Теперь, после злой растерянности «Стрекозы, увеличенной до размеров собаки», после пролежней «Бессмертного» и острых каменьев «2017», после матового глянца «Любви в седьмом вагоне» и мерцающей пустоты «Легкой головы» стало наконец очевидно: главное действующее лицо каждой книги Ольги Славниковой — слово, процесс письма. Персонажи тут случайны, хороши лишь тем, что не мешают словам собираться в подтаявшие кучи сравнений. Герои — фотороботы, осколки лиц и характеров. Второстепенные персонажи — натруженные части авторской речи. Эпизодические граждане то и дело безболезненно для развития сюжета пробегают по абзацам, сверкнув поразительными, редкой огранки, эпитетами.
Сюжет каждой книги Ольги Славниковой — взаимоотношения автора со словом, метафорой. Новая ее история рассказывает о пустоте и способах ее заполнения — то есть об авторском стиле писателя сообщает больше, чем любые литературоведческие статьи.
Оказывается, Максим Т. — «объект Альфа», слегка возмущающий гравитационное поле своей аномалией, и из-за него происходит все плохое в мире: цунами, теракты, пожары. Если он останется жить, дальше будет только хуже: «из всего спектра возможностей будут осуществляться самые негативные». Но человек без головы не хочет умирать, и его не проймешь словами о самопожертвовании. ФСБ начинает психологическую атаку: у дома Ермакова собираются на пикет родственники жертв терактов, в Сети появляется игра со злодеем Ермаковым в главной роли, на лестничной клетке постоянно сидят соглядатаи.
Все население книг Славниковой принципиально плоское, как бумага. Как будто все персонажи существуют лишь для того, чтобы их можно было заполнять словами. Недаром им так часто чего-то не хватает — кому-то прошлого, кому-то будущего, любви, надежды, настоящести. Головы, наконец. Эти пустоты Славникова заделывает сравнениями и метафорами, как дотошный штукатур — трещины. Очень красивыми метафорами и сравнениями, изысканно-неожиданными, резкими, пусть и чаще всего брезгливо-высокомерными; дайте штукатуру горсть бриллиантов, пусть попробует ими заткнуть все дыры.
«Какой-то тип, приличный по виду дядька, налитый здоровьем по самую кожаную кепку, осторожно тряс коматозный неподатливый стволик; другой, в свалявшейся вязаной шапке поверх нечистых хлопьев седины, щупал вздутыми лапами перепачканные и совершенно беспомощные светлые брюки. Тут же топтался, задирая горелую бороденку, алкоголик Шутов с пятого этажа, с ним — две его девицы предельно легкого поведения: одна долговязая и длинноносая, похожая в короткой шубе из намокшей чернобурки на больного страуса, другая маленькая, испуганно смотревшая на Максима Т. Ермакова глазами-кляксами, сжимая на груди ручонки, напоминавшие белыми косточками школьные мелки».
Из этих описаний не рождается мир, потому что Славникова интересуется только формальными признаками предметов и людей, своими сравнениями она не оживляет, а развоплощает героев, расчленяет их на отдельные части, достойные сравнений. Персонажи «Легкой головы» все какие-то одинаковые, даже надуманные интернет-реплики геймеров, «заценивших» игру с Максимом Т. в главной роли, отличаются от авторской речи лишь количеством восклицательных знаков и неудачно торчащим жаргоном: «Френды, дайте совет, плз: может, найти Ермакова, перетереть с ним жостко? Что он за чувак такой?»
«Легкая голова» — это не только история о том, что совершить самопожертвование можно лишь по собственной воле, не только история о свободе и ее обретении, не только история о пустоте в жизни человека или страны. Максим Т. Ермаков, не скрываясь, играет героя нашего времени. Человек с пустой головой, не желающий думать о мире, пока его заставляют это делать. Он живет так, как должен жить усредненный герой нашего времени, меленький человек: сначала удачливый менеджер шоколадного звена, виртуальный злодей в компьютерной игре, потом вынужденный дайвер и байкер, внезапный муж и будущий отец. На кухне у него серая государственная мелочь жарит яичницу, в спальне давно умерший дедушка ругается по-французски и вспоминает фантомную боль Советского Союза, соседи-алкаши оказываются божьими людьми. В жизни Максима Т. нет никаких конфликтов, кроме безобидного конфликта с ФСБ за мир во всем мире. У него удачная московская (то есть почти идеальная советская) жизнь, в которой даже национальный вопрос давно и удачно решен в пользу титульной нации — москвичей.
«Москва — громадная масса камня, бетона, металла, заливаемая миллионными и миллионными человеческими толпами, — отняла у Маринки ее материальную автономность, сделала своей почти несуществующей частицей. Московская земля оказалась тяжела для панночки-ведьмы; она уже не летала, распустив по ветру черные волосья, а грузно царапала асфальт покореженными шпильками; всякий раз, когда Максим Т. Ермаков ходил с Маринкой под руку, он оставался с измятым рукавом».
Чуть ли не единственный представитель другой национальности появляется ради красивейшего сравнения: «дворник-таджик, похожий в своей муниципальной сине-оранжевой куртке на тропического жука, почему-то выжившего при минусовой температуре». Все остальные — неразличимые Маринки, псевдоалкоголики Васи Шутовы, Вованищи, трогательные Маленькие Люси и стертые Кравцовы Сергеи Евгеньевичи. Менеджерский пустой взгляд на людскую массу с верхних этажей.
Это не похоже на современную Москву. И на людей не очень похоже. Вот и на обложке только воздушный шарик, пистолет и горящая Москва за окном. Людей нет, и правильно. Внутри их тоже нет. Это все как бы фантом, декорации компьютерной игры. И это очень важно.
«...вся страна жила на пару со своим фантомом, с гигантской иллюзией в натуральную величину С.С.С.Р., на поддержание которой шли не только огромные материальные ресурсы, но и человеческие жизни. Эта иллюзия была как бы сопредельная территория, где ярче светило солнце, где молодым была дорога, старикам почет, где стояли стеной покрытые сусальным золотом хлеба, где посеченный морщинами беззубый колхозник осторожно ввинчивал в патрон стеклянную посудину — лампочку Ильича, — вдруг загоравшуюся жар-птицей в его корявой горсти. В реальной действительности, с ее колючими скудными злаками, разъезженными дорогами, горбатыми городками, фантом проступал главным образом в виде красной материи, метившей пространство, да еще черными радиорупорами, орущими со столбов; красные знамена с серпами и молотами были на самом деле знаменами другого государства — несуществующего, но от этого не менее иностранного. Однако же обитатели неказистой, бедной реальности с большой охотой, даже с энтузиазмом поддерживали существование фантома, чувствуя себя его будущими гражданами».
Вот они, способы заполнения пустот: фантомами, страшно проступающими на стенах потретами будущих вождей, словами. Вот что делает Славникова – а может, и любой писатель: пытается найти слова для описания реального мира, чтобы создать равный ему фантом. Она скрещивает роман – нет, триллер идей со своим фирменным вязким стилем (почти за каждой ее фразой явственно читается: «вы никогда не слышали такого сравнения», – справедливости ради, она права в девяноста процентах случаев), – но может описать лишь мелкие подергивания неприятных героев, криво прибитые доски, из всех щелей упрямо лезет пустота.
И это делает книгу удивительно трогательной – как будто метафора вышла из повиновения и захватила автора в заложники.
Еще о метафорах:
Кто найдет ответ, станет царем мира
Фантомные боли
Пюре из помидоров
