Если вы еврей и не пишете на еврейскую тему, вам рано или поздно зададут вопрос «почему?». Хорошо бы знать заранее, что ответить. Если вы еврей и пишете о Холокосте, вам никто никаких глупых вопросов не задаст. Джессика Дюрлахер – голландский критик, колумнист и прозаик, дочь человека, выжившего в Освенциме, писателя Герхарда Дюрлахера, и жена другого писателя, Леона Де Винтера, выходца из ортодоксальной еврейской семьи.

Роман «Дочь», написанный в 2000 году, принес Джессике Дюрлахер мировую известность и успех. Персонажи романа принадлежат двум поколениям – выжившие в Холокосте голландские евреи и их дети. Знакомятся главные герои не где-нибудь, а в доме-музее Анны Франк, где работает девушка Сабина и куда семья Макса пришла по настоянию приехавшей из Америки тети.

Я уставился на картинку, изображавшую даму с маленьким мальчиком, и почувствовал себя виноватым, потому что слишком редко вспоминал о войне и о том, что папа сидел в лагере. И потому, что никогда не был в Доме Анны. И потому, что мне это было неинтересно.&&

Сабина заставляет Макса разговаривать о Катастрофе, сама знакомится с его семьей и практически вынуждает его взять номер своего телефона. Эта завязка и определяет дальнейшее развитие событий: страстная активность Сабины и пассивная холодность Макса. Ее настойчивые, почти бестактные вопросы Максову отцу о лагере и дистанция, которую держат между собой Макс и его отец, едва речь заходит на эту тему.

Сабина и Макс становятся сначала друзьями, затем любовниками, потом она переезжает к нему, они живут вместе, они ссорятся, а потом она внезапно исчезает. Всю вторую часть книги Макс пытается выяснить, куда и – главное – почему она исчезла. Но для этого нужно возвращаться все время к войне, концлагерям, чердакам и подвалам, где голландцы прятали немногих своих евреев. Макс же с самого начала отношений с Сабиной изо всех сил упирается, чтобы не думать и не говорить на эту тему. Сабина же болезненно ею интересуется, рассказывает истории о своем отце, о том, как он выжил, и буквально пристает ко всем, кто может ей что-то рассказать. Макса это отвращает, а Сабина не может объяснить, почему ей это важно. Спустя пятнадцать лет тайна все-таки раскроется, Макс не захочет знать подробности и не сможет отвернуться, будто завороженный старой кровоточащей раной.

Джессика Дюрлахер, сама дочь человека, прошедшего концлагерь, пишет о таких же, как она, детях выживших евреев, точнее – об их «травме второго поколения». Они, с одной стороны, бегут от знания, не хотят видеть в своих родителях и их сверстниках героев: «Разве то, что он жертва исторической случайности, делает его чем-то особенным?» При этом они вынуждены приспосабливаться, терпеть и молчать. «Молчание – золото. От человека, травмированного лагерем, нельзя ожидать участия в спорах. Лучше молчать, чем навлечь на себя подозрение в том, что гордишься своими страданиями». Или, хуже всего, второе поколение Шоа вообще не знает, что чувствует по этому поводу, – ужас или любопытство, ведь родители почти ничего не рассказывают, не могут об этом вспоминать и не хотят, чтобы их дети знали подробности.

Макс в романе – человек, внутренне уходящий от своего еврейства. Оно раздражает, пугает, мешает жить, из-за него все слишком сложно и запутано. Даже когда он пытается быть евреем, ему это не удается. Он едет с отцом в Израиль и видит там совершенно чужих людей, слышит чужой язык, сталкивается с чуждой голландцу культурой, даже климат в Израиле маловыносим, не говоря уже о манерах: какой-то хасид плюет на обнаженные руки Сабины. И одновременно Макс становится копией своего отца: этот эгоизм, эмоциональная холодность, капризы, манера обвинять окружающих во всех своих неудачах, неспособность слушать и желание получать все немедленно. Но вот вопрос, которым задается и сам Макс: эти черты у отца потому, что он еврей, или потому, что прошел концлагерь, или концлагерь и особенности характера вообще не связаны? И тогда в чем же героизм?
Тем не менее, Макс ощущает себя евреем – но только в тех случаях, когда встречает «неофитов», людей, вдруг узнавших о своих еврейских корнях.

&&Как можно быть настоящим евреем, если в детстве не стыдился своей принадлежности к еврейству, если родители, рассказывая о лагерях, не замолкали вдруг на полуслове? Как удобно быть евреем, не подозревая в любом незнакомце антисемита. Не зная о внутренних раздорах, когда взаимные обвинения сглаживаются лишь памятью о сплоченности перед лицом враждебного внешнего мира; не зная, что в этом мире нет места, которое ты можешь назвать своим домом. И гордо красоваться в новеньком еврейском оперении, ощущая лишь некоторую горечь от того, что теперь и ты – часть трагической истории?
Ирония в том, что подобная аргументация не оставляет ни малейшего шанса на еврейство даже детям Макса, если только он не будет рассказывать им о лагерях, где выжил его отец. Вероятно, поэтому Джессика Дюрлахер и ее муж и пишут о Холокосте спустя полвека после окончания войны. У них двое детей – мальчик и тоже мальчик, – и они, вероятно, будут знать наверняка, как быть настоящими евреями. Разве что в музей Анны Франк не смогут ходить слишком часто: Леон де Винтер и Джессика Дюрлахер пару лет назад переехали в Калифорнию.

Но я не собиралась здесь остаться. Я просто забыла уехать. Тут время совсем не движется. <…>

– Почему так приятно не замечать времени?

– Потому что нет примера для подражания, нет истории. Здесь простор и дикость, здесь можно исчезнуть. И время меня не тревожит.
Проведя неделю в Лос-Анджелесе, я это понял. Голландия превратилась для меня в маленькое темное пятнышко во Вселенной. А голоса тех, кто остался на родине, приобрели смешной, как у героев мультфильмов, акцент.
Пространство обернулось временем, время – пространством.
Память – литературой. Национальность – точкой зрения.

Читать отрывок из романа:
Нагими и безоружными предстали мы друг перед другом, взволнованные новой свободой, новыми, бьющими через край чувствами и удивительным, грандиозным существом, которое получалось в результате нашего слияния. Это была форма забвения, которую ни один из нас никогда раньше не переживал.

Другие книги этой серии:

Стихопроза еврейской жизни
Новый Якоб де Хаан
Книжка без картинок