Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Выживший, заговоривший
3 июля 2016 года
Не стало Эли Визеля, лауреата Нобелевской премии мира, писателя, профессора и защитника прав человека.

«Мы всегда обязаны принимать чью-то сторону. Невмешательство на руку гонителю — не жертве. Молчанием мы поддерживаем мучителя — не мучимого». Сегодня, в день смерти Эли Визеля, автора этой фразы, новостные ленты наполнены однотипными заголовками: «Эли Визель, лауреат Нобелевской премии мира, переживший Холокост, умер в возрасте 87 лет»; «Умер Эли Визель, переживший Холокост лауреат Нобелевской премии»; «Эли Визель, 87 лет, умер: пережил Холокост, получил Нобелевскую премию». Цель новостного заголовка — как можно быстрее и четче сообщить читателю главные факты и разъяснить их важность; начинающих новостников учат давать в заголовочной фразе один ответ на два вопроса: «Что произошло и почему мы об этом пишем?» Сегодняшние заголовки справедливо озадачивают читателя. Скорбь по Нобелевскому лауреату — вещь понятная и ожидаемая, но почему в заглавной строчке, где каждая буква взвешена и продумана, упоминается факт выживания Визеля в Холокосте?

Эли Визель был писателем, профессором и политическим активистом. Он выпустил 57 книг, среди которых важнейшей, по мнению многих его читателей и исследователей, оказалась «Ночь» — маленькая фрагментарная повесть, основанная на воспоминаниях самого автора о Бухенвальде и Освенциме. Визель был подростком, оказавшимся в коконе из двух страшных ситуаций: вокруг был концлагерь, а посреди концлагеря был крошечный мир, в котором мальчик оказался вынужден ухаживать за отцом, потерявшим волю к жизни.

Главным героем «Ночи» оказывается, некоторым образом, не мальчик и даже не его отец, а стыд: стыд рождается, стыд растет, стыд поглощает все, что попадается ему на пути, стыд поглощает мальчика и его отца, стыд никогда не умирает.

В «Ночи» Визель говорит о том, о чем почти никогда не говорили до него (не говорят почти никогда и сейчас): о чувстве стыда за свои желания перед лицом мучительной повседневности. «Если бы я только мог избавиться <от своего отца>, от этого мертвого груза... Немедленно меня объял стыд, стыд, который останется навсегда». Позже капо скажет мальчику, что в лагере нет ни отцов, ни сыновей, ни братьев, ни сестер: каждый живет и умирает сам за себя. Эли Визель откажется верить в эту логику — и спасется. Еще позже он будет вставать на сторону тех, кто оказывается гонимым, преследуемым, уничтожаемым: он будет выступать против насилия в ЮАР и Никарагуа, против геноцида в Судане и против замалчивания геноцида армян. В какой-то момент Los Angeles Times назовет Визеля «самым важным евреем в мире»; этот сомнительный титул не будет отражать главного: Визель был евреем, но этническая принадлежность тех, кого он защищал, интересовала его, судя по всему, меньше всего, — его интересовало, чью сторону необходимо принять. Это и отличало Эли Визеля от многих активистов, делающих огромную и важную работу — но в узкой этнической рамке; это делало его не просто «выжившим в Холокосте», но человеком, прошедшим Холокост: вынесшим урок, сумевшим преподать этот урок другим.

Наивное и странное «выживший в Холокосте», перетекающее сегодня из одного новостного заголовка в другой (именно «выживший в Холокосте» — не «писатель», не «ученый», не «защитник прав человека») оказывается на поверку не наивным и не странным. Новостные издания выносят в заголовок то, что может оказаться важным читателю (и достаточно привлекательным, чтобы читатель кликнул на заголовок).

Но сам факт того, что тема Холокоста оказывается настолько важной читателю через семьдесят лет после освобождения Освенцима — заслуга Эли Визеля и других подвижников, требующих прямого разговора об уничтожении человека человеком.
В результате и СМИ, и их читатели де факто делают то, что предлагал делать Визель: открыто встают на чью-то сторону. На сторону мучимого и на сторону жертвы, — вне зависимости от того, к какой этнической группе они принадлежат, вне зависимости от того, о какой стране и о каком времени идет речь.