Алиса не любит детсадовские котлеты и не читает «Пионерскую правду», Алиса живет с папой и мамой в центре Москвы и ночует в сквотах у друзей, Алиса спит с парнем на десять лет старше себя и никогда не предохраняется. Это героиня романа «Легкая корона» Алисы Бяльской, это история поколения, растущего под сенью издыхающего СССР.
С начальной школы Алиса знает: «мы все живем в лагере, вся эта страна — одна большая зона. Что за партой сидеть в школе, что на нарах — разницы никакой». Это восьмидесятые как они есть: в рассеянии самиздата, в культурном ажиотаже Московского кинофестиваля, в брожении питерского рок-клуба, и одновременно — под крышкой выдыхающегося советского мифа. Всеобщее раздражение выплескивается из семей на улицу, воспроизводство бессмыслицы достигает критической массы, и все взрывается девяностыми — но герои об этом пока еще не знают. Они прорываются с боем на рок-концерты и шокируют обывателей диким прикидом, бьются с люберами и торгуют самодельными газовыми баллонами, пьют дешевое вино и пытаются найти единственную, на всю голову, любовь.
Алиса — девочка из хорошей еврейской семьи — от скуки и по случаю погружается в воды андеграунда, забивает на учебу, пишет о рок-музыке для официальной «Юности» и самиздатовских журналов.
Ее любовник Сергей Громов, редактор журнала «Гонзо», пользует девочку со всей широтой потребностей тридцатилетнего контркультурщика, который, возвращаясь домой пред партийные очи родителя, переодевается из драных джинсов в приличный костюм.
Это история очевидца, из каждого частного факта которой можно смело делать вывод: так было везде и со всеми. Детсадовские издевательства над ребенком, не успевшим доесть суп, — второе накладывают в овощной бульон и заставляют доедать руками. Ад гинекологических унижений в районной поликлинике — оскорбительный допрос, повреждение внутренних органов во время осмотра, убийственные диагнозы. Соседи-алкоголики, дисфункциональные семьи, быдло в законе и яростные интеллигентские разговоры на кухнях. Скорость и бодрость авторской речи не оставляют времени ужаснуться, но к середине книги необязательные воспоминания о бурной юности превращаются в перечень погибших: вера, совесть, образование, интеллигентность, искренность, будущее, семья.
Ничего из этого к восьмидесятым в СССР не подавало признаков жизни. Отдельные конвульсии только подтверждают общий диагноз.
Особым пунктом идет антисемитизм: государственный и соседский. Советские евреи, мятущиеся между внутрисемейной ненавистью и линией фронта, которая начинается за порогом квартиры, еще пытаются оградить своих детей от советского бреда, но безуспешно.
Вообще говоря, это и есть одиссея советских евреев: между «Великими географическими открытиями» и дискуссиями в советских литературных журналах; лирическим алкоголизмом и трезвым бешенством проигравшегося в прах игрока. Впрочем, по этой дороге шли не только евреи — прочим досталось не меньше.
Эту книгу люди старше тридцати пяти будут, возможно, читать как байки о старых знакомых — персонажей много, московская и питерская тусовки написаны яркими красками без малейшего снисхождения, и даже если второстепенные имена не знакомы, все равно что-то подобное у всех так или иначе в жизни случалось. Те, кто моложе, будут смотреть с изумлением: что это было? Что за странное время, когда Цой жив, а мы еще нет; кто эти люди, зачем они носят по пять значков с Гагариным и читают Мандельштама на приеме у психиатра?
Приведенные к присяге советской водкой, дети восьмидесятых всерьез полагали дедовы кители и трофейные летные очки единственным средством не слиться с ландшафтом. Как часто случается, их приняли за кого-то другого.
