Автор знаменитого «Чтеца» в этой книге рассказывает семь небольших историй о любви. Семь новелл о всевозможных разновидностях и оттенках этого чувства, своего рода путеводитель по долине страстей, ревности, охлаждения, измен и разлуки; книга о том, как в добропорядочную буржуазную среду врывается дух экзистенциальной авантюры и иррационализма; о поиске общего языка катастрофически несхожими людьми. Шлинк – рассказчик яркий, психологически глубокий и достоверный. Недаром кинематографисты полюбили его сюжеты. «Чтеца» вы наверняка видели в кино, а рассказ, давший название этому сборнику, уже экранизирован режиссером Ричардом Айром и скоро появится в прокате.
В рассказе «Измена» герой - молодой ученый из Восточного Берлина - согласился предоставлять Штази информацию о своем приятеле с Запада… в обмен на свободу жены, связанной с «незаконными» религиозно-правозащитными организациями. После падения Берлинской стены и открытия архивов спецслужб неприглядные факты всплыли. И кто же он теперь – стукач или спаситель семьи? В небольшой новелле соединились и отношения между западной и восточной частями Германии, и необычная любовная коллизия на фоне «шпиономании» 90-х.
Впрочем, «нарушителями спокойствия» в рассказах Шлинка могут быть и старые любовные письма, обнаруженные в секретере покойной жены («Другой мужчина»), и непреодолимое желание начать все с нуля, выйти из машины посреди горной дороги и навсегда расстаться с той, с кем прожил много лет («Женщина с бензоколонки»).
Один из сильнейших рассказов в сборнике – «Обрезание». Внешняя структура сюжета знакома до хрестоматийности: имеются герои-любовники, работающий в США немец-космополит и американская еврейка, оба из среднего класса, но при этом словно бы выходцы из разных миров. Что сильнее – любовь или семейные традиции, «голос предков»? У Шлинка ситуация осложняется тем, что не только семья, но и сами влюбленные – заложники культурно-социальных норм и традиций. Она потеряла многих родственников в Освенциме; старших членов ее семьи и поныне настораживает слово «немец». Он – сын солдата Вермахта, но сам принадлежит к тому поколению, которое родилось в послевоенные годы и не несет персональной вины за Холокост. Язык любви един, но едва речь заходит о вещах, связанных с историей, нациями, верой, – затаившиеся противоречия всплывают и возводят между героями стену, разрушить которую, кажется, невозможно. Мучительная, безвыходная ситуация:
Так он искромсал свою любовь на все более мелкие лоскутки. Он запретил себе говорить о семье, о Германии, об Израиле, о немцах и евреях, о его и даже о ее работе, потому что с ее работы разговор неминуемо переходил на его работу. Он привык подвергать цензуре все, что говорил; молчал и вообще не упоминал о том, что ему не нравилось в нью-йоркской жизни, молчал и тогда, когда считал суждения ее друзей о Германии и Европе неверными и высокомерными. Было много другого, о чем можно было разговаривать, была интимная атмосфера совместных уик-эндов и страсть их пламенных ночей. Он привык к этой самоцензуре настолько, что почти ее не ощущал…
Кругом – «запретные» темы, фигуры умолчания. Его корректная толерантность видится ей лицемерием, «препарирующим любопытством». Ему же сама формулировка «ты хороший человек, хотя и немец» кажется оскорбительной. Чем германофобия лучше антисемитизма? – не может понять он. Совместная поездка в Германию, общение с его отцом и дядей только ускорят движение «центробежных сил». А когда противоречия достигают кризиса, главный герой принимает неожиданное решение - настолько неожиданное (в том числе для нее), что лишать читателя удовольствия самому узнать финал этой истории было бы попросту нечестно.
