Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Искусственный спутник земли русской на своей замысловатой орбите
Соломон Гешефтер  •  4 сентября 2006 года
Сам автор признается на страницах своего романа: «Стёб да стёб кругом». Стёб советской жизни окружает октябренка-пионера-рядового-писателя…

Билеты в кассе, которой заведует Некод Зингер, действительны для прохода в его советское прошлое, если оно кому надо. Билеты дают право на поездку в поезде, посещение зоопарка, школы и оперы. Попадаются также билеты белые, освобождающие от армии, и билеты экзаменационные, радиофицированные (помните «Приключения Шурика»?).

Однако те, кто надеется над вымыслом обхохотаться, обливаясь слезами – оставьте тщетные надежды. Потому что проза Зингера смешна, но не настолько, чтобы животики надрывать. Грустна, но не до такой степени, чтобы закапать все 447 страниц романа соленой влагой. Вымышлена, но не в той мере, чтобы вообще не верить автору, ныне и давно обитающему в Иерусалиме и уже, вероятно, к 2000-2003 годам – времени написания романа – подзабывшему реалии новосибирской жизни семидесятых. Да и сам автор относительно честно признается, что «слабая авторская память не способна отделить факты от впечатлений».

Роман можно безболезненно разбить на несколько самодостаточных частей, но Зингер осмысленно соединяет их в нечто эпическое («биоавтографию», где Зингер, соответственно, – биоавтор). На ее страницах развертывается балаган – в хорошем смысле, который, запутав читателя смысловыми и сюжетными щупальцами, погружает его в фантасмагорически-западносибирский мир, населенный в основном нелепыми, но милыми и трогательными евреями. Чтобы не назвать этот мир плохим словом «виртуальный», назовем его «литературный». Русские в той далекой Сибири (примерно одинаково далекой от Иерусалима и Москвы) уже давно кандалами не звенят и работают всего лишь билетерами, контролерами, иногда учителями, а иногда и опереточными (то бишь балаганными же) бандитами. Что не мешает данной книге быть рекомендованной к прочтению лицами не сибирско-еврейской национальности. Ибо (как метко, но спорно заметил автор):

«Русский читатель, будь он хоть еврей, хоть кто, смотрит на книгу с глубоким почтением, снизу вверх, по крайней мере, пока она стоит на полке носом к стенке, корешком ко взирающему. Всюду надписи на корешках ставятся сверху вниз, да только не на Руси, ибо читатель русскоязычный взирает на книгу снизу и, читая на корешке имя автора и название закрытой книги, постепенно возносится духом в горние сферы».

Так вот, если к мнению автора не прислушиваться и не смотреть на его книгу снизу вверх, а заглянуть в нее саму и сделать это сверху вниз (исключение составляют читающие в кровати), то внутри можно обнаружить немыслимую для одного отдельно взятого издания плотность каламбурности на авторский лист (не говоря уж о горних сферах). Умелый словесный жонглер и семантический эквилибрист Зингер – настоящий аллюзионист!

«Эх, было время! И солнце всходило, и радуга цвела, красила нежным цветом стены Центрального горисполкома, выплескивала свои незамутненные скепсисом чистые цвета, принесенные свежим ветром с полей Хорезма, на лотки колхозного рынка, на клумбы Первомайского сквера, орлило дневное светило над миром в сером храме оперы и балета, пели птицы, сдобно улыбались сибирячки, подпевая пернатым друзьям, мол, один раз в год сады цветут, припекало пионеров с пионами, ойф дер припечек, пылали закаты, сияли жарки-огоньки в перелесках, все было когда-то».

Короче, билеты у Зингера вроде бы и в два конца, но в одном направлении. Потому как все зависит от того, каким билетом вы воспользуетесь (а покупать-то придется оба!) Хотите – ностальгируйте, не хотите – злорадствуйте. Сам-то глумливый автор подсказки не даст, не надейтесь, его отношение к собственному прошлому многокомпонентно, как форшмак, и иронически полистилистично, как «закуска скандинавская», – а именно так назван форшмак в далеком от Новосибирска кулинарном отделе гастронома «Новоарбатский» в городе Москве. К чему это я? Да к тому, что сам автор признается на страницах своего романа: «Стёб да стёб кругом». Стёб советской жизни окружает октябренка-пионера-рядового-писателя (не путать с рядовым писателем) Зингера настолько плотно, что, не будучи в силах ему противостоять, он его описывает.

«Вечные мои жиды, вы, по определению, – человеки рассеянные. Ваш путь закончен, мои незабвенные, искусственные спутники земли русской…»
В духе советских панегириков хочется закончить это сумбурное то ли славо-, то ли просто многословие фразой: «Ваш путь, товарищ Зингер, светел!»
Хоть и извилист.