Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
«Под руководством творческого гения Ленина»
23 февраля 2012 года
Часто группами и в одиночку приходили люди за советами к Ленину. Всегда всех принимал он, и уходили от него удовлетворенными. Но иногда, зная тяжелую обстановку, голод во время разрухи и гражданской войны, приносили Ленину съестное: молоко, яички, фрукты. Но все это, считавшееся тогда роскошью, Ленин отсылал в детские сады.

Выпуск 1 «Мама об этом не знала» читайте здесь.//

Мне был уже 26-й год. Я решила сначала поехать в Ростов повидаться со своими, потом устраиваться на работу в каком-нибудь другом месте, ибо в Ростове получить место врача было трудно: городских больниц всего две, куда евреев не принимали, а в частной клинике, где лечились за большие деньги, я работать не хотела.

//Эвакопункт под Минском (кликабельно)//
Это время совпало с империалистической войной с немцами. Среди беженцев и общего населения свирепствовали тяжелые заразные болезни. Создавались общественные организации Земского и городского союза, которые открывали разные медицинские пункты. По их объявлению я нанялась эпидемическим врачом на беженском пункте в Дебальцево (на Донбассе). Здесь мне пришлось не только лечить больных, но и выполнять всю сестринскую работу, самой готовить лекарства, следить за питанием больных, выезжать на дом. Работа была тяжелая, ответственная; получала я, как эпидемический врач, хороший оклад — 300 рублей (обычный оклад врача составлял 80–100 рублей). Из этих денег я посылала маме 200 рублей и 100 рублей проживала. Часто меня вызывали к местным жителям, ибо в поселке, хоть и шахтерском, не было ни одного обслуживающего врача. Денег с населения я дала себе слово не брать и всю жизнь соблюдала этот принцип. Я считала, что лечить людей, оказывать больному помощь — задача благородная, высокий моральный долг врача и «продавать» его нельзя. <…>

В 1916 году общественная организация «Союз городов», в ведении которой я работала, направила меня на западный фронт врачом эвакопункта (около Минска). Работать пришлось в опасных условиях войны. Над нами часто пролетал цепеллин и бомбил русскую территорию. Солдаты начали бежать с фронта, потеряв веру в царя, поняв бессмысленность войны. Громадный эвакопункт был всегда перегружен. Я широко отправляла солдат домой. <…>

//Сестра Рива (вторая справа в верхнем ряду) во время гражданской войны//
Это был период формирования моих революционных и партийных взглядов. Я была связана с крестьянством; безграмотность, забитость, слепая вера в царя, в бога — работать с ними было нелегко, приходилось вести долгие беседы на разные темы. Рабочее население значительно лучше понимало все происходившее. Готовилась Февральская революция.
Царь был свергнут. С фронта возвращались солдаты — наиболее сознательная часть крестьянства. Они были против войны, против царя и его клики. Царские приспешники использовали войну, чтобы затуманить головы солдатам, отвлечь их от революции; им внушали, что война с немцами необходима для защиты родины. Но русские солдаты братались с немецкими, все больше убеждались, что ни немецкому народу, ни русскому эта война не нужна. Да и в войне царь терпел поражение за поражением. Все это революционизировало солдат. Восстание рабочих, крестьян, к которым присоединились не только бежавшие с фронта солдаты, но и целые воинские подразделения, привело к свержению самодержавия. К этой революции присоединилась и либеральная буржуазия, боровшаяся с крупными помещиками, поддерживаемыми царем.

Я в эти дни была в Харькове, где проходили большие торжества прямо на улицах города. Город был увешан плакатами «Царь отрекся от престола!», улицы заполнены народом и солдатами, с песнями и криками «УРА!» обнимавшими друг друга.

В результате свержения царизма было создано Временное правительство, в состав которого вошли представители разных партий. Большинство составляли либеральная буржуазия и мелкобуржуазные партии (меньшевики и эсеры). Ленин считал, что революцию надо продолжить, чтобы удалить от власти буржуазию с поддерживающими ее партиями. Что должна быть еще одна революция, которая поставит во главе рабочих и крестьян. Осуществлена она должна быть народом и солдатами и, несмотря на нищету и разруху, Ленин назвал ее социалистической. Поскольку социализм означает расцвет промышленности и пр., многие возражали против такого названия. Но Ленин считал, что только такая революция, поставив во главе рабоче-крестьянскую власть, создаст условия для развития промышленности и земледелия. Все — фабрики, заводы, сельское хозяйство — будет в руках народа.

Временное правительство стремилось собрать войска и продолжить войну с немцами для отвлечения народа от революции. Я вела активную работу по агитации среди рабочих и крестьян, а также среди солдат, которые находились в госпитале, где я работала. Я входила в состав военного совета госпиталя (офицеры — сторонники нового правительства, солдаты и врач). Совет решал, кого после выписки надо отправить на фронт, кого демобилизовать в тыл. Как врач я рекомендовала большинство солдат отправлять в тыл. Делала это часто вовсе не по медицинским показаниям, а с целью революционной — расстроить армию. Недовольные офицеры не могли со мной спорить, не понимая ничего в медицине.

Некоторые солдаты приходили на комиссию, прыгая на одной ноге, притворяясь больными. Я не любила этого и шептала им: «Не притворяйтесь, все равно домой пошлю!» <…>

Революционная волна нарастала; по приказанию Ленина повсюду шла организация красногвардейских отрядов. В удобный момент, когда отряды окрепли, а Временное правительство ослабело, было принято решение — объявить восстание, арестовать буржуазное правительство, находившееся в Зимнем дворце. Это произошло 25 октября 1917 года <…>

//Санитарное управление 10-й армии во главе с Гладштейн (кликабельно)//

Однако буржуазия не сдавалась, и офицерство царской армии стало организовывать войска во главе с крупными царскими генералами: Корниловым, Красновым, Деникиным и др. В некоторых городах власть советов давалась с боем с белогвардейцами, в других — без. <…>
В это время на помощь белогвардейским отрядам против власти советов выступили буржуазные страны. Началась гражданская война. Иностранные государства помогали белогвардейцам и людьми, и оружием <…>

Положение в стране оказалось очень тяжелым: разруха, вызванная войной, усилилась, так как большинство фабрик и заводов закрывалось — рабочие уходили на фронт. Красная гвардия, вскоре переименованная в Красную армию, была плохо вооружена, плохо одета (часто в лаптях), плохо накормлена (голодала вся страна).

Интеллигенция, в основном вышедшая из буржуазии, — командиры, инженеры, врачи, служащие — бастовали, особенно первое время, против нового строя. Однако так силен был дух ненависти к буржуазному строю, так сильна была вера в то, что новый строй — социализм — уничтожит всякую эксплуатацию, обеспечит свободу и благо народа, что Красная армия, воодушевленная этим, в несколько лет уничтожила белую гвардию, прогнала все иностранные войска. Народ оказался победителем. Стали появляться свои полководцы, свои врачи, свои служащие из революционно настроенной части людей и из большевиков.
Весть о победе пролетарской революции меня очень воодушевила. Я загорелась желанием быть в гуще событий, принять участие в борьбе с белогвардейцами. Но сразу уйти из госпиталя мне не удалось, и я стала часто ездить в Харьков, где присутствовала на собраниях рабочих, проходивших в городской думе. <…>

В это время в Харькове шла усиленная борьба за преобладание большевиков в городском Совете и подготовка красногвардейских отрядов из рабочих дружин при заводах. В эти отряды шли и женщины в качестве воинов или красных сестер. При Харьковском совете был создан центральный штаб Красной гвардии, при штабе — санитарная часть из работниц заводов. Я пришла туда и оказалась единственным врачом этого санитарного отряда; позже пришла еще одна врач. Харьковский комитет партии большевиков, во главе которого был Артем [Сергеев], поручил мне руководить санитарным отрядом при центральном штабе.

Мне пришлось учить сестер, как ухаживать за ранеными, и другим медицинским делам. Они назывались красными сестрами; из них я организовывала сангруппы для каждого красногвардейского отряда, который отправлялся на фронт. Отряды следовали в поездах, а сангруппы — в особых вагонах при них. <…>

Борьба, которую тогда вело молодое государство, требовала личных жертв, веры в лучшее будущее, веры в ленинскую правду, любви к людям страдающим. Только эти качества могли привести к победе, и Ленин личным примером, готовностью к самопожертвованию, скромностью заражал рабочих, революционеров. И теперь он продолжает быть примером лучшего человека, борца за жизнь других, за прогресс, за науку, за мирную, дружную жизнь людей и разных народов.

Вспоминается такой факт. Часто группами и в одиночку приходили люди за советами к Ленину. Всегда всех принимал он, и уходили от него удовлетворенными. Но иногда, зная тяжелую обстановку, голод во время разрухи и гражданской войны, приносили Ленину съестное: молоко, яички, фрукты. Но все это, считавшееся тогда роскошью, Ленин отсылал в детские сады. <…>

В санитарных вагонах мы оказывали срочную медицинскую помощь. Вдруг наступило некоторое затишье, и эшелоны стали продвигаться быстрее. Когда мы приблизились к штабу, навстречу вышли красные командиры, среди которых был Тухачевский (начальник) — высокий, худой, в кожаной куртке, увешанной сплошь патронами, молодой человек. Ярко запомнился весь его вид и замечательное лицо. Через несколько лет мне стало известно, что Тухачевский — талантливый командир Красной армии, что он очень культурный человек, любит музыку, делает сам замечательные скрипки. <…>

<…> Первое время армейцы чаще прибегали к помощи красных сестер, несмотря на их малую квалификацию, так как не доверяли врачам, зная, что они саботировали. Был однажды такой случай. Принесли из эшелона тяжело раненного в бедро, повязку ему не наложили, и он, конечно, истек кровью. Операция, которую я ему делала в санпоезде, его уже не могла спасти. Вдруг из эшелона является делегация с криком: «Дайте нам врача, которая убила нашего начальника!» Я вышла с большим риском быть растерзанной от злобы, но надеялась, что правдивость, твердость воли, вера в людей меня защитят. Так и получилось. Я им рассказала подробно, как было, и мне поверили. Бойцы начали кричать: «Это наш врач, не смейте ее трогать!» <…>

Очистив путь от белоказаков, 18 июля 1918 года мы прибыли в Царицын. Наконец, вступили на советскую землю. Жизнь здесь била ключом, однако, опасность наступления армии генерала Краснова сохранялась. Царицын был в кольце. Железные дороги вскоре оказались отрезанными, и сообщение с Москвой и другими городами осталось только по Волге.
Внезапно нас поразила весть о покушении на Ленина эсерки Каплан. К счастью, пуля попала в руку, и это было неопасно. <…>
В Царицыне командующий 5-й Красной армии Ворошилов вызвал меня к себе и предложил взять на себя функции начальника и все организовать заново. Его предложение меня смутило, все это казалось очень трудным, особенно в условиях разрухи, отсутствия инвентаря, медикаментов, врачей и другого медперсонала, при наличии в аппарате немалого количества старых врачей-саботажников. Но Ворошилов своей уверенностью вселил и в меня веру в свои силы и организационное умение, а с саботажниками велел расправляться по своему разумению. Я взялась за работу. <…>

Всех старых военных врачей пришлось уволить, и ввиду того, что врачей-коммунистов почто не было, заведующими отделами пришлось назначать не врачей, но своих энергичных людей. <…>

//Штаб 10-й армии, Царицын, 1918 год (кликабельно)//
В Царицыне все время бои, город в опасности, и раненых приходится переправлять на пароходы. Однажды туда явились бежавшие армейцы, требуя и их переправить (это из числа мобилизованных). Я им отказала, а они, озлобленные, стали кричать, что какая-то молодая женщина командует ими — «А ну-ка ее в Волгу!» (я в это время стояла на трапе). Но группа настоящих красноармейцев помогла мне и прогнала трусов. <…>

Осенью 1919 года мы с Наркомздравом переехали в Москву. Я стала работать в Красном Кресте. <…> Спустя некоторое время Семашко, возглавлявший Наркомздрав РСФСР, дает распоряжение отправиться в Конную армию. Это было в декабре 1919 года. Шло наше успешное наступление на Деникина. Через Харьков, Белгород непрерывно двигались наши войска. Однако положение было очень тяжелым: войска были плохо снабжены и одеты, голод, эпидемия сыпного тифа распространилась и среди населения, и особенно среди воинов.

<…> Приехали в Белгород мы порядочно изголодавшиеся и с удивлением увидели на рынке белый хлеб, молоко. Но вскоре все это исчезло и здесь. Госпиталя представляли собой мрачную картину. <…> Врачей было крайне мало (по одному на лазарет), оборудование недостаточное или вовсе никакого. В некоторых лазаретах больные лежали на полу, на соломе, никаких кроватей, а в углу стояли ведра, заменявшие уборную. Сестер тоже было очень мало, и нередко больные сыпным тифом в бреду поднимались и уходили. Поток больных непрерывно сменялся, и завшивленность была ужасающей — вши «трещали» под ногами при обходе, их называли «семашками» (это был период, когда нарком Семашко поставил первейшей задачей борьбу со вшами). Почти все врачи Белгорода умерли от тифа, эпидемия охватила население, и смертность была ужасной; в каждом дворе стоял гроб на случай смерти. <…>

В конце января я с санитарным поездом отправилась за оборудованием в Харьков. Вместо обычных двух часов до Харькова добирались трое суток (из-за отсутствия топлива для паровоза). Наконец, за три километра до Харькова поезд совсем остановился, и я добралась до города на паровозе, который поехал за топливом. Я отправилась в военные организации, в исполком, в обком и добилась помощи, но сама свалилась с сыпным тифом. <…>

В больнице я пролежала месяц. <…> Нарком Гуревич предложил мне немедленно приступить к работе, независимо от степени восстановления здоровья, и сообщил, что отозвал меня из военного ведомства и назначил заведующей организационным отделом Наркомздрава. <…> В Харькове в это время находилось украинское правительство и Центральный комитет компартии Украины. Для организации здравоохранения привлекались не только партийные силы, но и крупные беспартийные специалисты, ученые. Такова была линия Ленина, которая проводилась в РСФСР и других республиках. <…>

Читая сохранившиеся материалы, я теперь удивляюсь той огромной инициативе, которая была мною проявлена, и той огромной работе, которую проводил Наркомздрав и все украинское правительство. На такую инициативу по созданию нового, невиданного в мире государства мог толкнуть только громадный энтузиазм партии, создавшей много выдающихся людей, работавшей под руководством творческого гения Ленина <…>