Незадолго до шестого дня рождения нашего сына Льва мы спросили его, хочет ли он провести этот день каким-нибудь особенным образом. Лев посмотрел на нас с женой с некоторым подозрением и спросил, почему это мы должны проводить день рождения каким-нибудь особенным образом. Я сказал, что мы не должны, но люди часто стараются провести свой день рождения каким-нибудь особенным образом, потому что сам день — особенный. Так что если ему чего-нибудь хочется, — например, украсить дом, испечь пирог или отправиться куда-нибудь, куда мы обычно не ходим, — то мы с мамой с удовольствием это организуем, а если нет, то мы проведем этот день как любой другой. Словом, ему решать. Несколько секунд Лев пристально смотрел на меня, а потом сказал: «Я хочу, чтобы ты сделал что-нибудь особенное со своим лицом».
Усы — лохматое и таинственное существо, куда более загадочное, чем их старшая сестра — борода, всегда напоминающая нам о бедствиях (траур, обретение религии, кораблекрушение и последующее выживание на необитаемом острове). А усы скорее ассоциируются с фильмом «Шафт», Бертом Рейнолдсом, немецкими порнозвездами, Омаром Шарифом и Башаром Асадом — короче, семидесятые и арабы. Так что вместо «Как дела?», «Как семья?» и «Что пописываешь?» старые знакомые при первой же встрече с твоими усами вполне естественным образом интересуются: «С чего это вдруг усы?»
Лучшего момента для появления на моем лице усов невозможно было и пожелать: прошло десять дней с того момента, как у моей жены случился выкидыш, неделя с того дня, когда я повредил себе спину в автомобильной аварии и две недели с тех пор, как у моего отца обнаружили неоперабельный рак. Когда жене делали переливание крови, я вместо разговора о папиной химиотерапии переводил нашу беседу на густую волосяную поросль над моей губой. А когда кто-нибудь спрашивал меня: «С чего это вдруг усы?», у меня был наготове идеальный — и даже почти честный — ответ: «Для сына».
Он хорошо помнил эту спецоперацию. Дело было в Ливане, отряд перемещался по открытой местности и заметил, что навстречу движется какой-то человек в арафатке. На плече у него болталось оружие. Отряд лег на землю. Приказ был ясным: если попадется кто-нибудь с «калашом» — это террорист, немедленно стрелять, а если у встречного охотничья винтовка — скорее всего, он просто пастух.
Мой акупунктурщик услышал, как два снайпера из его отряда спорят по рации. Один утверждал, что жопой чует собранный в Китае «калаш». Другой говорил, что для «калаша» эта штука слишком длинная, — он считал, что это старая винтовка, а не автомат. Человек приближался. Первый снайпер продолжал требовать, чтобы ему разрешили открыть огонь. Второй молчал. Мой акупунктурщик лежал на земле, обливаясь потом, — двадцатилетний мальчик с биноклем и нарисованными усами, не знающий, что ему делать. Старлей шептал ему в ухо, что если это террорист, то надо стрелять, пока встречный их не заметил.
Ровно в этот момент человек, направлявшийся к ним, остановился, повернулся в другую сторону и стал мочиться. И мой акупунктурщик четко увидел в бинокль, что на плече у этого человека висит большой зонт.
«Вот и все, — сказал он, вытаскивая последнюю иголку из моего левого плеча. — Можете одеваться». Когда я застегнул все пуговицы и глянул в зеркало, усы у меня над губой показались мне совершенно сюрреалистическими — совсем как только что рассказанная мне история.
Книга «Семь тучных лет»: от автора.
1. Защитник нации
2. Внезапно все то же
3. Выше плинтуса