Строго говоря, не сто – кое-кто спасется, но все равно это очень грустная книга. Почти каждая новелла заканчивается плохо, почти все умирают, многие - старается не смаковать автор - в страшных мучениях. Если кто-то не погибает, а вовремя уезжает в Америку, к концу книги это начинает вызывать подозрения. Золотые вещицы, за чьими судьбами автор следит взглядом судмедэксперта, расплавляются, чтобы превратиться в анонимные слитки. А хозяева этих самых золотых вещиц становятся на глазах остолбеневшего читателя горсткой анонимного пепла. Книга словно тестирует систему фильтров человеческого сознания: легко ли будет гнать от себя эти чужие биографии и ужасные смерти, пусть придуманные, но сплавленные из тысяч других, реальных? По крайней мере, тому, кто до сих пор умудрялся оставаться равнодушным к теме Холокоста, придется распрощаться с таким отношением после прочтения «Золота». Если уж Гринуэй-режиссер не дает зрителям спуску (как говорят на CNN, «Some viewers may find these images disturbing» - "Некоторым (теле)зрителям эти кадры могут показаться шокирующими"), то Гринуэй-писатель не щадит вообще никого – будем надеяться, что воображение читателя побережет его покамест от визуализации отдельных подробностей. Когда появится фильм («Золото» - часть киноэпопеи о Тульсе Люпере, который и сам пробегает в книге Белым Кроликом), очевидно, какие кадры в него войдут: «Из-под граммофона вытекла струйка крови». Или: «Побитая плачущая девица еще долго лежала на траве, а вокруг летали белые перья. Белое, зеленое».

Золото крадут, экспроприируют, отрубают вместе с пальцами, находят в канавах, некоторые люди гибнут за металл (у большинства это просто постскриптум к смерти) – и все для того, чтобы, переплавленное в слитки, оно попало в чемоданы и оказалось в автомобиле, в котором немецкий офицер спешит в приют выкупить свою дочку, родившуюся от еврейской женщины. В ход идет не только «браслет с Моисеем», но и распятия, четки, статуэтки Девы Марии. Говоря о последней, Гринуэй становится Андерсеном для взрослых: «…там ее отвинтили от Голгофы и расплавили, без сантиментов и религиозного трепета». Целая нация оловянных солдатиков и танцовщиц. И про золотую швейную иглу тоже пойдет речь. Вообще, гринуэевские интонации местами напоминают страшные сказки (это хорошо чувствует переводчик, когда новелла поначалу неуловимо отдает братьями Гримм, и как только это замечаешь, как братья тут же упоминаются). Другая грань авторской интонации – детские же «страшные истории» про Синюю Руку, правда, тут уровень макабра доведен до абсурда и совсем уже непонятно, где автор такое прочитал - неужто придумал, и если да, то зачем, а если нет, то - как же это так.

И сама идея вроде бы вполне мирная – проследить судьбу вещей, совсем как в прочитанной в детстве повести «Похождения рубля». Все бы хорошо, кабы не количество крови, которой это золото полито на разных этапах своего существования, прежде чем слиться воедино. На фоне всей этой золотой золы вроде бы неудобно придираться к переводчику из-за мелочей, но зачем было переводить фразу перевираемой героями песенки «Twinkle, twinkle little star» как «Ты как раввин, сияющий с небес»? Нет бы вспомнить «Алису в стране чудес» в классическом переводе Демуровой, и перефразировать оттуда: «Высоко же ты над нами, Как раввин под небесами». Да и «суперинтендант» - это, на самом деле, простой завхоз, хоть и звучит как чин в германской армии. Остальные загадки оставим читателю, которому надо будет передохнуть от сгущающегося вместе с текстом дыма, мрака и человеческого страдания. К счастью, финальный аккорд книги – скорее «светлая печаль», нежели очередная капля тьмы, падающая туда, где и так уже ничего не разглядеть. А лучшим эпиграфом для книги послужили бы последние строчки стихотворения иерусалимской поэтессы Юлии Винер, чьи родственники погибли там и тогда:

«…родные ваши все пошли с дымом
а серебро никто не вернет»