаются здоровыми».

Между прочим, идея судоходства на Мертвом море нашла неожиданное воплощение в XII веке. Великий авантюрист эпохи Второго крестового похода, рыцарь-разбойник и сеньор заиорданских замков Рено де Шатильон построил на берегу Мертвого моря флот из пяти кораблей, испытал их на воде, а потом разобрал и на верблюдах переправил к Эйлатскому заливу, где полгода пиратствовал на Красном море.

Ну, а в наши дни о великой морской мечте Иерусалима напоминает новоиспеченный трамвайный мост Сантьяго Калатрава, чьи очертания вызывают вполне корабельные ассоциации.