Евгений Коган: Первый и, по сути, самый важный вопрос — почему вдруг выпускник Колумбийского университета, живущий в Америке начала XXI века, берется переводить «Одиссею»?
Григорий Стариковский: Перевожу я потому, что не могу не переводить. Есть же курильщики, которые не могут «завязать», — им курить охота. Ну, хочется поработать с Гомером, ничего не поделаешь. Отдаленность моего дома от домов потенциальных читателей меня не очень волнует. Чувство гипотетического читательского глаза давно aтрофировано (друзья не в счет); перевожу для себя, не для некой целевой аудитории. Такое получается картезианское доказательство собственного бытия: читаю Гомера, эрго, еще не сдох.
Евгений Коган: Вас не устраивает перевод Жуковского?
Григорий Стариковский: Перевод Жуковского меня как раз устраивает. С точки зрения стихотворной техники, поэтического слуха, он выполнен блестяще, это перевод — долгожитель, один из немногих переводов, которые ретранслируются из поколения в поколение. Редкое долголетие. При этом, работая с текстом, я не заглядываю в перевод Жуковского, так как он кажется мне несколько вольным. Помимо оригинала, пользуюсь переводами Латтимора и Вересаева, они стараются не отклоняться от исходного текста.
Евгений Коган: Вы говорили, что, начиная работать над своим переводом, думали над его адресатом, и называли имя Варлама Шаламова…
Григорий Стариковский: Я не довел свою мысль до конца. Разговор о переводе — это почти всегда разговор о ремесле, ремесленничестве, то есть о средствах и способах выражения. Мне бы не хотелось переводить этот текст «красиво», с присущей многим русским переводам цветистой гибкостью. Негибкий перевод, сделанный с угловатостью неофита. Хочется говорить с Гомером на нынешнем русском языке, который вобрал в себя — не мог не вобрать — прозу Чехова, Платонова, Шаламова, стихи Мандельштама, Сатуновского. Не могу же я переводить и притворяться, что не знаю о существовании своих любимых поэтов и писателей. Тут сам язык навязывает правила игры. Поэтому я отказываюсь от гекзаметра, для меня это — слишком «мягкий» размер, не подходящий для работы с гомеровским текстом, где все весомо. Трудно представить себе камень, который свободно вальсирует на паркете, не оставляя следов.
Евгений Коган: Скажите, каким багажом нужно обладать, чтобы браться за перевод «Одиссеи»? Кроме знания древнегреческого языка, естественно.
Григорий Стариковский: Мне кажется, главное — желание работать с текстом, захватывающее хотение, которое держит на плаву, тащит сквозь житейскую муть. А еще, в бóльшей мере, хотение жить в русском слове, не отпускать от себя родную речь, потому что это — то немногое, что еще осталось у проживающих на обочине русской ойкумены. Конечно, неплохо бы знать реалии гомеровского времени, но материал можно постепенно начитывать. Когда я взялся за перевод четырех песней, оказалось, что за годы работы в школе многое перезабыл, в том числе целые пласты гомеровского древнегреческого. Ничего, постепенно отмерзаю.
Евгений Коган: Хорошо, а какой нужен багаж, чтобы читать «Одиссею»?
Григорий Стариковский: На этот вопрос, на самом деле, два ответа. С одной стороны, «Одиссею» можно читать читателю неподготовленному, разве что иногда посматривать в комментарии. Текст «Одиссеи» вполне доступен, понятен, поэтому преподавать ее намного легче, чем, например, «Энеиду». Все ясно: главный герой, отвоевав десять лет, пытается вернуться домой на Итаку, воссоединиться с семьей, увидеть жену и сына. С другой стороны, и это — второй ответ, текст полон социальных, политических, культурных и прочих реалий эпохи Гомера и более ранних эпох. В этом тоже надо отдавать себе отчет.
Евгений Коган: На английский «Одиссею» переводят чаще? Почему?
Григорий Стариковский: В англоязычной культуре сложилась устойчивая традиция переводов античных текстов. Можно изучать историю английской литературы по переводам греков и римлян. Первый перевод Гомера на английский язык датируется 1474 (или 1475) годом, — это перевод Кекстона с французского. Со второй половины XVI века почти каждое поколение в Англии, а потом и не только в Англии, создает «своего Гомера». Переводами, кстати, дело не ограничивается. Тут и пародии, и беллетристика, и даже музыкальные произведения. На 2004 год существовало около дюжины одних послевоенных переводов «Одиссеи» / «Илиады» на английский.
Евгений Коган: А какова вообще история переводов «Одиссеи» на русский язык?
Григорий Стариковский: Первые переводы, прозаические, были выполнены во второй половине XVIII и в начале XIX веков. Стихотворные переводы отдельных частей «Одиссеи» сделаны Мосальским (1831) и Джунковским (1840). Оба отрывка выполнены гекзаметром, тут очевидно влияние гнедичевской «Илиады» (1829). «Одиссея» Жуковского появилась в 1849-м. Почти через сто лет, в 1948-м, вышла «Одиссея» в переводе П. Шуйского (1948), еще через год был опубликован перевод Вересаева. Среди современных опытов стоит отметить русский перевод Шамира английского перевода «Одиссеи» («Одиссея в прозаическом переложении Лоуренса Аравийского»). Об этом переводе стоит говорить особо — это скорее опыт прочтения двух англофонских переводов, чем разговор с Гомером без посредников. Новейший перевод первой песни «Одиссеи» — работа Амелина, 2013 год. Именно с нее начинается современный Гомер, вернее, разговор о том, какой должна стать современная русская «Одиссея».
Евгений Коган: Чем должен руководствоваться я, простой читатель, выбирая перевод в книжном магазине?
Григорий Стариковский: У вас как у читателя выбор небольшой: Жуковский или Вересаев. Вот, собственно, и все. Довольно скромный выбор. Если вам нравятся плоды русского романтизма с вкраплениями сентиментализма, если вам нравится гладкий, пусть не всегда близкий к тексту перевод, читайте Жуковского. Если для вас важна близость к исходному тексту, и вы не прочь почитать перевод суховатый, ломкий, местами сдобренный цитатами из того же Жуковского, выбирайте Вересаева. Добавлю, что при таком выборе появление новых переводов может только помочь общему делу.
Евгений Коган: И, наконец, вопрос, который нельзя не задать: как вы думаете, а был ли Гомер? Я имею в виду, Гомер ли написал «Одиссею»?
Григорий Стариковский: На эти вопросы нет однозначного ответа. У меня сложилось впечатление, что Гомеров, или как их там звали, было двое, один — автор поэмы о Троянской войне, а другой — поэт, внимательно читавший «Илиаду» и постоянно ссылающийся на нее в «Одиссее». Порой это не просто отсылки, а серьезные попытки переосмыслить прочитанный текст. Вообще «Одиссею» можно и, наверное, нужно читать как переосмысление героических ценностей, представленных в «Илиаде».
Живущий в пригороде Нью-Йорка поэт, переводчик и эссеист Григорий Стариковский давно занимается «обновлением» древнегреческой поэзии. Выпускник Колумбийского университета (кафедра классической филологии), он переводил оды Пиндара, элегии Проперция, «Буколики» Вергилия и сатиры Авла Персия.
