От цивилизации до варварства: загадка дудочки крысолова

На Всемирной выставке в Париже в 1900 году павильон Германии был выше всех других в прямом и переносном смысле. Германия входила в ХХ век лидером и законодателем мод в большинстве направлений науки и техники. Несмотря на поражение в Первой мировой войне и разруху в экономике в послевоенные годы, более половины всех Нобелевских премий в двадцатые годы прошлого века приходилось на Германию.

Через тридцать с небольшим лет после Парижской всемирной выставки Германия окажется во власти гитлеровской диктатуры и потрясет мир кошмаром Холокоста. Как же получилось, что страна с таким славным культурным прошлым и с таким мощным интеллектуальным потенциалом, как Германия, страна Гёте и Гегеля, Гаусса и Гильберта, смогла в ХХ веке опуститься во мрак расовых предрассудков и животной жестокости? Почему такой короткой оказалась дистанция от цивилизации до варварства?

Эти вопросы давно интересуют историков, литераторов, философов и социологов. Большое познается через малое. Судьбу Германии легче понять через историю семьи Прингсхаймов, давшей Германии и миру множество известных ученых, литераторов, музыкантов и связанной тысячью нитей с интеллектуальной элитой страны.

Достаточно упомянуть одно имя: Томас Манн вошел в семью Прингсхаймов в 1905 году, когда состоялась свадьба писателя и Кати Прингсхайм. Решение создать семью означало крутой поворот в судьбе молодого литератора. Дело в том, что до Кати его интересовали только юноши. Но, несмотря на то, что свои гомоэротические предпочтения писатель сохранил до глубокой старости, он стал добропорядочным мужем и отцом шестерых детей.

Столь же противоречивы отношения Томаса Манна с евреями. Казалось бы, кощунственно обвинять в неприязни к евреям художника, написавшего выдающийся роман из еврейской истории «Иосиф и его братья». И жену Манн выбрал из еврейской семьи, среди самых близких друзей писателя было много евреев, он все свои книги печатал в издательстве, которым руководил еврей. И все же в жизни Томаса Манна сочетались скрытый антисемитизм протестантского бюргера и демонстративный филосемитизм активного противника нацизма, духовного лидера антигитлеровской эмиграции.

Всю жизнь противоречивое отношение писателя к евреям колебалось между двумя полюсами: от отчуждения («я, рожденный немцем, не такой, как вы») до слияния («я такой же изгой, как евреи»). Отбросить любую краску в этой картине так же невозможно, как оторвать в магните северный полюс от южного или оставить земной шар только с одним полярным кругом. Да и в отношении к нацистскому режиму писатель был не всегда столь последовательным противником, каким его привыкли видеть современные читатели и исследователи. И здесь рассказ о его жизни разбивает многие устойчивые стереотипы. Подобные метания были характерны не только для знаменитого писателя, но и для многих представителей интеллектуальной элиты Германии в первые месяцы и годы после прихода Гитлера к власти.

Конечно, судьба профессора Альфреда Прингсхайма – талантливого математика, знатока искусств, одного из богатейших людей Мюнхена, владельца лучшей в мире коллекции старинной майолики – уникальна. Но она одновременно и типична для тысяч немецких евреев, поднявших науку и культуру своей страны до высот мирового уровня и оказавшихся впоследствии под колесами нацистского режима. Исследователи не устают поражаться, как легко души целого поколения могут пойти за дудочкой диктатора-крысолова.
В Мюнхене Альфред и Хедвиг Прингсхайм прожили вместе шестьдесят лет, из них почти полвека в прекрасном доме по улице Арси, 12.

Символ Прингсхайма

В этом доме и сейчас всегда звучит музыка. Здесь с 1957 года располагается мюнхенская консерватория. Ее официальное название – Высшая школа музыки и театра. И сто с лишним лет назад на музыкальные вечера в доме Прингсхаймов на Арси, 12 тоже собирался весь образованный Мюнхен. Никто не мог тогда предположить, что этот адрес будет вписан в одну из самых мрачных страниц немецкой истории. Именно в доме, где сейчас консерватория, в 1938 году был подписан печально известный Мюнхенский договор, открывший Гитлеру путь к мировой войне.

В 1984 году президент мюнхенской консерватории Дитхардт Хелльман пригласил известного историка Голо Манна выступить на празднике в честь нового учебного года. Историк вежливо отказался: слишком многое связывало его с этим местом. Он не мог и вообразить, заметил Манн в своем ответе, что когда-нибудь будет получать письма с обратным адресом, по которому почти полвека прожил его дед. Мать Голо и жена Томаса Манна Катя была дочерью Альфреда Прингсхайма.

Выбор между математикой и музыкой Альфред Прингсхайм сделал, как он шутил, в пользу первой и к счастью для второй. Математика оказалась главным делом его жизни. На небосклоне науки он не стал звездой первой величины, но был, без сомнения, интересным ученым и блестящим педагогом. Его достижения высоко оценивали современники.

Альфред Прингсхайм учился в Гейдельбергском университете и защитил там в 1872 году под руководством профессора Кёнигсбергера первую докторскую работу. Через пять лет в Мюнхене он получил вторую докторскую степень и должность приват-доцента. Ему было тогда двадцать семь лет.

Служебная карьера Прингсхайма развивалась успешно, хотя и не очень быстро. Внештатным экстраординарным профессором он стал в 1886 году, а заветную должность ординарного профессора и кафедру математики в университете он получил, когда ему было уже за пятьдесят – в 1901 году. Правда, за несколько лет до этого его высокую квалификацию подтвердили выборы в Баварскую академию наук, членом-корреспондентом которой он стал в 1894 году.

Альфред Прингсхайм был блестящим лектором. Оскар Перрон вспоминал, что лекции профессора Прингсхайма слушали с напряженным вниманием от первой до последней минуты, а лектор разнообразными шутками и анекдотами не давал студентам заскучать. Кстати, мало кто из нынешних школьников и студентов знает, что обозначение «ln» для натурального логарифма придумал Альфред Прингсхайм.

Причину того, что должность ординарного профессора, дающую все преимущества государственного служащего, Прингсхайму пришлось ждать так долго, многие историки видят в антисемитизме руководителей министерства и университета. Альфред не подчеркивал, но и не скрывал, что он еврей. К религии он был равнодушен, но связей с еврейской общиной не прерывал. В официальных документах он в графе о религии либо записывал «вне религии», либо отмечал: «еврей». Впрочем, для богатой (в прямом и переносном смысле) натуры эти мелкие неприятности не очень омрачали жизнь.

До выхода на пенсию в 1922 году Альфред Прингсхайм был очень обеспеченным человеком. Положение ординарного профессора само по себе гарантирует высокий уровень жизни. Но даже среди коллег Альфред выделялся своими доходами. В ежегоднике «Имущество и доход миллионеров в Баварии» за 1914 год тайный советник, профессор, доктор Прингсхайм стоял на 33 месте. Его имущество оценивалось в 13 миллионов марок, а годовой доход составлял 800 тысяч марок. Для сравнения: средний доход университетского профессора составлял от 5 до 10 тысяч марок в год (в конце XIX века одна марка соответствовала примерно 10 современным евро, к началу Первой мировой войны ее стоимость упала почти вдвое). Основой богатства Прингсхайма было наследство, полученное от родителей.

Откуда пришло такое богатство? Ведь полное уравнивание евреев в правах с немцами произошло только в конце 60 - начале 70 годов XIX века. И уже через несколько десятилетий еврейские фамилии появляются в списках самых успешных предпринимателей и банкиров. Спекуляции о том, как евреи приобрели богатство, – излюбленная антисемитская тема.

Отец Альфреда – Рудольф Прингсхайм – прошел типичный для многих еврейских предпринимателей путь: начав карьеру простым экспедитором гужевого транспорта (как их называли в Одессе – биндюжником), он, благодаря своей предприимчивости, умению стратегически мыслить и оперативно принимать нестандартные, но глубоко продуманные решения, смог стать одним из богатейших людей Берлина. История становления клана Прингсхаймов поучительна и интересна. Но не менее поучительно и то, как Рудольф и Альфред Прингсхаймы использовали свое богатство.

«Сначала рельсы, потом паровозы»

Рудольф Прингсхайм родился в небольшом городке Эльс (ныне это польский город Олесница вблизи Вроцлава) в 1821 году, но прожил там недолго – через два года семья переехала в Олау, где торговля, чем занимался отец Рудольфа, должна была идти успешнее. Свой трудовой путь будущий миллионер начал с должности экспедитора, сопровождавшего телеги с железной рудой или каменным углем от шахт и рудников до ближайшей железнодорожной станции. Сеть узкоколеек тогда была еще недостаточно развита, поэтому приходилось пользоваться гужевым транспортом. Да и на имевшихся узкоколейках грузы везли не только локомотивы, но и лошади, которые шли между рельсами, таща за собой наполненные углем или рудой вагонетки.

В середине 50-х годов XIX века железнодорожная компания, осуществлявшая все перевозки грузов в Верхней Силезии, решила сконцентрироваться только на локомотивных перевозках и передала весь гужевой транспорт в аренду Рудольфу Прингсхайму. Через несколько лет стало ясно, что это решение компании было серьезной стратегической ошибкой. В то время как дела Прингсхайма шли в гору, паровозное предприятие Верхнесилезского общества узкоколейных дорог подошло к черте банкротства. Оно срочно нуждалось в помощи, и первого октября 1861 года сорокалетний Рудольф Прингсхайм взял убыточное предприятие под свое управление.

Первым делом новый хозяин продал имевшиеся локомотивы и вернулся к гужевым перевозкам, которые многие считали несовременными и устаревшими. Только через десять лет, когда была построена достаточно густая сеть узкоколейных дорог, использование паровозной тяги стало, наконец, рентабельным, и Рудольф Прингсхайм заменил своих лошадок локомотивами.

Вне всякого сомнения, Рудольф Прингсхайм был человеком не только осмотрительным и осторожным, но и весьма дальновидным. Свои деньги он вкладывал сначала в построение сети рельсовых дорог в Верхней Силезии и только потом - в модернизацию транспортных средств. «Сначала рельсы, потом паровозы» - так можно было бы сформулировать его основное правило. Деятельность Рудольфа Прингсхайма в организации грузовых и пассажирских перевозок в Верхней Силезии до сих пор не потеряла своего значения. В современной Польше и сейчас бегут поезда по рельсам, проложенным предпринимателем из Олау.

Когда Пруссия в 1884 году национализировала Верхнесилезскую сеть узкоколейных дорог, на процветающем предприятии Рудольфа было в наличии 67 паровозов и трудилось 775 рабочих и служащих. Бывший хозяин получил солидную денежную компенсацию. Часть денег он вложил в основанное им акционерное общество «Феррум», дававшее большую прибыль. Кроме того, с Прингсхаймом был заключен договор на двадцать лет, по которому он мог оставаться управляющим предприятия вплоть до 1904 года. Женитьба на Пауле Дойчман (1827-1909) только увеличила богатство семьи: супруга Рудольфа была дочерью устроителя прусских королевских лотерей.

До окончания срока договора Рудольф Прингсхайм не дожил, он умер в 1901 году, успев многократно преумножить свое богатство и приобрести несколько поместий в разных частях Силезии. Кроме того, еще до национализации его предприятия он приобрел земельный участок в одном из самых престижных районов Берлина по адресу Вильгельмштрассе, 67.

«Цель жизни – не богатство, а красота»

Строительство дворца Прингсхайма, проходившее в 1872-1874 годах, совпало с началом новой эпохи в истории Германии – в 1871 году разрозненные и часто воевавшие друг с другом княжества объединились в единое государство, так называемую кайзеровскую империю, Второй рейх, со столицей в Берлине. Дом Прингсхайма, который проектировали известные архитекторы Густав Эбе и Юлиус Бенда, должен был стать не просто типичным дворцом богача, но был задуман как манифест нового времени, как вызов традиции и гимн культуре. Правда, культуре в понимании бывшего гужевого экспедитора из Олау, ставшего одним из богатейших людей Берлина.

В течение десятилетий дом служил достопримечательностью столицы и даже был подробно описан в монографии «Берлин и его строения». На современный взгляд дворец был, пожалуй, чрезмерно вычурный и эклектичный, как говорили в советское время, «с излишествами». Специалисты отмечали, например, что вместо обычного мрамора для облицовки дворца Прингсхайма использовали средневековую терракоту двенадцатого века. Из-за необычного для того времени многоцветия берлинцы называли этот дворец «пестрым домом».

Архитектура дворца никого не оставляла равнодушным: кто-то восхищался праздником в камне, кого-то коробила выставленная напоказ роскошь. Известный немецкий писатель Теодор Фонтане написал про этот архитектурный стиль в письме жене: «Дурацкая архитектура, только портит Берлин».

Привлечь внимание и поразить прохожего – с такой задачей архитекторы справились успешно. На старой фотографии дворца на Вильгельмштрассе виден мощный фасад в стиле Ренессанса, над порталом - две огромные рыцарские фигуры, поддерживающие внушительный восьмигранный эркер на втором этаже. Стены и пилястры бельэтажа отделаны цветной терракотой и как венец всего творения – роскошный фриз на золотом фоне между окнами последнего этажа, почти под крышей здания.

Фриз представлял собой шесть мозаичных картин, выполненных на знаменитой венецианской фабрике Сальвиати по эскизам одного из лучших мастеров того времени – придворного художника Антона фон Вернера. Как писал фон Вернер, он стремился отразить в картинах фриза суть мировоззрения и философии хозяина дома. Шесть картин представляют собой жизненный путь человека от колыбели до могилы. Их названия говорят сами за себя: «Детство», «Юность», «Счастье любви», «Счастье брака», «Старость» и «Смерть».

Эти картины, как и все здание в целом, демонстрируют преклонение берлинского миллионера перед искусством. Цель жизни – не богатство, а красота, деньги только средство ее создать и донести людям. Символична предпоследняя картина – «Старость». В убеленном сединами патриции-меценате легко узнается Рудольф Прингсхайм. Покровительство культуре стало прочной семейной традицией. Не случайно среди его детей, внуков и правнуков столько ярких творческих личностей, ученых, музыкантов, литераторов. А его сын Альфред, страстный любитель музыки и профессиональный математик, стал собирателем выдающихся художественных коллекций.

Преданность Рудольфа Прингсхайма искусству засвидетельствовал его современник и близкий знакомый, банкир Карл фон Фюрстенберг, тоже приехавший в Берлин из Восточной Пруссии и ставший одним из заметных людей в немецкой экономике. В своих воспоминаниях банкир рассказывает о двух семьях Прингсхаймов, живших в то время в Берлине. В обществе Рудольфа называли «Прингсхайм узкоколейный», а его дальнего родственника Хуго (их дедушки были братьями) – «Прингсхаймом ширококолейным». Такое прозвище Хуго получил из-за непомерных амбиций занять высокое положение в обществе, стать близким человеком к королевскому двору. Сохранившиеся документы показывают, с какой настойчивостью и бестактностью добивался он титула тайного советника.

Дома обоих Прингсхаймов были постоянно открыты для гостей, большие приемы устраивались почти каждую неделю, но их участники редко пересекались. В доме Хуго принимали, как правило, высших офицеров и генералов, флигель-адъютантов и других представителей придворной знати. Эта публика не посещала дворец на Вильгельмштрассе. Зато постоянными гостями Рудольфа Прингсхайма были известные художники, музыканты и писатели.

Внутреннее убранство дворца соответствовала художественным вкусам хозяина. К оформлению залов и кабинетов тоже были привлечены лучшие художники и скульпторы Берлина. Многие картины на стенах воспроизводили сцены из опер Рихарда Вагнера – любимого композитора хозяина дома, ставшего кумиром и его сына. Альфред сохранил и развил традиции родительского дома, став первым в роду Прингсхаймов интеллектуалом.

Дворец на Вильгельмштрассе недолго принадлежал семье Прингсхаймов. Паула продала дом в 1906 году, через пять лет после смерти мужа. К сожалению, дворец не дожил до наших дней, оставшись только в памяти историков архитектуры.

Усилия Рудольфа и Паулы дать детям полноценное образование увенчались успехом. Альфред Прингсхайм с детства любил и музыку, и математику и долгое время не мог выбрать между ними свою будущую профессию. Позднее к этим увлечениям добавилось собирание произведений искусства, и он стал владельцем богатейших коллекций картин, золотых украшений и итальянской майолики. Три страсти – математика, музыка и художественное коллекционирование – жили в нем постоянно. Выбрав математику своей главной профессией, Альфред всю жизнь оставался тонким ценителем музыки и выдающимся знатоком и коллекционером произведений искусств. В любви к науке и искусству он воспитывал и своих детей. Неслучайно его сыновья пошли по стопам отца – стали известными учеными и музыкантами, а единственная дочь Катя посвятила свою жизнь мужу – выдающемуся писателю Томасу Манну.

Но ни слава, ни богатство не спасли евреев от наступившей, для многих неожиданно, нацистской диктатуры. Старый профессор Альфред Прингсхайм с женой Хедвиг, несмотря на уговоры детей и зятя, оставались в Мюнхене, до последней минуты надеясь, что былые заслуги перед Германией защитят их от преследований. А когда стало ясно, что оправдываются самые худшие ожидания, эмиграция евреев из страны была запрещена. И все же удача улыбнулась старикам: благодаря заступничеству некоторых старых друзей и новых знакомых, занимавших высокое положение в Третьем рейхе, Альфред и Хедвиг Прингсхайм получили разрешение на выезд в Швейцарию за день до того, как граница была окончательно закрыта для немецких евреев. Замолвила слово за Альфреда перед фюрером и невестка великого композитора Винифред Вагнер, к мнению которой прислушивался сам Гитлер. Благодаря ей Прингсхаймам разрешили продать их знаменитую коллекцию майолики на аукционе Сотби в Лондоне, что позволило заплатить немыслимый налог на эмиграцию. Так коллекция майолики, которой не было равных среди частных собраний, спасла жизнь своему собирателю.

А в доме по улице Арси, 12 и сейчас звучит музыка. Символично, что на сцене мюнхенской консерватории не раз выступал Михаэль Манн, сын Томаса Манна и внук Альфреда и Хедвиг Прингсхайм, в доме которых по тому же адресу собирался сто лет назад весь образованный Мюнхен.

Еще о нетипичных еврейских судьбах того времени:

Желтая звезда с розовым треугольником

Моя чудесная черноволосая девочка...