Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
«Кому весть подаю?» Текстологические заметки по поводу нового издания С. Парнок
Елена Калло  •  9 августа 2011 года
Издатель не стесняется публиковать тексты, игнорируя процесс их подготовки, ложно сославшись на источник, без указания истинных публикаторов, без комментария. И присвоение подобному изданию категории «популярного» всего вышеописанного не оправдывает, тем более когда речь идет о поэте, корпус поэтических текстов которого лишь в четвертый раз издается полностью и предыдущие издания либо вовсе раритетны, либо давно распроданы.

С.Я. Парнок. 1910-е годы (кликабельна)
София Парнок (наст. фам. Парнох, 1885—1933) — поэт и литературный критик. Родилась в еврейской семье, отец, Яков Соломонович Парнох (1852—1912), был провизором, владельцем аптеки, почетным гражданином города Таганрога, мать, Александра Абрамовна Идельсон (1857—1895), из числа первых в России женщин-врачей, работала в еврейской больнице Ростова-на-Дону, впоследствии лечила городскую бедноту в Таганроге. Брат С. Парнок, Валентин Парнах (1891—1951), и ее сестра, Елизавета Тараховская (1891—1968), также были поэтами.

При жизни Парнок ею опубликовано пять поэтических сборников, после чего последовали десятилетия полного ее забвения и для читателей, и для официальных историй литературы.

Первое посмертное издание осуществлено в 1979 году (см. ниже), начиная с 1990-х годов вышел ряд изданий (поэтические тексты и литературно-критические статьи Парнок, монографии о поэте), неизменно привлекавших внимание исследователей и читателей.
Этих заметок могло не быть — как случается, когда дело отложено и актуальность утрачена, — если бы недавно в журнале «Волга» (2011, № 5-6) не попалась мне на глаза рецензия на вышедший в 2010 году в издательстве ОГИ сборник С. Парнок. Автор ее, А. Голубкова сетует: «до сих пор не появилось ни одной рецензии на книгу “Вполголоса”», — впрямь, ни одной. И поскольку цитируемая рецензия в «Волге» не восполняет этот пробел, демонстрируя лишь «интернетную» эрудицию автора в связи с материалом, актуальность сама собой реанимировалась и обнаружилась еще одна проблема в восприятии читателем сборника Парнок, а именно отсутствие критериев этого восприятия.

Поясню, что представляет собой эта книга в отношении текстологии, для чего необходим некоторый экскурс в историю публикаций Софии Парнок.

С.В. Полякова и Г.Г. Шмаков. 1975 год (кликабельна)
Первое собрание стихотворений Парнок — спустя десятилетия после последнего ее прижизненного сборника — подготовила Софья Викторовна Полякова (1914—1994), филолог-классик, византинист, переводчик с древних языков, наследие которой включает также ряд блестящих работ по русской литературе [1]. Работа С.В. Поляковой по сохранению наследия С. Парнок — пример совершенно неординарный в истории отечественной словесности, когда усилиями одного человека поэт был возвращен практически из небытия и впервые опубликованы вершинные его тексты. Работа эта, ставшая фундаментом для всех будущих исследователей и публикаторов Парнок, была проделана в начале 1970-х годов и длилась всего несколько лет. А поскольку в тогдашних условиях в СССР книга Парнок быть издана не могла, Софья Викторовна получила предложение от Карла и Эллендеи Проффер издать ее в «Ардисе» (Анн Арбор). В 1975 году ученик и друг Поляковой филолог Геннадий Шмаков выехал в США — он увез с собой рукопись будущей книги. Он же занялся набором текстов для издания Парнок, регулярно присылая Поляковой своеобразные шифрованные отчеты о подготовке книги (где сама Софья Викторовна, например, звалась «Серафимой» [2], а книгу именовали «Софочкой»). Хотя имя Г.Г. Шмакова не указано в выходных данных «ардисовского» сборника, его роль в появлении этого издания [3] весьма значительна. Кое-что в первоначальном замысле в процессе подготовки «Собрания стихотворений» было изменено (так, например, в книгу не вошла статья о цветаевском цикле «Подруга», впоследствии переработанная и в 1983 году в «Ардисе» же изданная в виде монографии «<Не>закатные оны дни: Цветаева и Парнок»). Учитывая условия, в которых это делалось, и невозможность для составителя контролировать процесс подготовки издания, в «ардисовском» тексте присутствует большое количество ошибок и опечаток, которые сама Софья Викторовна исправляла в личном экземпляре сборника, небезосновательно надеясь, что когда-нибудь появится возможность сделать исправленное издание. Этой работой она занималась буквально до последних дней своей жизни, у нее действительно появились предложения заново издать Парнок, однако подготовить исправленное издание Софья Викторовна не успела.

Ann Arbor: Ardis, 1979
Для переиздания «ардисовского» сборника [4] заново были вычитаны все тексты Парнок, сверены с рукописями или прижизненными изданиями, внесена большая правка, сделанная С.В. Поляковой в личном экземпляре сборника, в том числе в части комментариев, дополнен текстологический комментарий, при этом структура сборника и его нумерация полностью сохранены. Увы, часть этой правки по «техническим причинам», как говорят в таких случаях, оказалась неучтенной, поэтому издание 1998 года также имеет ряд огрехов по части текстологии.

СПб: ИНАПРЕСС, 1998
Следующее издание корпуса поэтических текстов Парнок было подготовлено в рамках сборника «Sub rosa» [5]. Здесь, кстати, в примечаниях, был опубликован единственный поэтический текст Парнок, не вошедший в «ардисовский» сборник и его переиздание и выявленный в процессе подготовки сборника «Sub rosa» в архиве Т.В. Чурилина в РГАЛИ (дружеское послание С. Парнок к Т. Чурилину), расширен текстологический комментарий, например, объяснялось, откуда в тексте Парнок (в стихотворении «Седая роза») в «ардисовском» издании появилась интерполяция в виде строфы, «приснившейся» сыну поэтессы А. Герцык Даниилу Жуковскому [6]. Характер этой интерполяции дает понять, как сложна была текстологическая история Парнок: исследователю ее текстов порой приходилось учитывать списки, зафиксировавшие существенные ошибки.

Москва: Эллис Лак, 1999
Посмотрим, какое издание Парнок получил читатель от «ОГИ». Начнем, пожалуй, с конца: в сборнике есть послесловие. Автор очерка, Е. Новожилова, освоила доступные издания, однако этим ее знакомство с материалом ограничивается, а потому неизбежны неточности, ошибки и смелые характеристики, которые покоробят человека, сколько-нибудь в материале углубленного. К последним относится, например, замечание о «смерти любимого тирана — отца» (во 2 варианте послесловия [7] «смерти родного тирана — отца» еще и стилистически неудобоваримо). Несомненно, автору историко-литературного очерка нередко приходится интерпретировать, — однако стоит ли ради красного словца творить мифы? Из автобиографической прозы В. Парнаха [8] и редких, буквально штучных замечаний самой Софии Парнок об отце (в письмах и в стихах) можно предположить, что это был человек сложного характера. Не верифицированные замечания о Я.С. Парнохе можно найти в неопубликованных записках родственницы его детей со стороны матери [9]. Однако ни одна из упомянутых характеристик не допускает считать возможным определение «тиран». «Любимый тиран» в отношении отца Софии Яковлевны — это именно тот миф, который следует назвать не столько смелым, сколько безответственным.

Москва: ОГИ, 2010
К области мифотворчества относится и замечание о том, например, что С.В. Поляковой, в начале ее занятий Парнок, первые «несколько стихотворений неожиданно привозят из горной Теберды». Неосведомленный читатель примет на веру эту раскованную беллетристику, у нас же возникает вопрос: откуда автор послесловия это взяла? В подобных случаях говорят: слышал звон… В горной Теберде жил со своей семьей Никита Дмитриевич Жуковский, племянник Евгении Казимировны Герцык, чей архив хранился в Курской области, в заповеднике «Стрелецкая степь», где в 1970-е годы еще жили ее брат Владимир Казимирович Герцык с дочерью, Вероникой Владимировной. Именно сюда, в Курскую область, приезжала С.В. Полякова. От Вероники Владимировны Герцык она получила один из рукописных источников стихотворений Парнок – так называемую «Зеленую тетрадь», а также ряд писем и других материалов, сыгравших существенную роль в ее дальнейших исследованиях. Что касается Теберды, оттуда С.В. Полякова никаких стихотворений не получала, да они там никогда и не хранились, что может подтвердить дочь Н.Д. Жуковского, Т.Н. Жуковская.

Еще одно уточнение. Пассаж этот в тексте послесловия начинается с того, что поэзия Парнок попадает в поле филологических интересов С.В. Поляковой в начале 1970-х годов и «первые тексты “притягиваются сами”» (далее — о Теберде). Я не уверена в мысли, которую стремился передать здесь автор, но если имелось в виду, что до 1970-х годов Полякова не знала стихов Парнок, то это неверно: ее стихи Софья Викторовна впервые прочла в 1930-х годах, купив на книжном развале сборник «Лоза». Это мне известно со слов С.В. Поляковой. Филологический интерес, действительно, возник лишь в 1970-х, когда от одного из своих учеников она узнала о значительном количестве неопубликованных текстов Парнок, содержащихся в архиве Е.К. Герцык, а также в некоторых других частных литературных архивах.

Впрочем, если бы у автора послесловия возникла охота что-то проверять и заниматься самостоятельными исследованиями, вряд ли она цитировала бы письма Парнок по монографии Д. Бургин [10]: этот материал вполне доступен в РГАЛИ. Опять-таки, самостоятельные занятия предупредили бы от странных утверждений, вроде того, что в своей монографии Д. Бургин «наиболее подробно на сегодняшний день описала архив поэта». Столь уверенное заявление требует понимания хотя бы того, что подразумевается под описанием и о каком архиве идет речь: имеется ли в виду та часть наследия Парнок, которая хранится в РГАЛИ, или вся совокупность ее наследия, хранящегося в разных местах. И осведомлен ли, наконец, сам автор о том, что представляет собой архив этого поэта? По тому как, описывая сборник «Лоза» 1923 года издания, автор цитирует стихотворение «Огород», условно датируемое 1924 годом и в сборники не вошедшее, у нас складывается впечатление, что автор вообще не задается столь «мелкими» и «незначительными» вопросами, — да и зачем, если она может вычислить «“среднестатистическую” (то есть — самую настоящую!) Парнок, мыслящую образами, грезящую» (этот пассаж о сборнике «Музыка» во 2 варианте послесловия незначительно отредактирован, но «среднестатистическая Парнок» правке не подверглась). Там же, в «Лозе», автор послесловия рекомендует искать стихи «о смерти отца», — не стоит усердствовать, читатель; стихи, которые, можно предположить, рассказывают об этом, следует искать в первом сборнике Парнок «Стихотворения», а также в разделе не вошедших в сборники текстов.
Любой, кто сколько-нибудь знает стихи Парнок, легко опровергнет также утверждение, что она посвятила Цветаевой «не более трех стихотворений». Однако перейдем к текстам.

На обороте титула сборника «ОГИ» указано, что тексты публикуются по переизданию подготовленного С.В. Поляковой «ардисовского» сборника поэта (СПб: ИНАПРЕСС, 1998). При этом статья Поляковой и комментарии не воспроизводятся: соображения издателей понятны, для публикации этих текстов нужен договор с наследниками и все, что из этого следует.

Нет никаких указаний на то, что кто-то еще занимался текстологией этого издания. Со всеми возникающими вопросами апеллировать следует, очевидно, к коллективному разуму «ОГИ». А разобраться с текстами, опубликованными «ОГИ», очень непросто. Мы привлекли с этой целью и оригинальное «ардисовское» издание 1979 года (далее СС79), заглянули на всякий случай и в прижизненные сборники, — все с одной целью: пытаясь выявить хоть какую-то текстологическую закономерность. Можем сообщить заранее: ее нет. Начнем с простого: откроем петербургское издание 1998 года. Сравнивать будем только те места, где дело касается СМЫСЛА текста, такой «несущественной» вещи, как пунктуация, строфика, касаться не будем вообще, иначе цитировать придется бесконечно. Жирным шрифтом выделено место в тексте с ошибкой, курсивом дан текстологический комментарий.

Сборник ОГИ (далее ОГИ), с. 294:
Ты помнишь коридорчик узенький
В кустах смородинных?
С тех пор, мечта, ты стала музыкой,
Чудесной родиной.

Собрание стихотворений 1998 года (далее СС), с. 437:
Ты помнишь коридорчик узенький
В кустах смородинных?
С тех пор мечте ты стала музыкой,
Чудесной родиной.
(в данном случае в ОГИ повторена ошибка СС79, исправленная, как это видно, в СС)

ОГИ, с. 292:
В конце последней иль предпоследней весны
- О, как запоздала она, наша встреча! –
<…>

СС, с. 435:
В канун последней иль предпоследней весны
- О, как запоздала она, наша встреча! –
<…>
(вновь повторена ошибка СС79)

ОГИ, с. 291:
Светишь из-под снега,
Роза декабря,
Неутешной негой
Меня даря.

Ну что ж, умри,
Умри теперь,
Моя душа,
Мой бич, мой зверь.

С тобой была я на краю,
С тобой бродила я в раю.

СС, с. 434:
Дышишь из-под снега,
Роза декабря,
Неутешной негой
Меня даря.

Я пою и плачу,
Плачу и пою,
Плачу, что утрачу
Розу мою!

(повторена ошибка СС79: это и есть фрагмент стихотворения «Седая роза», о котором шла речь выше)

ОГИ, с. 276:
Вам со стороны виднее –
Как мне быть, что делать с ней,
С той, при ком я пламенею,
С той, при ком я леденею,
С [В]е[д]е[н]еевой моей?

СС, с. 419:
Вам со стороны виднее –
Как мне быть, что делать с ней,
С той, по ком я пламенею,
С той, при ком я леденею, -
С ….éевой моей?
(в 3 стихе повторена ошибка СС79, а в 5-м присутствует анонимное текстологическое творчество ОГИ, то есть зафиксированного здесь варианта написания «Веденеевой» нет ни в одном предыдущем издании Парнок. Таким же сознательным вмешательством в текст является дедикация Н.Е. Веденеевой, указанная в циклах «Большая Медведица» и «Ненужное добро»: дедикация дана в квадратных скобках, что делает ее условным текстом, равно как и указанный выше вариант в стихах. Таким образом анонимный текстолог, видимо, пытался хоть что-то дополнительно сообщить своим читателям, лишенным в этом издании комментария, однако ему явно не пришлось задуматься над корректностью своих поправок в тексте.)

ОГИ, с. 258:
На исходе день невзрачный,
Наконец, пришел конец…
Мой холодный, мой невзрачный,
Стих мой, лед мой — ясенец!

СС, с. 402:
На исходе день невзрачный,
Наконец, пришел конец…
Мой холодный, мой прозрачный,
Стих мой, лед-ясенец!

(в последнем стихе ОГИ повторяет ошибку СС79, однако в предпоследнем СС79 дает верный вариант — «мой холодный, мой прозрачный», — так что здесь, как и в предыдущем случае, мы имеем дело с текстологическим творчеством ОГИ)

ОГИ, с. 252:
Высокая волна тебя несет,
Как будто и не спишь, а снится…
И все – хрустальное и хрупкое… И все
Струится.

СС, с. 396:
Высокая волна тебя несет,
Как будто и не спишь – а снится…
И все – хрустальное и хрупкое… И все
Слегка струится.
(повторена ошибка из СС79)

ОГИ, с. 248: здесь опубликован текст «Огромный город. Ветер. Вечер…», являющийся первоначальным вариантом стихотворения «Пролог» (см. СС, с. 391—393) и в СС, равно как и в СС79, приводящийся в комментарии именно как вариант (см. СС, с. 643). Более того, вопреки всем изданиям публикуя этот вариант текста как основной, ОГИ делает ошибку в последнем стихе: «…Напором разомкнув своим/ Упорных губ тугой нажим» (верно: «…Напором разомкнув своим/ Упорных губ тугой зажим»). Ни в каком ином печатном варианте ошибка эта не зафиксирована.

ОГИ, с. 225:
Слезы лила – да не выплакать,
Криком кричала – не выкричать.
Бродить по пустыне комнат,
Каждой кровинкой помнить.

СС, с. 289:
Слезы лила – да не выплакать,
Криком кричала – не выкричать.
Бродит в пустыне комнат,
Каждой кровинкой помнит.

(повторена ошибка СС79)

Итак, выше были выборочно сверены поздние тексты Парнок, во всех печатных изданиях публикуемые по рукописной тетради из РГАЛИ и по так называемой «Веденеевской тетради» [11]. Резюмируем: указывая в качестве источника публикации СС, на деле ОГИ в своей публикации частью повторяет ошибки не указанного источника (СС79), частью добавляет новые.

Посмотрим, что делается в ранних текстах, публикуемых по прижизненным сборникам.

ОГИ, с. 18:
Ах, от смерти моей увези меня,
Ты, чьи руки загорелы и свежи <…>

СС, с. 155:
Ах, от смерти моей уведи меня,
Ты, чьи руки загорелы и свежи <…>
(эта ошибка не зафиксирована ни в одном печатном варианте)

ОГИ, с. 21:
Ветер ярый, ветер гневный,
Рвущий в море паруса,
Я в твоей руке напевной
Вызываю голоса.

СС, с. 158:
Ветер ярый, ветер гневный,
Рвущий в море паруса,
Я твои в струне напевной
Вызываю голоса.
(ошибка не зафиксирована ни в одном печатном источнике)

ОГИ, с. 57:
Эолийской лиры лишь песню заслышу,
Загораюсь я, не иду — танцую <…>

СС, с. 189:
Эолийской лиры лишь песнь заслышу,
Загораюсь я, не иду — танцую <…>
(повторена ошибка СС79)

ОГИ, с. 79:
<…>
Снова сердце – сумасшедший капитан —
Правит парус к неотвратимой гибели.

СС, с. 211:
<…>
Снова сердце — сумасшедший капитан —
Правит парус к неотвратной гибели.
(повторена ошибка СС79)

ОГИ, с. 91:
Был и пребудешь навек иноверцем
(Бог твой мужских злых Эриний злее!) <…>

СС, с. 223:
Был и пребудешь навек иноверцем
(Бог твой мужской злых Эриний злее!) <…>
(повторена ошибка СС79)

ОГИ, с. 115:
И вечная прялка Прохлада
Бесшумно с дремучего кряжа
Сучит водопадную нить.

СС, с. 249:
И вечная прялка Прохлады
Бесшумно с дремучего кряжа
Сучит водопадную нить.
(повторена ошибка СС79)

Примеры можно было бы множить, но вывод все тот же: ОГИ отчасти повторяет ошибки СС79, отчасти делает новые, но однозначно не публикует тексты по указанному источнику – СС.

Любопытно же то, читатель, что и это резюме по поводу текстов, опубликованных «ОГИ», не является окончательным — есть в этом сборнике места, где учтена правка, сделанная в СС (и сборнике Sub rosa). Читаем:

ОГИ, с. 216:
Лишь о чуде взмолиться успела я,
Совершилось, — а мне не верится!..
Голова твоя — как миндальное деревце,
Все в цвету, завитое, белое.

Эта строфа в ОГИ и СС (с. 278) выглядит почти одинаково, если не считать пунктуации. Между тем лишь в СС (и затем в Sub rosa) строфа опубликована в подобном виде, потому как при подготовке СС удалось прочесть два последних стиха, тщательно заштрихованных в рукописи (речь идет об упомянутой Зеленой тетради Е.К. Герцык). В СС79 на месте двух последних стихов стоит отточие.

Впрочем, в следующей строфе того же самого, публикуемого «ОГИ» стихотворения опять разночтения с СС:

ОГИ (там же):
Слишком страшно на сердце и сладостно,
- Разве впрямь воскрешают мертвых? <…>

СС (там же):
Слишком страшно на сердце и сладостно,
- Разве впрямь воскресают мертвые? <…>

Здесь ошибка вновь повторяет СС79. Как возможно опубликовать текст, чтобы первая его строфа повторяла один печатный источник, а вторая — другой? Представляются вероятными два варианта. Либо («ОГИ» поскромничало!) анонимный текстолог работал с рукописным источником и дает СВОЕ прочтение, либо по тексту прошелся варвар, в действиях которого логику искать не только бесполезно, но абсурдно. Должна с грустью констатировать, что я справилась: усердного текстолога, прочитавшего тетрадку Е.К. Герцык, не существует. Остается варвар.

Есть в тексте «ОГИ» еще такие новации, как немотивированно проставленные даты там, где ранее они не стояли. Например, в прежних изданиях не датированное стихотворение «Ни нежно так, ни так чудесно…» (ОГИ, с. 208) получило датировку: «1922(?)». Откуда она — понятно, текст публиковался в альманахе «Лирический круг» в 1922 году. И хотя для публикатора здесь возникает несколько серьезных вопросов о возможности подобной условной (или подлежащей сомнению) датировки, и вопросы эти не праздные для того, кто работает с конкретным текстом и его источниками, печатными и рукописными, однако не об этом речь — «много правил есть <…> в нежной науке», которые не успел усвоить пресловутый текстолог! Речь вот о чем: если вдруг решено было датировать тексты по «Лирическому кругу», то отчего не получило своей условной датировки стихотворение «О, этих вод обезмолвленных…» (ОГИ, с. 230), также опубликованное в 1922 году в «Лирическом круге»? Вопрос, судя по всему, риторический. А между тем инициатива коллективного разума «ОГИ» в данном случае повлекла и изменение порядка в публикации стихов, не вошедших в сборники, также в основном не мотивированное. Такая же скоропалительная дата со знаком вопроса создается для стихотворения «Не хочу тебя сегодня…», опубликованного в альманахе «Камена» в 1919 году, но в данном случае датируемого предыдущим годом: «1918 (?)» (где для этого основания?!) — место стихотворения в списке не вошедших в сборники текстов опять же меняется: оно становится соседним по отношению к стихотворению «Тень от ветряка…» (1918), также перемещенному в другое место. Тому, кто все это передвигал по своему разумению, неочевидно было, что главный принцип порядка публикации этих текстов — их следование в рукописном источнике, по которому публикуется большинство из них, — в Зеленой тетради Е.К. Герцык. Этот порядок, конечно, не священная корова, его позволительно нарушать тогда, когда есть основания для точной датировки текста, но пока таких оснований нет, рукопись приоритетна, а публикация в периодике дает возможность только для определения верхней границы датировки, но не для точной. И датировка текстов и определение их места в списке стихов, не вошедших в сборники, это сложный и осторожный процесс, при котором необходимо учитывать все существующие источники и архивные данные. Впрочем, это уже сущие мелочи на фоне текстов, публикуемых с грубыми нарушениями смысла.

Напоследок напрашивается рассуждение об успешном и стремительном «опрощении» издательской практики: издатель не стесняется публиковать тексты, игнорируя процесс их подготовки, ложно сославшись на источник, без указания истинных публикаторов, без комментария. И присвоение подобному изданию категории «популярного» всего вышеописанного не оправдывает, тем более когда речь идет о поэте, корпус поэтических текстов которого лишь в четвертый раз издается полностью и предыдущие издания либо вовсе раритетны, либо давно распроданы.



Примечания

[1] См.: С.В. Полякова. «Олейников и об Олейникове» и другие работы по русской литературе. СПб.: ИНАПРЕСС, 1997.

[2] Что не случайно: ряд публикаций С.В. Поляковой на Западе был подписан псевдонимом Серафима Полянина, отсылавшим, в свою очередь, к псевдониму Андрей Полянин, под которым С.Я. Парнок выступала как литератуный критик.

[3] София Парнок. Собраний стихотворений / Сост., подготовка текстов, вст. статья и примечания С.В. Поляковой. Ann Arbor: Ardis, 1979.

[4] София Парнок. Собрание стихотворений / Сост., подготовка текстов, вст. статья и примечания С.В. Поляковой. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. (Текстология этого издания мне хорошо известна, поскольку я была его редактором.)

[5] Sub rosa: Аделаида Герцык, София Парнок, Поликсена Соловьева, Черубина де Габриак / Сост., подготовка текстов и примечания Т.Н. Жуковской, Е.А. Калло. М.: Эллис Лак, 1999. (Раздел А. Герцык в этом издании подготовлен и прокомментирован Т.Н. Жуковской, разделы С. Парнок, П. Соловьевой и Черубины де Габриак - Е.А. Калло.)

[6] См.: Sub rosa. С. 653-654.

[7] Издание вышло двумя тиражами, во втором отредактирован текст послесловия, о чем сообщает его автор и приводит текст.


[8] См.: В. Парнах. Пансион Мобер // Диаспора: новые материалы. Т. 7 / Отв. ред. О. Коростелев. Париж; СПб.: Atheneum; Феникс, 2005. С. 16-91.

[9]Речь идет о Татьяне Адольфовне Аронович. Кое-что об этом см. в нашем «Послесловии» к «Заметкам о моем отце» А.В. Парнаха в изд.: «Серебряный век» в Крыму: взгляд из XXI столетия: Материалы Четвертых Герцыковских чтений в г. Судаке 6-10 июня 2005 года. М.; Симферополь; Судак: Дом-музей Марины Цветаевой, Крымский центр гуманитарных исследований, 2007. С. 204-218.

[10] Диана Л. Бургин. София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо. СПб.: ИНАПРЕСС, 1999.

[11]Веденеевскую тетрадь по фотокопии отдельно публиковала Е.Б. Коркина, см.: De visu. 1994. № 5-6. С. 33-41.