Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
В режиме "to go"
Евгения Гершкович  •  27 января 2010 года
И чернильный прибор "Обсуждение Сталинской конституции в колхозе Узбекистана"

Осенью минувшего года в ГМИИ им А.С. Пушкина показывали выставку «Ода к радости». Патетическое название, намекавшее на программное бетховенское сочинение, обернулось ностальгическим смыслом. Столичную публику, которая, казалось, к сентиментальности давно уже неспособна, необычайно растрогали простодушные вещицы, привычные к буфетам и кружевным салфеточкам. За выставочными дверями они стали образцами эпохи соцреализма и произведениями «большого» искусства - свою коллекцию советского фарфора представлял вице-председатель Президиума Российского еврейского конгресса Юрий Трайсман. Корреспондент Букника встретилась с ним и узнала, как становятся коллекционерами и зачем. //

«Первый раз в первый класс»

Двадцать лет тому назад, движимый умилением и ностальгией, Трайсман обзавелся первой единицей хранения будущего собрания фарфора. Фигурка 1954 года «Первый раз в первый класс» мастера ЛФЗ им. Ломоносова Галины Сергеевны Столбовой стояла на пианино в одной ленинградской квартире. Мать, опустившись на корточки, прикрепляла октябрятскую звездочку к белому дочкиному фартуку. Оценив неожиданно потеплевший взгляд американского бизнесмена, забредшего к ним в поисках совсем другого искусства, хозяева вздернули цену до сотни долларов. Так Трайсман угодил в сладкий плен мелкой советской пластики. «Придя в гостиничный номер «Астории», я выставил ее на самом видном месте и весь вечер любовался. Наутро кинулся по комиссионкам и скупил еще штук двадцать фигурок». В деле собирательства Юрий Аркадьевич не был на тот момент неофитом, и фарфор вовсе не стал первой его коллекцией.

Перед отъездом
В Америку он эмигрировал с родителями в 1974 году и, наверное, пропустил тот возраст, когда возможна полная ассимиляция. Родители Юрия — график Аркадий Борисович и чемпионка по художественной гимнастике Евгения Исааковна — могли позволить себе отдыхать в домах творчества в Гурзуфе, Тарусе и Палангу, что в советские времена автоматически обеспечивало весьма богемное окружение. Несмотря на то, что мальчик учился рисовать, он выбрал Московский инженерно-строительный институт, где, впрочем, тоже царила весьма творческая атмосфера – во многом благодаря КВНу. Неслучайно в числе выпускников этого технического ВУЗа – Геннадий Хазанов и Владимир Высоцкий, и список можно долго продолжать именами корифеев отечественного телевидения. Юрий Трайсман участвовал в записях первых, середины 1960-х годов, телепрограмм «Клуба веселых и находчивых».

После окончания МИСИ отец устроил наследника в реставрационные мастерские Московской патриархии. Обязанности у молодого специалиста были чисто административные: обеспечивать бригады жильем, питанием и платить людям зарплату. Бригады выезжали на восстановление храмовых росписей в Тверь, Новгород, Иваново. «В этой повседневности для меня открывались первоистоки искусства - средневековые фрески, где эстетика была погружена в веру, в религию. Я ощущал связь этого искусства с жизнью», — вспоминает Трайсман, через руки которого прошла не одна тысяча икон. Постепенно он научился очищать и реставрировать черные доски и вскоре смог собрать неплохую коллекцию древней иконописи, что в начале 1970-х считалось едва ли не криминальным. Но семена собирательской страсти уже были брошены в почву. Вывезти коллекцию в США, разумеется, не удалось, и Трайсману пришлось ее продать.

Америка! Америка!

За океаном 25-летнему эмигранту опыт реставратора весьма пригодился в первое время. Отец так и не смог устроиться на работу. Тогда сын, припомнив уроки, полученные в Доме культуры и в реставрационных мастерских, стал писать иконы. В 1975 году в Вашингтоне состоялась выставка Юрия Трайсмана, где все работы его кисти приобрела греческая церковь. Удачно реализовав собственные творения, художник перепрофилировался: Трайсманы влились в ряды частных предпринимателей штата Огайо. В городке Коламбус они открыли небольшую студию Grafic Industry по производству рекламной продукции методом шелкографии. Основными заказчиками были местные супермаркеты. Сняли помещение, закупили станки. Через три года пошла прибыль, студия переросла в полиграфическую фабрику, где трудилось уже сто пятьдесят человек, включая всех родственников, поселившихся к тому времени в Штатах. «Это был достойный бизнес, позволявший вести зажиточный, добропорядочный образ жизни».

В Коламбусе Юрий знакомится с успешной галеристкой, хозяйкой Peace Gallery Евой Глимшер. «Мы настолько сблизились с семьей Евы, что когда та умерла в 80 лет, ее сын захотел, чтобы дом, где она жила, достался нам. Мы купили его, недорого, и мой отец до своей кончины прожил там, где собиралась вся американская арт-тусовка 1970-х — начала 1980-х». Именно на обедах у Евы успешный предприниматель был представлен Роберту Раушенбергу, Джиму Дайну, Луизе Невельсон и Энди Уорхоллу. Артистическая богемная среда, знакомство со знаменитостями плюс соответствующие доходы разжигали коллекционерский азарт, а противиться ему трудно, почти невозможно. Короче говоря, Трайсман начал собирать свою вторую после икон коллекцию – американского поп-арта. «Я покупал картины прямо в мастерских художников. Это было удивительное чувство — контакт с живым искусством, я наблюдал, как оно рождается».

Третья коллекция
Начав знакомиться с американским искусством, коллекционер, к своему удивлению, открыл, что многие художники родом из России, как и Марк Ротко, и Невельсон, которая приехала из Киева и отлично говорила по-русски.

«К этому времени в Америке стали появляться изгнанные из Советского Союза художники. Я познакомился с Эрнстом Неизвестным, Михаилом Шемякиным, у которого как раз гостил Высоцкий, так что пьянствовали мы все вместе».
Авторами первых работ, купленных Трайсманом, были Шемякин и Неизвестный, которые вывели его на свой парижский круг. И вот уже окончательно переориентировавшийся на русских художников коллекционер выезжает в столицу Франции знакомиться с Олегом Целковым, Эдуардом Зелениным, Борисом Заборовым, Оскаром Рабином, его женой Валентиной Крапивницкой. Он приобрел у них привезенные из Москвы вещи. Затем коллекцию пополнили Александр Косолапов, Леонид Соков, Гриша Брускин, Римма и Валерий Герловины, Владимир Янкилевский, Комар и Меламид.

Без душевных метаний и не без выгоды Трайсман расстается с коллекцией американского искусства. Его выбор сделан: «Я обнаружил, что именно здесь, в Америке, в ее фантастической цивилизации и энергетических импульсах, в которых протекает моя жизнь, моя работа, мне не хватает не только тех ощущений, что связаны с моим детством и юностью, — мне не хватает и иных точек зрения». Живопись шестидесятников близка ему по духу, к тому же Юрий Аркадьевич налаживает дружбу с художниками, приглашает их к себе домой, и там целый месяц гостит, например, Леонид Пуригин, живут и работают Анатолий Брусиловский, Лев Межберг, Гриша Брускин. Как в старые добрые времена филантропов и меценатов, Морозовых и Щукиных, Трайсман предоставляет живописцам просторную студию и выступает как инвестор. Найдя в Пенсильвании отливочную мастерскую, переводит в бронзу понравившиеся ему гипсы Неизвестного, Брускина, Пурыгина, Шемякина. Делает, как правило, два экземпляра - для себя и для автора. Автор при этом безвозмездно получает и пресс-форму.

Русская усадьба

Позволю себе несколько отклониться от сюжета и остановиться на частной жизни нашего персонажа. Разбогатев, обзаведясь семьей (у Тайсмана два взрослых сына, Марк и Даниэль) он решил покинуть штат Огайо. «Хотелось жить у воды, которая всегда действовала на меня успокаивающе». Недалеко от Нью-Йорка было обнаружено местечко Гринич (Коннектикут), некогда облюбованное русской культурной эмиграцией. В 1912 году Елена Рубинштейн, основательница известной косметической марки, построила здесь дом и прожила в нем более тридцати лет. Затем его купила внучка Льва Толстого, Вера, которая разбила у дома парк с фонтанами, выстроила ступенчатые спуски к воде с балюстрадами. Эта усадебная роскошь пленила Трайсмана, который и поселился здесь, проведя реставрацию здания по старым чертежам и фотографиям, найденным в местном муниципалитете. Из окна открывается чудный вид на океан, как и мечталось. К тому же площадь в 1200 квадратных метров позволила разместить в доме разросшуюся коллекцию живописи, скульптуры и мелкой пластики.

Заехавший как-то в гости к другу детства Вячеслав Владимирович Кантор все это увидел, пришел в полный восторг и с тех пор стал неутомимым собирателем. Трайсман же по сей день остается у Кантора основным консультантом и арбитром по части коллекционирования. Друзей объединяют не только воспоминания о студенческой жизни и собирательство — они возглавляют Российский еврейский конгресс: Вячеслав Кантор — председатель президиума, а Юрий Трайсман — вице-председатель.

Forbidden Art

«В один прекрасный день ко мне обратилась компания Curatorial Assistance из Лос-Анджелеса, специализирующаяся на продюсировании выставок. Они как кураторы формируют выставки и предлагают их музеям по всему миру. Я заключил с компанией договор. Так появилась моя выставка «Запрещенное искусство». Была сформирована коллекция из ста картин, скульптур и фотографий. Art Publisher издал каталог Forbidden Art, который вместе с выставкой проехал по двенадцати музеям Лос-Анджелеса, Майами, Бостона. В 1998 году коллекция Юрия Трайсмана достигла берегов России. Проект с подзаголовком «Послевоенный русский авангард» был показан в залах Государственного Русского музея в Петербурге и Третьяковской галереи в Москве. Отечественная пресса тогда раскритиковала коллекцию, пеняя на «азартную непричесанность»: Трайсман, мол, часто позволяет себе покупать работы художников не первого ряда, от чего и происходит этот эффект эклектичности собрания. У кого там «свои причуды»?

Впрочем, коллекционер опровергает это мнение: для выбора верной стратегии собственного собрания и его систематизации Трайсман обратился к монстрам отечественного искусствознания Евгению Барабанову, Виталию Пацюкову и Александру Боровскому. «К собирательской деятельности я отношусь очень прагматично и не всегда покупаю то, что мне вдруг понравилось. В основу моей коллекции заложен монографический принцип: работы важных художников, написанные в важные годы». Каждый из уважаемых консультантов, побывав в усадьбе на берегу Атлантики, прошерстил хранилище и в свою очередь дал совет, что нужно докупить для полноты коллекции, а от чего, напротив, отказаться, «дабы неискушенный русской историей западный зритель понял, откуда вырос вызов государственному соцреализму». Коллекции, например, недоставало Юло Соостера. И хоть работы этого мастера ничем не задевали душу Трайсмана, тот поехал с Пацюковым к Леониду Талочкину и все, что нужно, приобрел. Столь же важно было обзавестись «огромными чайниками и дверными ручками» Андрея Гросицкого и «газетами» Дмитрия Пригова.

«За эти годы, — гордо говорит Трайсман, — я научился публичному показу коллекции. Она упакована в специальные ящики, весь ее маркетинг проходит по квадратным метрам, каждая вещь стоит под своим номером, имеется диаграмма, как что должно висеть или стоять. Логистика разработана до мелочей. Привезти-развесить занимает два дня. Так что моя коллекция всегда находится в режиме “to go”».
Потом консультанты посоветовали добавить к коллекции художников ленинградского ряда: Евгения Рухина, Владимира Овчинникова, Сергея Бугаева («Африку»), Тимура Новикова.
//«Я подружился с Тимуром и буквально выдрал у него потрясающие вещи, которые тот прятал. Сначала он предложил мне какие-то кораблики, нарисованные на обоях. А я смотрю – из-под кровати что-то торчит! (Новиков тогда уже почти не видел). Тимур возражал: “Это я уже матери и сестре подарил”. Давай, говорю, посмотрим, чего это ты там подарил! Мы с Боровским полезли и достали огромные, полтора на два с лишним метра, вышивки бисером по бархату с портретами Екатерины Великой».

Хрупкая радость

Тот же Боровский невольно оказался виновником «фарфоровой болезни» Трайсмана . Ведь в ту самую ленинградскую квартиру в поисках тематических холстов советских академиков они пришли вместе. Заведующий отделом новейших течений Русского музея решил, что надо бы укрепить коллекцию соцреалистической живописью. И кстати, тогда в Ленинграде удалось купить отличный эскиз к картине Пластова «Колхозный праздник». Когда же рука Юрия Аркадьевича потянулась к фарфоровой статуэтке, Александр Боровский не одернул собирателя, а поддержал: «Этого пока никто не собирает, значит, вы непременно должны начать!»

Эта четвертая по счету страсть Трайсмана тоже обросла авторитетными консультантами. Наталия Сиповская (будущий куратор «Оды к радости»), Эльвира Самецкая, Ольга Соснина... Было решено помимо агитационного фарфора показать экземпляры дореволюционных производств: Гарднера, Попова, Миклашевского. Со временем в коллекции оказались дары вождям, шедевры советского «юбилейного вазоваяния» и пр. Но основу коллекции составили, конечно же, фетиши радости и счастья, фигурки колхозниц с капустой, работниц, вышивающих знамя, сварщиц перед зеркалом, балерин, актеров в ролях, бытовые сценки «Маникюр», «Телефонный разговор», «А ну-ка отними», «Чук и Гек». Ну и, разумеется, статуэтки "Конные разведчики", "Папанинцы на льдине" и знаменитый чернильный прибор "Обсуждение Сталинской конституции в колхозе Узбекистана".

Есть у Трайсмана предметы особенной гордости. Например, редкие вещицы, происходящие из дома Марии Мироновой и Александра Минакера, которые удалось купить у одного танцовщика, уехавшего в США. Пять лет Юрий Трайсман обхаживал владельцев уникальной композиции «Сталин и Мао», выполненной в честь визита китайского руководителя в Москву в декабре 1949 года. Экземпляров было всего три: один в Пекине, в музее Мао Цзэдуна, второй в музее ЛФЗ, а третий полвека хранился в семье скульптора Геннадия Шкловского. Конечно, Трайсман загорелся. За годы, потраченные им на уговоры, цена поднялась в десять раз против первоначальной, но коллекционер был вознагражден.

Он и его коллекция вновь прибывают в привычном режиме «to go». Трайсман зарегистрировал «Фонд русского искусства», который готовит совместный проект с ГМИИ им А.С. Пушкина. «Ода к радости» станет путешествующей, скоро она отправится на гастроли по музеям знаменитых в Европе фарфоровых производств – в Дрезден, Лимож, Копенгаген и др.

Любая качественная коллекция — потенциальный музей. Юрий Трайсман мечтает о том, чтобы в Москве ему выделили особняк, который он мог бы отремонтировать и открыть в нем музей. «Покажет время, я могу и государству его передать. А пока я буду сидеть в очереди на прием к Лужкову, Министру культуры или в Москомзе».

Недавно Юрий Трайсман стал почетным академиком Российской Академии художеств, Зураб Церетели лично вручил ему мантию и шапочку. «Жаль, мой отец не дожил до этого момента», — говорит Юрий Аркадьевич. Новоиспеченный академик сентиментален, а не сентиментальность ли сопутствует истинному коллекционированию?

Еще о болезни собирательства и судьбах коллекционеров:

Вячеслав Кантор и МАГМА

Одну коллекцию утопил - другую спас

Лавка чудес, где не все продается