Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Возможность острова
Дина Суворова  •  23 августа 2017 года
В день рождения нашего любимого Стивена Фрая предлагаем вам перечитать рецензию на первую часть его автобиографии и саму книгу впридачу. Получите удовольствие, гарантируем!

На вопрос: «Что вам больше всего не нравится в своём внешнем виде?» - этот человек однажды ответил: «Нос, подбородок, член, рост, живот и задница». О том, как его нос приобрел аристократический излом, а подбородок, живот и задница – столь выдающиеся очертания, их владелец рассказывает в автобиографии. О члене там тоже кое-что есть.

Свое жизнеописание Стивен Фрай назвал цитатой из 59-го псалма: «Моав – умывальная чаша моя». Расширенная цитата звучит следующим образом:

8 Бог сказал во святилище Своем: восторжествую, разделю Сихем и долину Сокхоф размерю:
9 Мой Галаад, Мой Манассия, Ефрем крепость главы Моей, Иуда скипетр Мой,
10 Моав умывальная чаша Моя; на Едома простру сапог Мой. Восклицай Мне, земля Филистимская!

Фрай имеет полное право на подобное заявление: сегодня в Британии он проходит по разряду национальных достояний. Его выговор служит эталоном британского произношения, а остроумие получило признание еще лет двадцать назад, когда на английском телевидении впервые появились юмористические шоу с участием Фрая. Но, как узнает читатель на первых же страницах книги, на самом-то деле Стивен Фрай никогда не был типичным англосаксом. Хотя бы потому, что он – наполовину еврей. Вписаться в коллектив частной школы для мальчиков это ему не помешало.

«В мальчиках я своим еврейством особенно не интересовался… Мама могла быть чистокровной еврейкой, однако фамилию я носил решительно английскую, а только она и определяла, целиком и полностью, то, кем я себя считал. Для англичан все это означало, что я англичанин со слегка экзотическими обертонами; для евреев – что я еврей с одним вполне простительным недостатком. <…> Я использовал мою смешанную кровь как невнятный дополнительный элемент экзотичности, которым я мог бы и похвастаться, поскольку ощутимый антисемитизм в «Аппингеме» отсутствовал - всего лишь привычно бездумное использование слов «жид» и «жидиться» по адресу тех, кто был прижимист по части деньжат, но и не более того».
У юного Стивена были другие проблемы. Довольно рано выяснилось, что петь он не умеет, а потому не может слиться голосами с однокашниками в церковном хоре. К занятиям спортом, из которых едва ли не наполовину состоял учебный план частной школы, он тоже был непригоден. Астма не позволяла на равных участвовать в тренировках, а «бесстыдная нагота душевых» внушала отвращение. Столь прискорбное стечение обстоятельств привело к тому, что Стивен «чувствовал себя далеким от товарищей по школе». Настолько, что пока «бабуины с мячами под мышкой» носились по футбольному полю, он воровал мелочь из их шкафчиков в раздевалках. Осталось еще добавить, что, при его начитанности, дерзости, IQ почти как у гения, а также любви к словам, он прекрасно мог защищаться, не применяя грубую физическую силу. Юный Фрай виртуозно умел врать, выкручиваться, вешать лапшу на уши, пудрить мозги и морочить людям головы. Со временем он обнаружил, что влюбляется в мальчиков (а не в девочек), и жить ему стало еще сложнее. Отношение «здоровых мальчиков» к гомосексуалистам (несмотря на все особенности жизни в закрытом учебном заведении) трудно назвать толерантным. К примеру, кладешь приятелю руку на плечо, а к вечеру вся школа шипит тебе вслед «педик» и объявляет бойкот. Рассказывая об этом, Фрай наблюдает любопытные параллели в отношении к гомосексуализму и еврейству:

«Евреи, подобно гомосексуалистам, считались людьми не вполне здоровыми. Они были частью парада бледных умников, которые на рубеже двух веков смутили наш здоровый мир разговорами о релятивизме и неопределенности, туманными идеями насчет исторического предопределения и расщепления личности. <…> Они, евреи, с их чертовой Торой и распроклятым Талмудом, просто-напросто подталкивают людей к излишествам по части усмотрения одного смысла в другом, к самодовольному раввинскому умному-преумному умничанью. <…> Они, евреи и пидоры, всегда готовы и в самых невинных занятиях усмотреть все что угодно. Да если усмотрение одного смысла в другом не является излюбленным занятием интеллектуала, то я и не знаю, есть ли у него вообще какое-нибудь излюбленное занятие. Коли на то пошло, вспомните-ка давние, подзабытые уроки латыни - разве слово «интеллектуал» не означает на самом-то деле «понимание», в смысле «усмотрение»? Ну, вот видите? Нынешние люди уже не способны взглянуть на вещь самую простую и ясно сказать вам, что она собой представляет. Интеллектуалы - что левые, что правые, - они «усматривают»».
История формирования англичанина, рассказанная им самим, – чтение более чем занимательное. Анализируя особенности своей натуры, Фрай задается вопросом: можно ли считать их следствием традиционной системы образования, или, наоборот, частная школа только подчеркнула разницу между ним и «типичными англичанами»? Рассуждая об этом, Фрай цитирует Форстера:

«Эта система с ее пансионами, обязательными занятиями спортом, старостами и порками, с настойчивым требованием хорошей формы и esprit de corps, порождает тип людей, влияние которых не идет ни в какое сравнение с их числом… Они [выпускники закрытых школ] выходят в мир, который вовсе не состоит только из тех, кто закончил такие же школы, он даже из одних только англосаксов не состоит, - он состоит из людей пестрых, словно пески морские; в мир, о богатстве и тонкостях которого они никакого представления не имеют. Они выходят в него с хорошо развитыми телами, сносно развитыми умами и неразвитыми сердцами».
Фрай печалится и негодует, полностью соглашаясь с метафорой «неразвитых сердец». Но замечает, что по этой причине британцы всегда впитывали чужие культурные влияния без ущерба для своего характера. Если подумать, именно это и позволило им создать империю и не потеряться в пестром разнообразии культур, с которыми им пришлось сталкиваться. С другой стороны, подобная устойчивость к культурным влияниям легко превращается в непробиваемый кокон ограниченности и становится объектом насмешек (взять, к примеру, того же Берти Вустера П.Г. Вудхауса).

Самое любопытное заключается в том, что символический англичанин Фрай (считавший свое еврейство лишь «элементом экзотичности»), говоря об английском характере, одновременно описывает и характер еврейский. Евреи тоже удивительным образом впитывают чужие культурные влияния без каких-либо последствий для самоидентификации и бытового уклада. Шаббат и пятичасовой чай (как события, а не как явления) структурируют повседневную реальность и указывают на герметичность культуры. Типичные представители такой культуры неуклюжи, как мамонты, но вымирать не собираются. Они-то и поставляют материал для анекдотов и бродячих сюжетов. Шкура же этих мамонтов, которая десятки тысяч лет назад вполне соответствовала ландшафту, ныне выглядит эксцентрично, так что обладатель такой шкуры заслуженно гордится репутацией оригинала.

Символами нации становятся люди, способные убедить весь мир в том, что любые их причуды – всего лишь естественное продолжение национального характера. Фрай – лучший символ Британии. Гей, еврей, интеллектуал или бывший вор – главное, чтобы манеры и произношение были в порядке, чувство юмора никогда не отказывало, а Боже хранил королеву.

Еще про этот остров:

Еще один английский еврей
Еще одна английская звезда
Самый главный англичанин