Как подобает старожилам, на протяжении десятилетий наблюдающим за Фестивалем Израиля, в последние годы мы все горестнее качаем головами, предаваясь ностальгическим воспоминаниям о прекрасном прошлом. Тем не менее, и в нынешней программе, действительно куда менее богатой и разнообразной, чем прежде, было немало концертов и спектаклей, о которых еще лет через десять мы сможем вспоминать, обливаясь слезами.

Главным сюрпризом фестиваля стало для нас присутствие на нем эстонского ансамбля старинной музыки «Hortus Musicus» под руководством Андреса Мустонена, знакомого и любимого еще по граммофонным записям конца 70-x годов. Ансамбль выступил на фестивале с двумя разными программами, посвященными памяти Зеэва Биргера, создателя Иерусалимской международной книжной ярмарки и многолетнего члена художественного совета фестиваля. Одна из этих программ — композиция «Святой Град», в которой принял активное участие государственный хор Латвии, — оказалась не просто прекрасным концертом, но дивным алхимическим действом. Каким образом Мустонену и компании удалось столь органично, без малейшего налета навязшей в зубах попсовой «мульти-культи», сплавить в своем Opus Magnum Запад и Восток, Средневековье и ХХI век, буйное веселье и отрешенную медитацию, так, что Клаудио Монтеверди и наш соотечественник Иосиф Барданашвили дополняли друг друга не менее успешно, чем традиционный йеменский напев и современный эстонский хорал Андреса Уибо? Подозреваем, что без колдовства тут не обошлось. В результате мы, подобно нашим древним предкам при горе Синай, «видевшим голоса», пережили видение самого подлинного и аутентичного небесного Иерусалима. В связи с этим хочется процитировать сказанное Мустоненом в интервью, данном давным-давно и совсем по другому поводу: «Проблему аутентизма можно определить так: я владею определенными способами и средствами (например пониманием фразировки, лигатур, формы, баланса и т.д.), но это лишь часть музыки, которой недостаточно для музицирования "большого масштаба". Музыкальное произведение состоит, может быть, из тысячи элементов, из которых только шестьдесят оказываются каким-то образом зафиксированы и канонизированы как "аутентичные". Все другое — область не письменная, зависящая от внутреннего понимания философии того или иного стиля. И если это считать смыслом и целью аутентичного исполнения, тогда я — за аутентизм».

Особое место в программе фестиваля занимали экспериментальные камерные спектакли, показанные в небольших залах Лео Модель Народного Дома (он же — центр Жерар Бахар) и Бейт Шмуэль. Из безусловных удач в этом направлении следует упомянуть талантливую клоунаду израильтянина Федора Макарова «Baby Faust» и сложную мультимедийную постановку «Животные и дети вышли на улицы» английской театральной компании «1927».

Но самым неожиданным оказался спектакль, написанный и сыгранный Ефимом Риненбергом в сотрудничестве с человеком-оркестром Дмитрием Топерманом и художником Ильей Коцем, — «Требуется молодой человек, просвещенный и отчаявшийся». В его основу положены дневники Теодора Герцля. Обращение к личности «отца сионизма», давно уже ставшей для части современных израильских зрителей мифологически отдаленной, а для другой части — и вовсе одиозной, оказалось и неожиданным, и рискованным, и актуальным. (В отличие от Ленина или Гамлета, Герцль если и стал у нас неким «общим местом», то отнюдь не на театральных подмостках и не на киноэкране, так что молодой драматург-режиссер-актер был по крайней мере избавлен от сравнения своей трактовки с широким набором классических образцов.) Ключевой в оценке спектакля представляется нам фраза, обращенная одним выдающимся деятелем нашей театральной культуры к своему коллеге: «Я наблюдал за вами во время спектакля и с ужасом видел, что вы сопереживаете!!!» Не постесняемся сознаться, что сопереживали и мы. Причем сопереживали одновременно и борющемуся с отчаянием герою, и героически держащему часовой спектакль исполнителю. Что ж, Герцль победил суицидальный кошмар, а Риненберг — сценическую условность, несовершенство целого ряда постановочных аспектов, а главное — каноническую (читай: ходульную) природу образа; победил страстью, юмором, любовью и достойной громких продолжительных аплодисментов тотальной самоотдачей.