Ирония не существует в изоляции, но лишь в более широком контексте событий или поведения. Каждые три года, в день рождения немецкого еврейского философа Теодора Адорно (11 сентября) город Франкфурт вручает Премию Адорно за научные достижения в философии, музыке, кинематографии и театральном искусстве — то есть во всех сферах, в которых работал сам Адорно. В этом году премию присудили Джудит Батлер. В свое время стало знаменито высказывание Адорно «Писать стихи после Освенцима — варварство». Вручение премии еврейско-американскому философу-феминистке и стороннице бойкота Израиля ставит вопрос о том, жива ли еще у нас поэзия — равно как и ирония.

Батлер — ведущая фигура «квир-исследований» и более всего известна как «вовлеченный ученый». Премия Адорно, якобы вручаемая за гуманитарные академические исследования, досталась ученому, стершему грани между интеллектуальным предприятием и политической пропагандой. Ее взгляды на Израиль хорошо известны. Она поддерживает бойкот, дивестицию и санкции. «Хезболлу» и «Хамас» она считает «прогрессивными общественными движениями» и «частью глобального левачества». Отказывается читать в Израиле лекции — предпочитает ездить на Западный берег.

Батлер призывает к такому иудаизму, который «не ассоциируется с государственным насилием». Она сетует, что «именно потому что… будучи иудеем, человек вынужден критиковать чрезмерное государственное насилие и государственный расизм… человеку сообщают, что он либо ненавидит себя как еврей, либо он поддерживает антисемитизм». Ее недавний труд «Дорожки разошлись. Еврейскость и критика сионизма» — тщательно сформулированное антисионистское высказывание, красноречиво оживляемое призраками Ханны Арендт и Эдварда Саида. Это своего рода светская теология еврейской диаспоры, полагающая выселение палестинцев таким афронтом, который можно исправить лишь «свержением самой структуры еврейского суверенитета и демографического преимущества», иными словами — установлением двунационального Израиля.

Адорно значительно занимательнее Батлер. Он родился в смешанной немецкой семье (мать — католичка, отец — ассимилировавшийся еврей) и был музыкальным вундеркиндом. Он рано понял, что музыка, философия и эстетика — это единое целое. Защитив докторскую по философии, он исполнял музыку и много писал о ней. Дружил с Максом Хоркхаймером и Вальтером Беньямином, среди прочих. Из Германии Адорно уехал в 1934-м — сначала в Англию, затем в Америку.

Он стал одним из основателей «франкфуртской школы» критической мысли — учения, покоящегося на понимании исторического окружения, в котором зарождаются идеи, и на цели формирования перемен и достижения освобождения. Он был последовательным противников теоретического догматизма. В его знаменитой книге, написанной в 1944 году совместно с Хоркхаймером, — «Диалектике Просвещения», — утверждалось, что «объяснения мира как всего или ничего суть просто мифологии». Кроме того, Адорно критиковал Просвещение, и присущии ему замаскированные догматические и тоталитарные цели. И уже в этом, вообще говоря, критика абсолютизма Батлер в отношении Добра диаспоры и Зла Израиля.

Избежав молоха нацизма, Адорно весьма реалистично относился к антисемитизму и антисемитам. Он вспоминал немецкую женщину, которая заметила, посмотрев постановку «Дневника Анны Франк»: «По крайней мере этой девочке следовало позволить жить». Вероятно, Батлер — наверняка неосознанно — претендует на роль необычной еврейки, по общему признанию заслуживающей спасения.

Она ищет еврейские аргументы в пользу антисионизма и бинационализма — и это еще одна итерация еврейского бессилия. Напротив, Адорно и Хоркхаймер в своем письме 1956 года на эту тему, высказались прямолинейно: «Эти арабские государства-разбойники много лет поджидают возможности навалиться на Израиль и перерезать всех евреев, нашедших в нем убежище».

Там зачем же немецкому городу вручать свою главную культурную премию, названную именем еврейского философа, американской обскурантке? Вероятно, затем, что это соблазнительная возможность при помощи двух евреев покритиковать Израиль. Как в своей значительной новой книге «Израиль и европейские левые» отмечает Колин Шиндлер, усилия Германии как-то смириться с холокостом отнюдь не венчаются успехом. Слова, приписываемые израильскому психоаналитику Цви Рексу: «Немцы никогда не простят евреев за Освенцим», — с таким же успехом мог произнести и Адорно. Как уместно — и как иронично, — что Адорно завербовали в стан тех, кто ставит Израиль рядом с нацистской Германией.

Израиль давно воспринимается в Германии как эдакий собирательный образ еврея. Как отмечает Шиндлер, нынешним европейским антиизраильским бойкотам, протестам и насилию как минимум уже лет сорок. Европейские левые — во множестве своих разновидностей — традиционно считают сионизм особым злом, предательством революции либо прямой изменой государству рабочих. Особенно в Германии европейские левые наследуют в этом Советскому Союзу — подвергают сионистов анафеме, считая их чуть ли не фашистами. А с конца 1960-х так и прямо ассоциируют себя с палестинцами романтикой насилия в программе последних. У этой идеологии подчинения прогрессивизму и глобальному левачеству, которой придерживается Батлер (в ее случае это простирается вплоть до религиозного фашизма «Хамаса» и «Хезболлы»), — долгая родословная.

Адорно некогда писал своему другу Герберту Маркузе, что его беспокоит, не становятся ли их студенты тоталитарными леваками. Знал бы он, насколько был прав в своих опасениях. Хотя левое насилие со временем вызвало в Германии волну отвращения, ныне в стране преобладают дети и внуки 1968 года. Их страсти поугасли, но по сути не изменились — вот только теперь они считают возможным использовать такие фигуры, как Адорно, в своих подспудных, но упорных попытках очернить Израиль. Манихейцы, каковыми могут быть лишь истинно верующие, они являют, по словам Шиндлера, «синдром Манделы» — «поляризующую веру в хорошее и плохое, правое и неправое», они «от сложности отступают к известности». То же применимо и к Батлер, которая свою все большую известность приобретает проповедями по одному конкретному поводу, хоть и выворачивая к своей выгоде понятия.

В какой-то момент ирония становится просто предсказуемой — частью узора, а не контрастом ему. Многие европейцы не могут простить евреев за Освенцим и конец поэзии — ровно так же, как их предки не могли простить распятия. Такие евреи, как Адорно, которые уже не могут защитить себя, невольно привлекаются к делу антисионизма; такие же, как Батлер, порабощенные ценностями, которые, по их мысли, могут придать им исключительности, еврейскость свою сознательно отдают на откуп тому же делу. Противоречие лишь углубляется, на горизонт уже наползает развязка, а по всей Европе продолжает гаснуть свет.

Источник: Jewish Ideas Daily, Алекс Йоффе