Генрих САПГИР (1928 – 1999) – классик Бронзового века русского стиха. Сопоставимого по своему значению с Золотым и Серебряным веком.
Собственно с Генриха Сапгира и начинается в 1955–64 годах «другая поэзия». И сам Бронзовый век. С Сапгиром – в рамках «школы барачной поэзии», которую теперь чаще именуют лианозовской, – сотрудничают: старейшина цеха Евгений Леонидович Кропивницкий, его ученики – Игорь Холин, Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов, Генрих Худяков и Лев Кропивницкий, только что вернувшийся из лагеря (не пионерского).
Игорь Холин, Генрих Сапгир, Вагрич Бахчанян, Эдуард Лимонов, Слава Лён. Москва 1974 год.«Под крылышко» Сапгира в 1965 году пристраиваются смогисты. В 70-х годах лианозовцы, квалитисты и смогисты, несмотря на явные стилистические противостояния, сливаются в группу КОНКРЕТ. Которая в 1972 году издаёт (в Швейцарии, под редакцией Лиз Уйвари) «Антологию “другой поэзии”: FREIHEIT IST FREIHEIT (СВОБОДА ЕСТЬ СВОБОДА)» – на русском и немецком языках (параллельные тексты). Михаил Шемякин в своём альманахе «АПОЛЛОН – 77» ещё раз печатает стихи Антологии и помещает групповой портрет «конкретистов». Которые вновь выйдут на сцену вместе в годы перестройки (1985–91) в СССР, Германии и Франции. И – больше того – останутся друзьями до гроба. Одновременная смерть Холина и Сапгира в 1999 году – знаковая для Бронзового века.
Бронзовый век был в явном виде и окончательно конституирован в 1978 году выпущенным мною – за спиной КГБ – альманахом «NEUE RUSSISCHE LITERATUR» (Зальцбург, Австрия). Альманах открывался моей статьёй «Бронзовый век русской поэзии»: «Его проще было бы назвать “каменным”. Проще и точней. Ахматова называла его “догутенберговским”».
Действительно, догутенберговский век не оставлял Генриху Сапгиру никаких надежд издать свои стихи на родине. Он и все «другие поэты» печатались только в там-и-сям-издате. Справедливо, что именно Сапгир стал редактором-составителем первой в Бронзовом веке «Антологии самиздата» (Минск – Москва, Полифакт, 1998). И чудом является то, что крах коммунизма позволил Сапгиру ещё при жизни издать большую часть своих стихов и прозы.
* * *
Мне посчастливилось познакомиться с Генрихом Сапгиром в 1957 году, на выставке западных художников-абстракционистов. И с тех пор, развивая в существенно разных направлениях русский стих – «барачной поэзии», перерастающей в «барочную» (он) и «квалитизма» (я), мы прожили с Генрихом бок о бок 42 года. «Так долго не живут», – любимая сегодня московская присказка.
Моё первое посвящение Сапгиру было связано именно с выставкой запрещённых в СССР абстракционистов:
НА РОДИНЕ ЛЖИ
Неба синее кобальт
Киноварь кубатуры
Ёмкой
и передвижникам
Бесцветный пришёл конец
Ялика у причала
Склянками Парк культуры
Американской выставки
Малиновый бубенец
Эхоподобна взрыву
Живопись! –
и Кандинский
Отцом абстракционизма
Приехал издалека
На родину лжи
где сказано
Что никуда не годится
Его никакая живопись
В подвалах Лубны пока.
Анфас его продолжателем
Выглядит Джексон Поллок
В зеркале американской
Учёбы свободе впрок
Движенья линий и пятен
Цвета раскинув полог
Горизонтально на пол
С выходом на орог(к)
С детства у Марка Ротко
Малевич подобен мании –
«ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ»
Малевича
в 30-ом привёл в тюрьму
После триумфа в Польше
И больше того в Германии
И вообще затеял он
Всемирную кутерьму
И вот молодой Де Кунинг
О лаврах авангардиста
Спорит с Раушенбергом
Америки №1:
Беспредметник – с предметом
Поп-арта
но Боб гордится
Что писсуар Дюшана
В скульптуру переродил.
Мы озираясь дико
По сторонам с Сапгиром
Света
ходим по выставке
Последнего слова в жи-
вописи US
и гирям
Своим на ногах не верим
Переступая границу
Государственной лжи
Боже! – в железном занавесе
«Лагеря мира» дыры
Множатся как у Поллака
В космосе чепухи,
И жильцы в Лианозове
Из бараков в квартиры
С испугом переселяются
Сапгиром в его стихи.
30 августа 1958. Mосква
Я уже начинал тогда писать книгу «Басен». И первые «Четыре пролетарских басни: Горькую, Бедную и Голодную, но – Толстую» послал в Лианозово к Сапгиру. Получил от него благодарный отзыв, с тех пор «Басни» стали моей визитной карточкой:
БАСНОСЛОВНОЕ ПОСЛАНЬЕ
К ГЕНРИХУ САПГИРУ
Чернил переведя
реку,
карандашом
ты волил сметь стихи
писать на матерьяле
льняном
рубашек
карт,
где дамы нагишом,
валетом возлежа
с хореем,
укоряли
поэта за игру
словами языка
любви
к природе ли-
анозовских бараков
тщеты и нищеты,
шалавы и зэка,
убийств и грабежа,
и — драков,
драков,
драков
за попросту Добро,
какое с кулаком
милицьёнера, как
твердит соцреализЕм —
единственное на...................................Земле
учение,
в каком
и светлое гряду-
щее,
и без коллизЕй
сегодняшнее ТО,
ЧЕГО НЕ ЖДАЛ НИКТО!
20 ноября 1958
Свою первую самиздатскую книгу «Голоса» Генрих Сапгир подарил мне где-то в самом начале 60-ых годов. Мне нравились некоторые стихи Сапгира, написанные до «Голосов». И я как ученик Николая Заболоцкого, на могиле которого мои друзья-скульпторы Сидур, Лемпорт и Силис в 1958 году поставили памятник, не сразу оценил новаторство этой книги. Сначала новые стихи Сапгира показались мне «переупрощёнными»:
Вон там убили человека.
Вон там убили человека.
Вон там убили человека.
Внизу – убили человека.
Пойдём, посмотрим на него.
Пойдём, посмотрим на него.
Пойдём, посмотрим на него.
Пойдём. Посмотрим на него.
Раньше, в Серебряном веке, так не писали: ни футуристы, ни – даже – обэриуты. Но Сапгир принёс мне стихи Евгения Леонидовича Кропивницкого и Холина. В доказательство того, что так теперь пишут все. А когда в 1965 году Генрих Сапгир стал читать свои знаменитые «Псалмы», я понял, что поэты барачной школы «изобрели» новую просодию, новую стиховую систему. И она здорово работает. И, хотя нам, квалитистам, они не советчики, они – смелые антисоветчики:
…
снял пальто
иду по коридорам
прислушиваясь к разговорам
- ГЛАВКУКЛА
- ГИПРОНИЩЕПРОМ
- УПРЧЕРВЯКЛА
- МРКРСОНЦВЕТМЕТБРЕД
- ШУКШУМШМЫГВИГФИГХАТ
Ни одного человечьего
Слова
Да живому делать нечего
В министерстве Ничего
(из книги «Молчание», 1963)
или – из той же книги:
Тебя наверно презирают
Быть может завтра расстреляют
Читать по «всей Москве» такие стихи в 1965 году, когда арестовали Синявского и Даниэля, было рискованно. Но весной 1965 появился Леонид Губанов во главе поэтов-смогистов, и демонстрации поэтов против советской власти стали обычным делом и 5 декабря, и 10 декабря ежегодно. Поэты Горбаневская и Делоне в августе 1968 года вышли на Красную площадь протестовать против ввода советских танков в Чехословакию.
* * *
После «Псалмов» я понял и «Голоса», и «Молчание», и каждую новую книгу стихов Сапгира принимал как откровение. Тем более, что мне приходилось уже работать с ним как с автором. Ибо я превратился в составителя антологий Бронзового века (с Константином Кузьминским, с 1967 года) и в редактора-издателя альманахов КВАЛИТИЗМ (с 1969, самиздатского) и NEUE RUSSISCHE LITERATUR (с 1978, тамиздатского: в Австрии).
Каждую новую книгу Генрих Сапгир (а мы – в отличие от советских поэтов, каким мы осмысленно противостояли, - писали книгами, а не делали сборники) начинал с нового приёма. Точнее, новым приёмом начинал новую книгу. Я, конечно, знал об опоязовской идее «искусство как приём», но Сапгир в этом смысле творил чудеса изобретательности:
ГОЛОСА (1958–1962) – новый приём: прозаизмы
ПСАЛМЫ (1965–1966) – псевдобиблеизмы
ЭЛЕГИИ (1967–1970) – верлибризмы, но – какие:
Я вышел на балкон
Спокойно
Уже шагнул через перила
Ах
Земля встречает лоб
Шмяк…
А вокруг – шмыг шмыг шмыг
Из подвалов из помоек
Из железных гаражей
- Что случилось –чилось – чилось – чилось – чилось
- Это кровь –овь – овь – овь – овь?
- Он откуда-уда – уда – уда –уда?
- Так и надо-ада – ада –ада –ада – ада!
- Бедняга…
МОСКОВСКИЕ МИФЫ (1970–1974) – бытовые абсурдизмы:
Хорошо бы выпить солнце – на стене висят часы
У кого-то есть жена – ноги кверху вскидывали
А на площади туристы – плачет маленький трубач
Говорил поэт Галчинский – и не знаю что сказать
И вдруг ЖИТИЯ (1970–1974) – почти настоящие вирши:
Княже Иван Хворостинин
Край наш велик и пустынен
Прими мои вирши
Хоть твои вирши старше
Но мои - горше
СОНЕТЫ НА РУБАШКАХ (1975–1989) – почти классицизмы:
НИКИТСКИЙ САД
Славе Лёну
Никитский сад – твой кам ерный театр
Здесь все деревья – духи и актёры
Всё гонишься за призраком который –
В зелёный бархат…
В дырочку следят…
Ты сам для них – и дух и экспонат
Спускаясь к морю – ты уходишь в горы
Где – гул аплодисменты разговоры
Где – Горького и Невский и Монмартр
Здесь всё отрепетировано, даже –
Твоя фигурка на вечернем пляже
И горы декорацией висят
Что там мелькнуло – чайка ли?.. собака ль?
Когда себя сыграем как спектакль
Пусть занавесом нам – Никитский сад
МОНОЛОГИ (1982) – белые сюрстихи:
ПРОЛОГ
На сцене появляется ПРОЛОГ, некоторое время стоит молча
Не говорить я вышел, а молчать
И даже не мычать – молчать и точка
Молчать – о чём? О многом мы молчим
Но можно т а к молчать, а можно э д а к
Иные так молчат красноречиво
Уж лучше б говорили что-нибудь
…
Если к этому советскому молчанию добавить ещё знаменитые сапгировские стихи:
Мы не рабы –
Скорее, рыбы мы,
то картина СССР будет полной.
И вдруг появляются – ТЕРЦИХИ ГЕНРИХА БУФАРЁВА (1984–1987) – недотыкизмы-1:
Моксовые дворы белеют кры
Сверкает небо как святая ры
С утра ещё морозище ветри
ВСТРЕЧА (1987) – недотыкизмы-2:
СЕКТА
Вот оно – белодеяние
Толчеруковоздевание
Чукчегласоговорение
Войдём в них –
Посмеёмся над ними
- дортен штеен геен меен!
- - факью фак хора пиндуси!
- Чукареку мерикан!
…
ДЕТИ В САДУ (1988) – сверхнедотыкизмы:
ЛИСТЬЯ
весн среди проч
набухших поч
нцем с ночи отогре
на щебет птич
проклю языч
и ушко на заре
ДЫХАНИЕ АНГЕЛА (1988) – вдохизмы:
КОНЕЦ СВЕТА
(вдох)
свет
(выдох)
конец света
ЛУБОК (1990) – возврат к ретро – сюрохмыризмы:
2. ХМЫРЬ
лиловый хмырь – видели в тёмном переулке –
баюкад мёртвое дитя
видали? – тёмный переулок баюкал мёртвое дитя и
лилового хмыря
в тёмном переулке незрячие окошки при луне
видали: мёртвое дитя несёт лилового хмыря
лиловый хмырь смотрел на мёртвое дитя – и видел
тёмный переулок – незрячие окошки при луне
любило тёмное дитя наш тёмный бледный переулок
и длинного лилового хмыря
лиловое дитя и бледный переулок – и в небесах
висит незрячий хмырь
нас мёртвое баюкает
и так далее – до последнего, предсмертного 1999 лета.
Даже этот краткий перечень новых стилистических приёмов Генриха Сапгира, какими он считал обязательным оснащать каждую новую книгу стихов, поражает. Нацеленность на постоянные поиски новизны превосходит всё мыслимое и немыслимое даже в авангардизме Серебряного века. Когда русские авангардисты заняли – к 1915 году – лидирующие позиции в мировом искусстве. А Москва – стала столицей мирового авангарда.
«Самовитое слово», умная и осмысленная «заумь», алогизация и деграмматизация стиха – всё это получило у Сапгира совершенно оригинальное развитие. Конечно, Сапгир – гений русского поставангарда, крупнейший постмодернист современности. Его полистилистика задала порождающие модели русского стиха на много лет вперёд. Корпус его текстов, впервые представленный итогово, ждёт систематического и комплексного исследования. И мои первые прикидки, скорее мемуарного, чем академического характера, – всего лишь заявка на будущую работу со стихами Сапгира.
* * *
Бронзовый век русской поэзии имел «три культуры»: (1) соцреализма, (3) андеграундную, аполлонову (по имени шемякинского альманаха «АПОЛЛОН-77») и (2) некую буферную, которую следует называть метропольной (по имени альманаха МЕТРОПОЛЬ, 1979). Стихи Генриха Сапгира принадлежат аполлоновой культуре Бронзового века. Только аполлонова культура имеет всероссийское и мировое значение. Что блестяще доказали своими Нобелевскими премиями Солженицын и Бродский. Классики Бронзового века. И первым среди поэтов аполлоновой культуры, первым среди равных – Генрих Сапгир.
ПАМЯТИ ГЕНРИХА САПГИРА
(1928—1999)
Забудь и спи!
Генрих САПГИР, «Сонеты на рубашках»
«Забудь и спи!» –
божественная Муза
про бренность – лепетала – лет у края
квадратного могилы окаёма
прощального Совецкого Союза Писателей,
забористо играя сберкнижкой
запрещённого приёма
в действительные члены профсоюза
подпольных пионеров самиздата
посаженной в Бутырки кукурузо-
рачительным Генсеком по – солдата-
бойца идьелогического фронта –
доносу самой творческой бригады,
носящей имя Робинзона Крузо
на комсомольской стройке целины
Свободы – Братства – Равенства,
а гады
достигли янки уровня Луны,
в какую не попал совецкий спутник
с обратной стороны медали для
доносчика, откуда слово битник
вошло в газеты руганью Кремля.
Сапгир ушёл.
В себя.
Пешком.
Нелепо.
Ушёл за Елисейские поля.
В былое Лианозово.
Полено
летит с Небес, ломая тополя
на цифре ТРИ Плющихи реализма
соцьялистического. и сарай
ползёт бараком.
раком.
к Богу в рай.
Сапгир когда-то
рядом –
просто житель
теперь глядит на всех
как небожитель,
глядит с улыбкой мудрости на нас
и в Небо запускает ананас.
